– Что-о?!!
– Что слышал. Не знаю, правда, отдаёт ли она себе отчёт в этом страхе. И есть ещё один страх. Страх, что, узнав правду о прошлом Агаты, люди отвернутся от неё. Здесь, на Закате, где во главу угла ставится способность выживать, она не могла проверить свои предположения. Жива? Умница. Как ухитрилась? Без разницы. Всё равно молодчина. Но Закат – это далеко не весь мир. И сегодня она посмотрела в лицо своему страху, рассказав этому молодому человеку, каким образом выжила. Как он, к слову сказать, отреагировал?
– Агата говорит – окаменел, – проворчал Варфоломей.
– Ну, это естественно. А потом?
– Потом она ушла.
– А вот это – зря. Ну да ладно. Что-то мне подсказывает, что, когда господин фон Строффе переварит информацию, эффект будет совсем не тот, какого ожидает Агата. Хотя… знаешь, я могу предполагать, чего она ожидает от этого парня, но даже близко не подберусь к тому, чего она ожидает от себя. Она и сама-то ещё к этому не подобралась, по-моему.
– Ты идиот, братан. Спорить будешь?
В голове Алекса фон Строффе было пусто и гулко. Очень хотелось пить. А вот вести серьёзные разговоры не хотелось совершенно. И встал он напрасно, не стоило этого делать. Вот только лежать, уставившись в потолок, тоже уже никаких сил не было.
– Эээ… глубокая мысль. И чем вызвана, хотелось бы узнать… до того, как выдвигать контраргументы, – попробовал Алекс смягчить ситуацию. Ведь далеко не каждый день человек, с которым столько всего пройдено, вламывается к тебе в каюту со столь безапелляционным заявлением.
– Чем вызвана? – Ричард Райт прошел внутрь, дошагал до стола и оперся на него той частью тела, которая уже не спина, но ещё не ноги. – Да как минимум тем, что я имею неудовольствие опять наблюдать твою рожу в состоянии немаленькой задумчивости. И дело вовсе даже не в похмелье. Или не только в нём. Давай-ка начистоту – лирика по голове проехала?
– В каком смысле? – на всякий случай пилот решил «включить дурака», по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, что именно не нравится другу.
– Да в прямом, – Райт достал из кармана пачку сигарет, закурил, выпустив клуб дыма в потолок. – Ты вчера с докторшей пообщался, да? И именно после этого явился на борт с литровой бутылкой вискаря, уже ополовиненной. Стало быть, она тебя отшила. А учитывая, какой ты у нас милашка и обаяшка, то тебя не просто отшили. Тебе сообщили, что ты прелесть, но ничего не получится. Я прав?
– Нет! – выпалил фон Строффе и тут же пожалел об этом. Собственный вопль ввинтился в мозг раскалённым сверлом. – Ни хрена ты не прав, и с чего ты вообще это взял?
– Бутылка – вон стоит, – обстоятельно начал Райт. – И раз в ней не хватает чуть больше половины, значит, эту половину ты выпил снаружи. Внутри ты пить в одиночку не стал бы, а пока шёл до борта, под шаг, мог выхлестать только в путь. Между прочим, я тебе даже могу сказать, откуда ты шёл – поскольку скорость твоего пития мне ещё с Патруля известна. И вряд ли что-то изменилось за последние двести с небольшим лет.
Навигатор невесело хохотнул и продолжил:
– А поскольку надраться ты мог исключительно по причине неудавшейся лирики, а интересовался крайнее время только докторшей Агатой, то всё с тобой ясно.
– Дик, а тебе не кажется, что ты суешь нос в мою жизнь? В мою личную жизнь, которая тебя никак не касается! И не имеешь на это никакого права, черт побери!
– Да ну? – в голосе Райта отчётливо доминировали нотки издевки. – Не касается? В прошлый раз твоя личная жизнь, которая «никого не касается», нас на двести лет в ловушку загнала! Не знаю, как у тебя, а у меня до сих пор каждый позвонок и все ребра болят от такого «никого не касается!».
– А вот это, мистер Райт, с вашей стороны подлость! – голос пилота звенел, как струна. Намёк на попытку срубить кучу призовых, дабы быть достойным такой чудесной невесты, как мисс Валлис, что и привело к двухвековому пребыванию в заморозке, никакого удовольствия Алексу не доставил. – Будьте любезны немедленно извиниться, в противном случае разговор закончен.
– А пошел бы ты, мистер фон Строффе… в холодный душ. Остынешь – так, глядишь, с тобой разговаривать можно будет. А то влюбленному мудаку что-либо втолковывать – абсолютно бесполезное занятие, – парировал навигатор.
– Что-о?! – взревел фон Строффе и рванулся в сторону собеседника. Зря, кстати, рванулся, потому что, несмотря на хорошую подготовку, ничего ему в рукопашной против Райта не светило. Ни двести лет назад, ни сейчас. Что и подтвердилось в следующее мгновение – пока Алекс набирал скорость, Дик просто сместился чуть левее линии атаки и встретил друга качественным крюком под дых.
