banner banner banner
Бедный Михаил
Бедный Михаил
Оценить:
 Рейтинг: 0

Бедный Михаил

Бедный Михаил
Ланиус Андрей

Рассказ случайного попутчика о жутком преступлении может так заинтересовать слушателя, что тот, решая выяснить, где в этой истории правда, а где вымысел, начинает собственное расследование.

Ланиус Андрей

Бедный Михаил

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ОДНОМ КУПЕ

Глава первая. ПОПУТЧИК

Довелось мне недавно возвращаться в северную столицу из дальней командировки поездом. Был конец апреля, сезон белых ночей еще не начался, и наш скорый шел полупустым. Народ, впрочем, подсаживался, но большей частью в плацкартные и общие вагоны, так что к середине путешествия я по-прежнему находился в своем купе один, уже смирившись с мыслью о неодолимости дорожной скуки.

И тут появился он, мой попутчик.

Он вошел в купе вскоре после того, как поезд мягко тронулся от перрона небольшого райцентровского вокзальчика.

Это был молодой человек, стройный и худощавый, скорее, даже субтильный, что еще заметнее подчеркивал его коричневый, в крупную клетку пиджак с широкими плечами, бывший ему явно не по росту.

Молодой человек учащенно дышал, определенно запыхавшись под тяжестью средних размеров дорожной сумки, которую он бросил сейчас у двери. Его слабые, тонкие пальцы нервно подрагивали.

Я как можно приветливее улыбнулся попутчику, одновременно окинув его более внимательным взглядом.

У него была большая, несколько непропорциональная голова. Пышная черная шевелюра открывала высокий лоб. Карие глаза смотрели сквозь линзы дорогих очков с любезной предупредительностью. Усики над чуть оттопыренной верхней губой только-только начали пробиваться, бородка же и вовсе состояла из нескольких завивающихся волосков, но, несомненно, он давно уже вышел из юношеского возраста, относясь скорее к тому мужскому типу, представители которого сохраняют моложавость до преклонных лет. Мне показалось, что ему около тридцати. Но если бы он сказал, что ему 25 или, напротив, 35, то я бы не удивился ни в том, ни в другом случае.

В целом же попутчик внушал доверие и даже симпатию.

– Давайте знакомиться, – предложил я и по праву старшего первым протянул руку: – Владислав Иванович!

– Михаил! – Он вежливо склонил голову. – Просто Миша. – Ладонь у него была прохладная и влажная.

– Снимайте пиджак, Миша, – посоветовал я. – Наш проводник, похоже, пришел на железную дорогу из банщиков. Топит так, будто здесь не вагон, а сауна.

Он кивнул и посмотрел на верхнюю багажную полку, словно прикидывая, хватит ли у него сил, чтобы забросить туда сумку. Но, подумав, затолкал ее под столик. А пиджак так и не снял, хотя в купе было действительно жарко, и я сидел перед ним в майке.

Мне показалось, что он никак не может отдышаться, и я из лучших побуждений придвинул к нему полуторалитровую пластиковую бутылку пива, почти полную.

– Угощайтесь, Миша!

Он энергично замотал головой, заявив, что принципиально не употребляет спиртное, включая пиво, равно как и все прочие допинги. Затем пошарил в своей сумке и с таинственной улыбкой извлек из нее комплект дорожных шахмат.

– Не возражаете, Владислав Иванович?

– Если только скоротать время, Миша, – твердо ответил я. – Чую в вас сильного игрока. Вы вообще-то кто по профессии?

– Программист.

– Тогда вам и карты в руки!

– Нет-нет, шахматист из меня самый заурядный, уверяю вас! – принялся отнекиваться он. – Я даже теории не знаю. Просто люблю импровизировать… А вы где работаете, Владислав Иванович, если не секрет? – Последний вопрос прозвучал как бы невзначай, но я уловил в нем какой-то затаенный интерес.

– В экспедиции, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

– В научной?

– Отчасти. – Вообще-то, я не любитель говорить в дороге на производственные темы.

– Понятно… – Он снова кивнул, будто занося мой ответ в какой-то особый реестр.

Признаться, поначалу предложение Михаила сыграть с ним в шахматы несколько насторожило меня. Я достаточно опытный путешественник и имею представление о тех способах, с помощью которых ловкие ребята могут втянуть скучающего пассажира в игру “на интерес” и культурно ободрать его, как липку. Подчеркнуто безобидный имидж Михаила, между прочим, идеально подходил на роль такой вот «подсадной утки».

Но вскоре мои превентивные опасения рассеялись без следа. Попутчик совершенно не пытался усыпить мою бдительность тонко просчитанным проигрышем.

