– Все будет хорошо. Мы снова встретимся у Синих холмов, и дальше поедем вместе. Кроме меня и тебя никто больше не может ехать на Снежинке, она не подпустит чужого. Так нужно, Хенни.
Сигваль сказал – есть вероятность, что на дороге их будут ждать, особенно в лесу за Райной удобно устраивать засады, и под предлогом мести за принцессу попытаются напасть. Нужно ехать либо с хорошей охраной, брать много людей, либо попытаться обмануть. По крайней мере, пока они на бейонской земле. На своей – открыто напасть не решатся.
Сегодня ночью видели всадников, пересекавших реку выше по течению. Два десятка, не меньше.
«Люди моего отца?» – спросила Оливия.
Сигваль засмеялся, покачал головой. «Нет, думаю, моего». Сказал – предлог удобный, есть на кого свалить, тем более, что мотивов у Хеймонда и так предостаточно. Но Хеймонд вряд ли решится сам, разве что Дрой подсуетился, хочет отбить свое назад, по договору Остайну отходят Керольские земли, часть Верхнего Уивика и Серебряные ручьи.
Поэтому из лагеря они едут вместе с фуражирами, переодевшись простыми солдатами, в обход. Через поля к западу, и лишь потом через Райну, другой дорогой. Если все пойдет как надо, они потеряют лишь один день. И даже Оливию для этого переодели в мужскую одежду, спрятали волосы под шапку. Сигваль настоял на кольчуге и легкой куртке сверху – прикрыть, эти парни в доспехах не ездят. И теперь, в толстом стеганном поддоспешнике, во всем этом, с кучей железа на плечах, Оливия едва могла повернуться, было невыносимо жарко и неудобно. Но безопасность прежде всего. Бесполезно спорить. Три дня до Синих холмов, потом можно снять.
А вот солдат и Хенни переоденут в королевскую одежду. Хенни поедет на Снежинке, как принцесса, эта лошадь слишком заметна. И еще почти тридцать человек охраны. Если они попадут в засаду, бейонскому королю потом можно предъявить претензии.
Хенни рыдает, и ее вполне можно понять.
* * *
К концу дня все тело ломит с непривычки.
Если бы не болтовня и не песни Юна – она бы сошла с ума.
Нет, сначала они едут вместе с Сигвалем, рядом. И Сигваль даже пытается завести какой-то разговор, но ничего не выходит. И он сам не знает, что ему сказать, и Оливия не знает, что ответить. Не выходит. И молчание давит.
А потом к ним ближе подъезжает Юн и начинает самозабвенно трепаться о всякой ерунде… И даже Сигваль, кажется, улыбается, а потом, как-то незаметно, уходит в сторону, едет чуть позади, молча… Они с Юном снова едут вдвоем.
А на привале Юн поет песни. Он раздобыл лютню где-то в лагере, взял с собой, и теперь тихо поет. Проникновенно. Так, что забываешь обо всем.
И все это… Оливия старается не думать. Ничего не происходит, на самом деле. Ничего особенного. Но иногда становится немного не по себе.
А вечером они останавливаются у реки. Для Оливии ставят небольшую палатку.
И Юн…
– Сиг, разомнемся? – весело предлагает он.
Сигваль задумчиво смотрит на него, потом на Оливию, поджимает губы. Потом вздыхает.
– Хочешь покрасоваться? – устало спрашивает он.
Юн поводит плечами, и видно, как ему прямо не терпится. Но за этим что-то давнее и, пожалуй, привычное. Все хорошо
– Может быть. Давай, Сиг. Тебе тоже не помешает слегка попрыгать, а то сидишь, как сонная муха.
– Хорошо, – Сигваль окидывает его взглядом, поднимается на ноги. – Раздевайся только, не хочу порвать хорошую куртку.
– Пфф, ты сначала достань.
– Достану, – говорит Сигваль. – Пойдем вон туда, на полянку.
Оливия понимает, что замирает сердце.
Вдруг вспоминается, что по дороге сюда Сигваль убил Оддмара, как говорят, друга детства… И тут…
Хочется помешать.
– Сигваль! – пытается она.
Он поворачивается к ней, улыбается даже.
– Все хорошо, Оливия, – мягко говорит он, но почему-то от его голоса становится еще страшнее. – Это просто игра. Немного размяться, не более того.
Игра? Как далеко они могут зайти в своих играх?
Они идут на ту поляну, и Оливия за ними. Ее словно тянет, она не может остаться в стороне.
Юн не спеша снимает все, оставаясь голым по пояс. «Покрасоваться»… Он действительно хорош. Почти на голову выше Сигваля и куда красивее. Кудри цвета меда и ослепительно-голубые глаза, темные ресницы, благородные черты лица. Они, пожалуй, ровесники, но Юн выглядит… да нет, даже не моложе, сложно сказать, в чем дело. Просто иначе. У него широкие плечи и… вообще, Оливия начинает жутко краснеть, потому что никогда не приходилось видеть мужчин вот так… тем более близко…
Сигваль снимает кольчугу и куртку, оставаясь в рубашке, только подворачивает рукава.
– Ну что, давай? – говорит он, вытаскивает меч из ножен. – Оливия, чуть назад. Не бойся.
Она где-то слышала, что Юнас Баргайр – лучший клинок Остайна, ему нет равных.
И сейчас – он совершенно уверен в себе.
То, как он двигается – мягко, неторопливо, словно огромный кот. Как мышцы перекатываются под кожей, когда он легко поворачивает в руке клинок. То, с каким азартом блестят его глаза… Если «покрасоваться» – это именно то. Сейчас любая девушка бы влюбилась.
Сигваль слегка потягивается, поводит плечами. Сосредоточенно. Изящества в нем – ни на грош.
– Начали? – Юн небрежно делает выпад, даже не пытаясь сразу достать.
Сигваль лишь отклоняется в сторону.
Юн смеется.
Выпад… еще. Для него это игра, танец, не всерьез. Он даже слегка расслаблен…
Хорошо видно, что это не в полную силу, так, мальчишеские забавы, действительно только размяться. И Оливия уже почти готова выдохнуть с облегчением.
Только вот тут что-то происходит. Сигваль бросается в атаку стремительно.
Взаправду. Как в настоящем бою. Оливия вскрикивает, кажется, они сейчас убьют друг друга. Воздух взрывается от звона клинков. Все так быстро, что она не успевает понимать. Никакой красоты, никакого танца, не поединок даже, она видела не мало рыцарских поединков… а как на войне, жестко и грубо… И кто-то из них напряженно рычит, не разобрать. Удары такие, что кажется, могут разом снести дерево. И это страшно.
Быстро.
И вдруг резким финтом Сигваль выбивает меч у Юна из рук, сталь едва не ломается, с визгом… и тут же… кровь… две алые полосы на груди. И следующим ударом, сапогом под колено, Сигваль сбивает его с ног. Юн падает. Острие меча упирается в горло.
– Хватит? – хрипло спрашивает Сигваль. – Размялся?