Результат был закономерен. Пилот оказался на полу, задыхающийся, но уже не такой взбешенный. А навигатор опять занял прежнюю позицию и продолжил говорить как ни в чем не бывало.
– Так вот, братан, ты идиот. С чего я, собственно, и начал. Ты ещё не перерос миропонимание типа «я полетаю, а она подождёт»? Так, к слову, докторша ведь тоже член экипажа. Другого корабля, что характерно. И что должно было произойти в том случае, если бы ты всё же получил взаимность своих претензий? Очередная романтическая история? Нам не нужен ещё один медик. Второй пилот на «Твари» тоже не нужен, там и одного-то много. Или ты бы списался с корабля на грунт? Не списался бы, и мы оба это прекрасно знаем. Ты только что прожил год на грунте. Тебе, если я ничего не путаю, не понравилось. И нет никаких оснований предполагать, что хоть что-то изменилось. А ей что следовало бы сделать? Ждать тебя? Где, зачем и, самое главное, с какой стати?
Райт глубоко затянулся, неспешно выпустил дым куда-то поверх головы фон Строффе и продолжил со всё той же, бесящей Алекса, обстоятельностью:
– Стало быть, в случае, если на твои притязания отвечают взаимностью – ты в заднице. Но, до кучи, это ещё не всё. Ты не задумывался, что она просто не для тебя? Когда ты решишь, что пришла пора осемейниться и списаться – найди себе ту, для которой ты будешь всем. То есть и мужчиной, и учителем, и смыслом. Не надо западать на женщин, для которых ты таковыми не являешься. Поскольку характер у тебя не тот, Алекс, совершенно не тот. Она, доктор Агата, в некоторых вопросах гораздо сильнее тебя, имел я возможность с ней пообщаться, пока со Статуса летели, а ты в отрубе валялся. И переварит тебя эта, не спорю, милая женщина, со всеми твоими костями, потрохами и душевными терзаниями, если это ей будет нужно, в любой момент. Парень, пойми, она мне нравится, и я благодарен ей за тушку твою непутёвую; я сейчас не против госпожи Ставриной, я – за тебя. Кто ты для неё? Легенда из прошлого? Парняга-симпатяга из дружественного экипажа? Не парь мозги, братан, ни себе, ни ей. Нет, не хочу и не пойду, я ещё не закончил, помолчи и послушай. Ты – это один расклад, докторша – совершенно другой. Она не способна смотреть на тебя, как на ВСЁ, понимаешь? По определению не способна. И никогда ВСЕМ ты для неё не будешь. Потому что ей не нужен мужик, который был бы для неё всем, просто не нужен. Эта дама самодостаточна, как петля Мёбиуса, – Ричард фыркнул, закурил ещё одну сигарету, стряхивая пепел на пол, и веско закончил:
– И будешь ты, мистер пилот, либо душу себе рвать на лоскутки-тряпочки в очередном рейсе (а это крайне плохо заканчивается), либо пить запоем. Что ничем не лучше. Поэтому, братан, ты – И-ДИ-ОТ! Понял теперь?
– Чо ты в политики не пошёл, Дик? – хмуро осведомился фон Строффе, поднимаясь на ноги и поправляя комбинезон. – Из тебя получился бы прекрасный оратор. Вещаешь, как с экрана. Зачем? Чего ты хочешь добиться?
– Да только того, чтоб у тебя не фестиваль «играй, гормон» в голове царил, а мысли. Логика. Сила того самого Алекса фон Строффе, за которым я в своё время и пошел. Понял?
– Нет, – всё так же хмуро отрезал пилот. – И вообще, Райт, иди отсюда. Мне подумать надо и выспаться. Или проспаться. В общем, потом договорим, при случае.
Ричард Райт тяжело вздохнул, покачал головой, открыл бутылку с виски, стоявшую на столе, бросил в нее свою недокуренную сигарету и вышел. Черт с ним, с Алексом, хочет маяться – пускай мается. Только лучше пускай мается на трезвую голову, романтик хренов.
И когда проспавшийся-таки Алекс фон Строффе вознамерился нанести ещё один визит дружественному экипажу, но обнаружил только пустой посадочный квадрат, Дик даже не подумал делать вид, что огорчился.
До орбиты Заката «Бистяра» добрался без приключений. Да, конечно, пока корабль поднимался, Варфоломею было не до разговоров: смена сезонов давала атмосферные эффекты настолько опасные, что отвлечься хотя бы на секунду означало в лучшем случае потерять скорость. В худшем же… а командир (охренеть!) собирался садиться сам! Он бы ещё взлететь сам попробовал – на своём птенчике! Конечно, у «птенчика» было теперь целых два «сердца», и оба – «Жар-Птицы», не что-нибудь. Но реакторы – реакторами, а курсовая устойчивость разговор отдельный. Да и пилот из командира… эх, не будем о грустном.
Надо, однако, отдать должное Семьям Вересовых и Лихаревых – яхточка получилась даже и по закатским меркам вполне приличная. Особенно ежели сроки учитывать. Впрочем, для того денежки и придуманы, чего уж там.
Хотя далеко не всё и далеко не всегда решается деньгами. К примеру, задержка с постройкой нового «Ревеля» была обусловлена не столько ограниченностью Заславского в средствах, сколько политической обстановкой. Что средства? Весьма оправдавшие себя за пару сотен лет вложения Алекса фон Строффе и Ричарда Райта, которые те недрогнувшей рукой бросили в общий котел, финансовую проблему сводили к нулю. Но чтобы выполнить безапелляционные требования Аскерова по части оборудования, закатским верфям пришлось изрядно покрутиться.
Спускать лестианам захват нескольких планет Человечество совершенно не собиралось. А имперские двигательные установки считались лучшими не только с точки зрения Леона и обнаглевшего ИскИна. Так что получение новых движков в то время, когда всё, что не использовалось собственным флотом, уходило по договорам союзникам, было задачей нетривиальной.
Справиться – справились, конечно, но времени ушло куда больше, чем предполагалось изначально. Хотя в итоге получилась сущая конфетка. Чего стоило только оборудование невидимости, срисованное мастерами Заката с «Бистяры».
На яхте его, кстати, установить не удалось, пришлось выбирать между оружием и маскировкой. И выбор был сделан в пользу активной безопасности, пассивную же принесли в жертву. А что делать?
Броню менять полностью не стали – время поджимало. Но второй слой натянули, что в сочетании с дополнительными ребрами жесткости увеличило живучесть процентов на тридцать.
Орудийные системы подключили к реакторам и работать они должны – вернее, будут – как часы. Разумеется, задекларированы и «Плеть», и «Кулак», и «Гром» со «Слезами» были исключительно как противометеоритное оборудование – ну так на то и «Кокон».
Называли эту информационную подставу везде по-разному. Где-то попросту «дурилкой», где-то – высокопарно – «покрывалом», но суть была одна.
Уже давно определение характеристик корабля было исключительно аппаратным. На входе в обитаемую систему любой борт получал автоматический запрос систем слежения и автоматически же на него отвечал. Вот тут-то и наступал черед подключаемого по личной команде командира «кокона». И тупая автоматика – а где взять время на подготовку спецов-людей и средства на их содержание? – принимала и обрабатывала информацию о прибытии мирного гражданского судна. Снабженного пресловутыми «противометеоритными орудиями» в количестве, кратном, как правило, двум. Верхней и нижней полусферы.
Поделки большинства Вольных Миров могли обмануть разве что гражданские службы космопортов. Впрочем, в подавляющем большинстве ситуаций хватало и этого, потому что судебно-вменяемые владельцы кораблей с космопортами не воевали. Сработанные в Империи «дурилки» вводили в заблуждение уже станции системной защиты. Закатские «коконы» легко и непринужденно сбивали с толку даже имперские крейсера. Просто так. На всякий случай. Воевать с империей никто не собирался, но… но.
Паранойя изначально была и до сих пор оставалась не болезнью Заката, а общепринятым образом мыслей и действий, поэтому «коконы» штатно ставились на все корабли. Береженого и Бог бережет. Мало ли что?
А уж Дмитрию-то Деснице поставили наилучший вариант из всех возможных, такой же, какой имелся на «Sunset Beast». И денег запросили самую малость: себестоимость, не более. Кондрат Вересов на память покамест не жаловался, даже и не думая забывать, кто выдернул его с захваченной Волги.
В общем, с точки зрения состояния яхты, в данный момент надежно запертой в трюме, всё было путем. А вот что касается настроения командира…
– Отца убили, – глухо проговорил Десница, когда управляемый автопилотом «Бистяра» неторопливо и плавно набирал инерцию перед входом в гипертуннель. – Сомнений никаких. И предположений, кто конкретно подсунул ему «лекарство» – тоже. Но вот почему это было сделано, я себе плюс-минус представляю. А когда знаешь – «почему», уже несколько проще ответить на вопросы «где?» и, соответственно, «куда?».
– И куда же? – Платина предпочитал по большей части помалкивать, но сейчас ему нужно было считать курс.
– Триангл. Знаешь, где это? – командир по-прежнему глядел прямо перед собой.
– Найдём, делов-то. Агать, сваргань кофейку.
Девушка кивнула, выскользнула из рубки и вскоре вернулась с тремя стаканчиками. Всё было почти как при первом старте на Волге, разве что сестрёнка явно ещё не отошла после неудачного свидания. Ничего, срастётся. Перемелется – мука будет. А Алексу фон Строффе Платина ещё рёбра пересчитает при случае. Обязательно пересчитает. Чтобы не расстраивал.
