– Не хочу слышать об этом! Поняла? Чтоб никогда больше!
Она вышагивала взад-вперед, седые пряди падали ей на лицо, и она без перехода грозно спрашивала:
– Гребень мой где? Ты спрятала!
Ущипнув Настю за плечо, мать ушла в дом, шумно хлопнув дверью.
Настя налила себе холодный кофе и расплакалась.
В следующую смену поднять трамвай в небо не удалось. Толпе зевак, собравшейся внизу, осталось только ругать сетевые фейки и глупость журналистов.
За дверью проходной Настю снова ждал черный пес.
– Ну, чего тебе нужно? – буркнула девушка, почти не взглянув на него.
– Наконец-то, – хрипло отозвался пес.
Настя вздрогнула, посмотрела внимательней. Он шел рядом и тоже смотрел на нее.
– Еще и рехнулась, – пробормотала Настя.
– Не рехнулась, – возразил пес, – я в самом деле разговариваю.
– Не бывает говорящих собак!
– И летающих трамваев – тоже…
Она остановилась, скрестила руки на груди.
– Ладно. Допустим. И что ты хочешь?
– Проводить тебя кое-куда.
Настя задумчиво смотрела на него, потом оглянулась на дверь проходной.
– Не бойся, не обижу, – пообещал пес, – я же не человек.
– Ладно. Но если что, – девушка порылась в сумочке и достала флакон с водой, – у меня – вот. Перцовый!
– Не пригодится. Идем, – и он молча побежал впереди.
Они шли по липовой аллее, чуть погодя свернули в сторону и вышли за пределы города. Асфальтовая дорога отделяла редкие домики от широкого поля. Посреди дороги стояла большая лужа. Внутри нее плыли рваные облака и летали птицы. Пес легко перескочил на другую сторону.
– Ты не отразился! – Настя отпрянула. – Я дальше не пойду…
И вдруг увидела в поле мужскую фигуру. Что-то было в ней знакомое, а что – уловить не получалось. Завидев собаку и девушку, мужчина приблизился. Подозвал пса – тот радостно понесся галопом.
– Молодец, Томас! Привел, все-таки, – и козырнул Насте, – здравствуй, дочка!
– Папа? – Настя шагнула прямо в лужу; с губ сорвался вопрос, на который никогда не находилось ответа, – почему ты ушел?
Отец подошел, протянул жилистую руку:
– Пойдем, поговорим.
Настя перебралась через лужу, и отец повел ее на другую сторону поля. Томас бежал рядом. Девушка исподтишка посматривала на отца: он не изменился, если память ее не обманывала. Даже волосы не поседели.
На краю поля замаячили темные оградки.
– Зачем туда? – спохватилась Настя.
– Потерпи немного, все поймешь, – отец приобнял ее.
Они пробрались узкими проходами между оградками и остановились у заросшего васильками холмика с надгробной плитой. Фотография на металлической табличке сильно выцвела, но взгляд и улыбку Настя узнала. Побледнела, перевела взгляд на отца, стоящего перед ней. Живого.
– Мама поначалу приходила, плакала. Укоряла, что обещал всю жизнь быть рядом. Так и не простила. Потом и приходить перестала.
– Не может быть, – шептала Настя, – получается, ты нас не бросал. Получается – тебя нет? – она вцепилась в оградку.
– Получается, – отец взял ее за руку, смахнул с ладошки приставшие кусочки облупившейся краски. – Дочка, ты ее прости. На себе это не тащи. Не трамвайчик же – не сойдешь.
– Один – мертвый, другой – ненастоящий…
Настя стояла между двух отцов, которых не было. Выдернула руку из отцовской ладони и зашагала прочь.
– Я провожу, – подал голос пес.
Отец кивнул.
Выйдя с кладбища, Настя обернулась. Отец смотрел ей вслед. Улыбнувшись, он поднес руку к виску:
– Прощай, дочка!
– Спасибо, папа, – шепнула она и повторила жест. Пес проводил ее к дороге, боднул на прощание широким лбом и убежал назад.
Войдя во двор Настя пулей пронеслась мимо матери, стоящей с секатором над розами, влетела в дом, в материнскую спальню, бухнулась на колени и вытащила из-под кровати коробку. Вывернула на пол содержимое: бумаги, справки, гарантийные талоны. Переворошила все – вот оно!
Вошла возмущенная мать.
– Что это?! – рявкнула Настя.
Мать посерела лицом:
– Как ты смеешь?
– Смею! Ты как смела?! Врунья! – она встала и нависла над матерью.
– Разве я врала? – мать прислонилась к косяку. – Он был всем. Всем! И ушел!
