– Повтори, что ты сказал? – Раушер шагнул к дивану, но Науйокс завалился набок и через минуту оглушительно храпел.
Следующее утро началось для Раушера с того, что он приводил Науйокса в чувство. Будь они в России – опохмелил бы в два счёта, там это веками отработанная процедура. Здесь, в Германии, пришлось повозиться. Но ничего, справился. Науйокс сидел на диване с непросохшими волосами и хмуро смотрел на Раушера.
– Ты почему не на службе?
– И это всё, что тебя в данный момент беспокоит? – саркастически усмехнулся Раушер. – Выходной сегодня, вот и не на службе. Только я никак не предполагал начать его с того, что придётся приводить в чувство одну бесчувственную свинью, которая к тому же наговорила накануне вечером минимум на выстрел в голову.
– И чего я такого вчера наговорил? – живо поинтересовался Науйокс. Видимо, хмель выбил у него из головы далеко не всё, он даже не отреагировал на то, что его назвали свиньёй.
Поскольку Раушер не испытывал чувства жалости к этому подонку, то всё выложил, и в красках. К концу рассказа Науйокс сидел, как оплёванный.
– Всё, мне конец, – потухшим голосом признался он. – Гейдрих такого не простит.
– То есть и про плиту, и про архив, и про паспорта – это всё правда? – уточнил Раушер.
– Плита, архив, всё это чушь, забудь! – поморщился Науйокс. – А вот паспорта… Ты думаешь, почему Гейдрих устроил мне вчера такой разнос?
– Шеф устроил тебе разнос? – искренне удивился Раушер. – Не слышал.
– Ещё услышишь, – успокоил его Науйокс.– Теперь мне грозит если не пуля, то Восточный фронт как минимум.
– А в Ваффен-СС ты не хочешь? – уточнил Раушер.
– Я не трус! – вспыхнул Науйокс и тут же утих: – Я готов подставлять голову под пули во славу Рейха, но не таким же глупым способом? Я специалист совсем в другой области, и Гейдрих это хорошо знает, но всё одно не простит.
– Может, ещё и простит, – попытался успокоить Науйокса Раушер.
– Нет, Курт. Если бы я вчера во время разноса простоял, опустив голову, может, всё и обошлось, а я дерзнул возразить.
Это в корне меняло дело. Подобного Гейдрих действительно не спускал никому. Раушер посмотрел на Науйокса с некоторым сочувствием.
– Тогда лучше фронт. Может и выживешь…
– Спасибо, утешил, – криво улыбнулся Науйокс.
**
Работой разведчика с позывным Малыш, начальник Первого главного управления КГБ генерал-лейтенант Бокий был доволен. Когда шла заброска агента, в его судьбе предполагали всякое, даже то, что Гейдрих отправит его к чёрту в пасть. Но о том, что глава РСХА сделает Малыша своим порученцем, никто и не мечтал. Так близко к секретам Рейха не подбирался ни один союзный разведчик. От Малыша специально не требовали добычи копий каких-то сверхсекретных документов, с лихвой хватало и тех, с которыми он сталкивался по роду службы. Плюс к этому наблюдательность и аналитический ум разведчика – вот вам и сверхценная информация.
И вот теперь сам Малыш предлагает всё это похерить. Бокий положил шифровку, над которой просидел весь последний час, в папку, и направил стопы в сторону приёмной председателя КГБ.
Если начальник Первого главка просит внеочередной аудиенций – прими его!
Ежов вчитывался в шифровку, но понять до конца её глубинного смысла так и не смог. Тогда он решил добавить к оперативной памяти ещё несколько терабайт, для чего принялся рассуждать вслух:
– Малыш просит разрешения на устранение Гейдриха. Зачем?
Бокий пожал плечами:
– Нет, если над ним «закапало», то у него есть право без согласования с Центром уйти по запасному варианту, я неправ?
– Прав, Николай Иванович, такое право у Малыша есть, – подтвердил Бокий.