Шахматистом он был, конечно, сильным. Но не гроссмейстером. Он постоянно рисковал, пытаясь ценой ряда жертв завлечь главные силы соперника в безвыходную ловушку. Расчет иногда оправдывался, иногда нет. И уж тогда я не упускал своего шанса.

Общий счет, пожалуй, складывался в мою пользу, что, разумеется, ничуть меня не обольщало.

За игрой мы разговорились.

Михаил оказался интересным и умелым рассказчиком. Речь его журчала, как ручеек. Слова он выговаривал внятно, легко, вкусно, будто горох сыпал, паузы выдерживал в меру, не запинался и не повторялся, искусно владел интригой и умел поддерживать в слушателе, в данном случае – во мне, интерес к теме.

Вдобавок, как выяснилось, этот молодой человек обладал весьма обширными познаниями по части самых разнообразных сфер человеческой деятельности. Он играючи проводил парадоксальные параллели и аналогии, сыпал именами великих деятелей, датами, цитатами и ссылками.

– В древней Спарте многие годы правил царь Агесилай, – с многозначительным видом повел он одну из своих историй. (По правде говоря, для меня это имя оказалось в новинку.) – Но затем судьба повернулась к нему спиной, и бывший царь оказался на чужбине, став своего рода предводителем наемников. Однажды его с небольшим отрядом окружил в крепости враг, чье войско насчитывало свыше ста тысяч человек. В крепости не было никаких запасов – ни воды, ни пищи. Чтобы расправиться с ненавистным Агесилаем наверняка, враги повели вокруг городских стен в обе стороны глубокий ров. С каждым днем концы рва все ближе и ближе стремились друг к другу, грозя вскоре замкнуть кольцо и окончательно запереть осажденных, которые молились своим богам и уже готовились к смерти. Один только Агесилай с хитрой усмешкой поглядывал со стены на упорные труды своих врагов. А было ему, между прочим, на тот момент за восемьдесят. Завидным здоровьем, понятное дело, он тоже не отличался. Зато у него имелся хитрый план. И вот однажды в темную ночь Агесилай выстроил свое небольшое войско и обратился к нему с речью. Он объяснил, что враги собственноручно устранили опасность для осажденных, выкопав такой ров, что готовая его часть стала препятствием для них самих, лишая их численного превосходства в рукопашном бою. Оставшаяся же узкая перемычка позволяла вести сражение на равных условиях, не опасаясь за свои фланги. То есть, теперь исход сражения зависел исключительно от крепости духа и доблести воинов. Выслушав своего военачальника, солдаты воодушевились и ринулись на прорыв. Победа была полной! – голос Михаила звенел, глаза сверкали воодушевлением, будто парень сам готовился к некоему рискованному прорыву.

– Любопытная история, – отозвался я.

– Разве она не учит, что гибкий ум, опирающийся на смелый дух, всегда и везде, при любом стечении обстоятельств может восторжествовать над грубой физической силой, пусть даже имеющей многократный количественный перевес?! – воскликнул он, требовательно поглядывая на меня.

– Полагаю, этот спартанский царь был хорошим шахматистом, – предположил я. – Вот только не могу вспомнить: древние спартанцы знали про шахматы или нет?

Незаметно стемнело. Зажглось тусклое вагонное освещение.

Я невольно приметил, что с наступлением темноты Михаил как-то странно притих. Он вжался в угол, нахохлился, съежился, затаился в своем большеразмерном пиджаке, который он так и не снял. От предложения разделить со мной ужин он отказался. Отказался даже от чая. Весь его рацион за день составили пакет апельсинового сока и крохотное пирожное.

С каким-то тревожным блеском в глазах наблюдал он за моими приготовлениями к чаепитию, точнее, за движениями складного ножа, который я как раз раскрыл перед собой.

Я собирался отрезать кружок копченой колбасы, но тут вагон дернуло, и соскочившее лезвие ножа чиркнуло меня по пальцу. Ранка была пустяковая, но кровь всё же выступила – две-три капли.

Досадуя, я прижал к пальцу бумажную салфетку и направился к проводнику за пластырем. Уже на выходе мельком глянул на Михаила и обомлел. Я знал, конечно, что вид крови – своей или чужой – действует на некоторых людей гнетуще. Но Михаил прямо-таки находился на грани обморока. Я поспешил избавить парня от дискомфортного зрелища.

Когда через несколько минут я вернулся в купе, Михаил сидел на своей полке, вжавшись в угол.

– Вам больно? – покосился он на меня.

– Не о чем толковать, Миша. Обыкновенная царапина, для которой хватило кусочка пластыря.

Он дождался, пока я усядусь, затем выбрался из своего угла, слегка подавшись ко мне: