– Мне супротив тебя хвалиться особо нечем. Это ты у нас герой, – Александр кивнул на два ордена на кителе Петра. – А я пока наградами не обзавёлся, хотя без дела, понятно, не сижу.
– Кончай скромничать, братуха, – возразил Пётр. – Скажи лучше, что про свою работу распространяться не имеешь права, верно? Изобретаешь, как батя, и, верно, не игрушки?
– Не игрушки, – кивнул Александр. – Что до отца… Мы ведь все трое по его стопам пошли: ты – по одним, я – по другим, Колька – по третьим.
– Это да, – согласился Пётр. – Батя у нас – глыба! Нам всем скопом дай бог за ним угнаться. Кстати, что там Колька?
– Не поверишь, фиг бы его знал, – рассмеялся Александр. – Одним словом, разведчик!
В крохотной квартирке Александра зазвонил дверной звонок.
– Ждёшь кого? – спросил Пётр. – Может, Машаня?
– Нет, точно не она. Машаня в Москве, у Глеба. Они так и живут на два города: то она в Москву вырвется, то он в Питер нагрянет.
Когда в прихожей раздался знакомый голос, Пётр внутренне напрягся.
– Ну, здравствуй, пан майор!
В глазах вошедшего в комнату Николая Ежова-старшего плясали весёлые чертенята. Пётр облегчённо вздохнул: разноса не будет.
… – А какой мне был смысл тебе разнос устраивать? – чуть позже объяснял Николай. – Всё одно ведь ничего поправить нельзя. Я так и матери объяснил: контракт разорвать – огромная проблема, а когда ещё обе стороны, его заключившие, этого не хотят, так и вовсе невыполнимая.
– А она что? – со страхом в душе спросил Пётр.
– А что она? После того, как я ей твою позицию обрисовал: негоже, мол, командиру своих солдат бросать накануне боя, вроде, успокоилась. Приврал я, конечно, немного, но надо было тебя дурака выручать, а то мать совсем уж собралась к Холлеру на приём.
– А он что, в Москве?
– Бывает наездами. Ну, мать твоя и в Ставку бы поехать не постеснялась. Они с Надей Аллилуевой, после того, как вас с Васькой по госпиталям разложили, такую деятельность развернули, что любая медкомиссия при их виде в дрожь впадала.
– А что же вы с дядей Сосо их не урезонили? – спросил Пётр, одновременно отметив, что насчёт матери оказался прав.
– А ты свою Светлану урезонил? – спросил Николай, увидел, как разом помрачнел сын, понял, что попал в точку, и поспешил соскочить с темы: – Да есть у ваших мам своя правда. Раны-то вы себе не гвоздём, чай, проковыряли, в бою получили. Вон, Васька, до сих пор с тросточкой ходит.
– Я не Васька! – жёстко сказал Пётр.
– Не Васька, – кивнул отец. – В том смысле, что твоё увечье не так заметно. Потому ты на фронт и идёшь, коли так невмоготу…
… – Светик, а помнишь, что ты мне сказала, когда провожала на фронт в Екатеринбурге?
– Нашёл, чем попрекнуть! – зло сверкнула глазами Светлана. – Всё я помню, и повторила бы те слова вновь, когда бы ты Родину – нашу Родину! – защищать шёл. А так… Когда для тебя жизнь в окопе милее жены и ребёнка… Иди, конечно, коли решил, но знай: доброго напутствия от меня ты не дождёшься!
Договориться супругам не удалось. Пётр ушёл на вокзал, оставив рыдающую жену на руках у матери.
Ольге Матвеевне так и не удалось успокоить дочь. Слёзы перешли в истерику, потом начались роды. Ребёнок родился мёртвым…
19-март-42
РАЗВЕДЁНКА (ИГРА РАЗВЕДОК)
РЕКВИЕМ ДЛЯ ПУЛЕМЁТА С ОРКЕСТРОМ
Как ведут себя разведчики-нелегалы? Используют принцип хамелеона: главное – слиться со средой, и уж точно не пекут, запершись на все замки, картошку в камине…
Оберштурмфюрер СС Курт Раушер жил той же жизнью, что и большинство офицеров СД из окружения Гейдриха, разве старался не сильно выделяться, за что получил среди коллег прозвище Maus (мышонок), чему втайне был рад: постепенно забылось прежнее прозвище Малыш, которое, если сделать перевод на русский, до буквы совпадало с позывным союзного разведчика, майора ГБ Николая Ежова.
Но в этот вечер не выделиться оказалось крайне сложно. Виной тому был сегодняшний компаньон по расслабухе оберштурмбанфюрер СС Альфред Науйокс, который нынче буквально навязал своё общество Раушеру. От этого сильно отдавало сырным духом (если вспомнить про сыр и мышеловку), но Мышонок всё же рискнул сунуть в опасное место свой любопытный нос. Ему страшно хотелось узнать: что бы это значило? Ведь обычно Науйокс расслаблялся в обществе своего друга, обергруппенфюрера СС и шефа РСХА Рейхарда Гейдриха.
Впрочем, и этим вечером Науйокс почти не изменил своим правилам. Тот же престижный бордель, те же элитные проститутки, то же вино, вот только по ту сторону девочек не холеный Гейдрих, а серый малоприметный скромняга Раушер, всего лишь жалкая тень своего могущественного шефа. Изредка цепляя его взглядом, Науйокс никак не мог отделаться от мысли, что это ничтожество, которое он, можно сказать, своими руками поставил в один ряд с истинным сынами Ариев, теперь много ближе к Гейдриху, чем он сам. Как такое могло случиться? Помня, что истина в вине, Науйокс в этот вечер старался влить в себя как можно больше этого просветляющего ум напитка. И – о чудо! Он в один миг всё понял.
– Конечно, – саркастически хихикнул Науйокс, даже не замечая, что произносит мысли вслух, – они ведь оба полукровки, мой дорогой шеф и этот милый мальчик!
Науйокс потянулся, чтобы потрепать оберштурмфюрера по щеке, но тот легко уклонился от фамильярности. Быстро пробежав глазами по лицам проституток, Раушер понял, что для некоторых из них крамольная фраза оберштурмбанфюрера вовсе не осталась незамеченной. Решение пришло мгновенно. Раушер решительно поднялся с дивана:
– Вставай, Альфред, нам пора?
– А девочки? – запротестовал Науйокс.
– Девочки поедут с нами, – успокоил его Раушер. – Помогите оберштурмбанфюреру одеться и проводите нас, но только до машины! – негромко распорядился молодой офицер, одновременно протягивая несколько купюр девице, которая, он знал, была здесь за главную.
Усевшись на заднем сидении, Раушер втянул Науйокса в салон, с другой стороны его затолкали девицы. Видя, что ни одна ехать с ними не собирается Науйокс попытался схватить ближнюю, но та увернулась и поспешно захлопнула дверцу.
– Гони! – приказал Раушер водителю.
Привезя Науйокса к себе домой, Раушер с помощью шофёра дотащил бесчувственное тело до дивана, куда они его и бросили, потом пошёл проводить водителя до двери. Когда вернулся, Науйокс уже сидел и довольно осмысленно лупал глазами.
– Где это мы? – с трудом ворочая языком, поинтересовался он.
– У меня дома, – пояснил Раушер.
– Какого чёрта? – возмутился Науйокс.
– Такого, что ты напился, и девочкам стал неинтересен, – пожал плечами Раушер.
– Неправда! – Науйокс попытался встать с дивана, но успеха не добился. – Я не пьян!
Раушер посмотрел на него, сходил до буфета, вернулся с бутылкой и стаканом, поставил и то и другое на стол перед Науйоксом.
– Тогда вот!
Науйокс и не заметил, что пить ему предлагают в одиночестве, быстро наполнил стакан, выпил. Струйка жидкости пролилась на подбородок и оттуда попала на рубаху. Раушер брезгливо протянул ему безукоризненно чистый носовой платок:
– Возьми, утрись!
Науйокс вытер харю и отбросил платок в сторону. Неожиданно он произнёс фразу, почти не заплетаясь языком за буквы:
– Вот ты мне ответь. Почему, когда Науйокс ворует с кладбища плиту, чтобы скрыть факт, что бабушка одного большого начальника была еврейкой, или когда меняет документы в архиве, чтобы скрыть, что в жилах одного молодого поганца течёт польская кровь – он молодец. А когда Науйокс, пытаясь чуть-чуть подзаработать, продаёт, за неплохие, заметь, деньги, нескольким вонючим евреям фальшивые паспорта – он негодяй и изменник?