– Тогда, скорее всего, закапало над кем-то другим, кому Малыш хочет помочь. Такое возможно?
– Как вариант. Почему нет? – поддержал идею Бокий.
– Вот в том-то и дело, что «как вариант», – вздохнул Ежов. – Нет, так мы ничего не решим. И обмениваться радиограммами тоже бессмысленно. Вот что: надо отправить к Малышу связника, срочно отправить! Он ведь торопит с ответом?
– Торопит, – кивнул Бокий. – Отправить-то отправить, но кого? Обычный связник для этого не годится. Для такого дела нужен ответственный работник аппарата, который на месте сумеет вникнуть в суть проблемы. Может посоветоваться со Львовым?
– А что? – встрепенулся Ежов. – Правильно мыслишь! К кому как не к твоему заместителю по Европе нам с этим обратиться?
– Тем более что звёздочек на погоне у него на одну больше.
– Ладно, не завидуй, – добродушно усмехнулся Ежов.
– Да я и не завидую. Разрешите отбыть в командировку?
– Куда это? – удивился Ежов.
– Как куда? В Стокгольм!
– Отставить! В Стокгольм скатаюсь я сам.
– Но это не по правилам, да и рискованно, – стал возражать Бокий.
– Если правила становятся помехой – их меняют, – усмехнулся Ежов. – Тебе ли это не знать? А что до риска… Ну какой может быть риск при поездке в гости к Львову, когда у него весь Стокгольм под колпаком?
На следующий день два респектабельных господина чинно прогуливались вдоль береговой линии.
– Замечательное поместье, господин барон! – похвалил Ежов, которого в таком одеянии и гриме узнать просто невозможно. – А воздух!
– Да, – улыбнулся седовласый красавец, – поместье что надо, особенно по части безопасности. Здесь птичка без моего ведома не чирикнет! – Уловив в мимолётном взгляде, которым наградил его собеседник, толику сомнения и даже беспокойства, барон Пётр Остенфальк, он же глава Европейского бюро Первого главного управления КГБ, генерал-полковник Львов поспешил успокоить старого друга: – Уверяю тебя, Коля, в моих словах нет и толики беспечности, одна констатация факта! Ну а уж тебе тем более нечего беспокоиться, тебя ведь в Швеции просто нет.
– Это точно, – усмехнулся Ежов. – Я сегодня весь день работаю в своём кабинете, а завтра, кстати, буду с утра проводить совещание.
– Успеешь! – беспечно отмахнулся Львов. – Самолёт дозаправлен, экипаж ждёт команды на вылет. Что касается твоего дела… Поехал бы на встречу с Николаем сам, но это вызовет подозрение. Барон Остенфальк, видишь ли, домосед. Но, – он лукаво стрельнул в сторону Ежова глазами, – можешь не беспокоиться. Отправлю к твоему парню сверхнадёжного связника, нашего общего, кстати, знакомца.
– И кого же это? – поинтересовался Ежов.
– Полковника Зверева помнишь?
**
В этот берлинский парк приходило много народа. И все они, прежде чем разбрестись по тенистым аллеям, подходили к пруду, чтобы покормить рыбок и посмотреть, как разные обнаглевшие пернатые на лету перехватывают не им предназначенную добычу. Для особого удобства любителей подобной забавы было оборудовано несколько мостков. Дождавшись пока нужный мосток освободиться, на него зашёл Курт Раушер. И сразу же вход ненавязчиво, но плотно заблокировали два дюжих молодца, как бы и невзначай. Если и были желающие туда пройти, то в силу природной стеснительности не решались прерывать дружескую беседу двух жизнерадостных людей. Хотя нет, один такой нашёлся и его, представьте, пропустили. И всё! Больше двух человек мосток не вмещал.
Пожилой господин, разместившись рядом с Раушером, достал пакет с кормом и принялся увлечённо кормить рыб и птиц. Произнеся пароль, он перешёл на русский язык:
