Аграфена и Триш бросились бежать. В потемках они не заметили тонкую бельевую веревку и тут же запутались в сохнувших на ней простынях. В белых развевающихся накидках они заметались по огороду, не видя дороги, потом столкнулись друг с другом и вместе упали на землю.
В попытке избавиться от простыней, оба резко вскочили, но тут же налетели на стеклянную стену теплицы и с грохотом ввалились в парник. Операция пошла не так, как планировалось, но все же они добились своего!
Девочка начала быстро рвать огурцы и запихивать их за пазуху. Триш все еще пытался выпутаться из облепившей его еще не высохшей простыни.
Староста и мадам Бина, наконец, сумели подняться.
– Привидения! – заорал староста, тыча пальцем в сторону парников.
– Воры! – завопила его жена.
Схватив наперевес метлу, она понеслась к теплице.
Аграфена в тот момент помогала другу выпутаться из его оков.
Заметив несущуюся к ней старуху, девочка резво бросилась прочь. Освобожденный Триш едва поспевал за ней, быстро перебирая своими длинными ногами. В мгновение ока они перемахнули через забор и рванули в сторону приюта.
Вдогонку им неслись гневные угрозы старосты и его жены.
Отбежав от деревни на порядочное расстояние, ребята углубились в пшеничные поля, окружавшие приютский холм, и только здесь, наконец, остановились, чтобы перевести дух.
Они повалились на землю и громко захохотали. Девочка смеялась так, что по ее щекам потекли слезы. Триш даже не мог говорить, только тихонько повизгивал.
– Фу! – выдохнула Аграфена, когда они немного успокоились. – Едва не попались.
– Ага, – согласился Триш. – Мне даже как-то есть расхотелось!
– Как это расхотелось? – возмутилась она в ответ. – Зря что ли столько стараний?!
Девочка вытряхнула из-под рубахи украденные огурцы и разделила добычу на две равные части. Затем пододвинула к Тришу его долю.
Они тут же приступили к трапезе, громко хрустя сочными овощами.
Приют грозно возвышался перед ними, почти сливаясь с темным небом. Здание строили, надстраивали и подстраивали не один десяток лет, поэтому сейчас оно напоминало башню из разноразмерных коробок, кое-как сваленных друг на друга. Казалось, это высокое несуразное строение давно должно было рухнуть, но каким-то чудом приют все же умудрялся держаться на вершине холма.
– Знаешь, о чем я иногда думаю? – спросила Аграфена.
– О чем?
– Каково это было бы, взобраться на крышу приюта и спрыгнуть с нее с раскрытым зонтиком?
Парень звонко расхохотался.
– Ну ты даешь!
– А что такого? Наверное, не я первая об этом подумала! – с легким возмущением сказала Аграфена, легонько пихнув друга в бок.
– Что-то мне не приходят в голову такие безумные идеи! – признался Триш.
– А меня вот посещают периодически, – задумчиво произнесла она.
Вдоволь насмеявшись и перекусив, ребята выбрались с поля и зашагали вверх по узкой тропинке. Копотун уже ушел с озера. Наверное, доел свои пирожки. Вот кому жилось в приюте сыто и вольготно! А вот Аграфене и Тришу совсем не хотелось возвращаться. Но что они могли поделать? Ошейники Эсселитов не давали им особой свободы передвижения.
Когда друзья уже почти подошли к ограде, окрестности сиротского приюта вдруг сотряс мощный вопль комендантши Коптильды, сопровождаемый громкими выстрелами двух ее любимых револьверов.
Аграфена и Триш испуганно переглянулись.
– Коптильда! – в ужасе прошептала девочка.
– Она вернулась раньше времени! – воскликнул Триш.
– И, наверное, узнала о нашем отсутствии!
Никогда еще они не неслись обратно в приют после подобной вылазки с такой скоростью!
Оба мгновенно протиснулись сквозь дыру в заборе, пересекли свалку металлолома, и с самыми ужасными предчувствиями вбежали во двор приюта, где как раз начиналось вечернее построение.
Глава вторая,
где Пима объедается вареньем, а Коптильда палит из револьверов
– Кто стащил мое земляничное варенье?! – заорала Коптильда, да так, что на заднем дворе Вельзевул чуть не упал в обморок, а по всей деревеньке Белая Грива разлаялись собаки.
Все шестьдесят воспитанников приюта как один вздрогнули от ужаса.
Аграфена и Триш успели влиться в толпу за несколько секунд до того, как комендантша выстроила детей в две шеренги и с грозным видом начала прохаживаться между рядов.
Коптильда, огромная грузная тетка, весом, должно быть, добрых две тонны, уперев руки в бока, пристально разглядывала своих подопечных, пытаясь определить виноватого.
Ее широкую грудь крест-накрест опоясывали патронташи, полностью набитые патронами, а на поясе висели два больших пистолета. В любой момент она мастерским движением могла извлечь их наружу и так же быстро убрать обратно в кобуры. Комендантша любовно называла их «господами револьверами» и не уставала повторять, что именно они не раз спасали ее жизнь во время гражданской войны двенадцать лет назад. Каждый воспитанник приюта знал почти наизусть легендарную историю о том, как Коптильда собственноручно из этих самых пистолетов уложила трех драконов. Правда, Аграфена отлично помнила, что раньше она рассказывала об одном чудовище. Через пару лет комендантша уже утверждала, что завалила двоих, а теперь вот убитых драконов вдруг стало трое. Такими темпами через пару лет, в списке застреленных окажется, наверное, уже с десяток этих гигантских чешуйчатых монстров!
– Вы, маленькие кусочки навоза, прекрасно знаете, как я люблю земляничное варенье! – орала Коптильда. – И знаете, что каждый раз в это время года Кухарка варит его для меня и ставит остудиться на кухонном окне! Так кто посмел похитить целую банку?! Что за наглый, испорченный обжора посмел посягнуть на неприкосновенное, стоило мне только отъехать на десять минут?!
Комендантша, стоявшая в этот момент спиной к детям, резко развернулась на каблуках своих огромных кожаных ботинок и подозрительно уставилась на Аграфену.
– Ты! – прорычала она. – Маленькая рыжая негодяйка! Это ведь твоих рук дело?!
Девочка растерянно замотала головой.
– Отвечай, пока с тобой не начал говорить господин револьвер! – Коптильда выхватила из кобуры один из своих пистолетов и сунула его дуло под нос Аграфене.
– Никак нет! – выпалила Аграфена, вытянувшись по стойке «смирно».
– Никак нет, кто?!
– Никак нет, ваше высокоблагородие! – Девочка почти не дышала.
Коптильда требовала от воспитанников, чтобы все обращались к ней, как к настоящему генералу. При этом комендантша не могла запомнить ни одного имени, поэтому кухарку она называла «Кухаркой», а детей вообще – первым, что приходило ей в голову. Помнила она лишь имена своего брата Копотуна, да единственного приютского учителя Федусея.
