– Нет. Мне так не кажется. Тут дело не в играх. Дело в чём-то другом.
Рамзи озадаченно прищуривается, глядя на меня.
– Ты ей не доверяешь? – спрашивает он.
Я раздумываю над этим.
Не доверяй тому, кто не любит собак.
Доктор Преториус нормально отнеслась к мистеру Мэшу. Точно нельзя сказать, что он ей не понравился. Она даже вытерпела его запашок. (Он устроил в зале управления то, что папа называет «настоящей газовой атакой», а она притворилась, что не заметила. Это было мило с её стороны.)
С другой стороны, мы познакомились с ней только утром, а она уже взяла с нас обещание молчать.
– Не знаю, – в конце концов говорю я Рамзи. – Но она явно что-то затевает.
– Ну, – отвечает он, – так давай выясним. Завтра в то же время. Это будет приключение.
Я улыбаюсь ему.
– Ладно.
Значит, решено. Мы доверяем ей – пока что.
И все сумасшедшие учёные сумасшедшие не просто так. Верно?
Глава 9
Следующие несколько недель вечера после школы с доктором Преториус становятся нам даже привычными. Она никогда не звонит по телефону, и мы никак не можем с ней связаться, кроме как постучать в дверь молотком в виде волчьей головы в заранее назначенные день и время. Это всё очень «олдскульно», как с неприкрытым восторгом говорит Рамзи.
Внутри мы иногда тестируем новую среду МСВР. А иногда просто торчим в зале управления, заворожённо наблюдая, как пожилая леди программирует свой компьютер, чтобы он создавал новые миры, которые мы сможем исследовать.
Один раз у меня после тестирования болела голова, но недолго. И у Рамзи тоже. Доктор Преториус, кажется, не очень-то обеспокоилась и просто выдала нам по таблетке парацетамола.
(Кстати, под синим брезентом действительно оказался коптер-дрон. Как-то раз мы увидели его неприкрытым: одноместное сиденье в центре десяти реек, к каждой из которых прикреплены лопасти винта. Он явно самодельный: из него торчат провода, и сварка неровная, и одна часть обшивки под сиденьем сделана из согнутой крышки от жестяной банки из-под печенья МакВитис. Доктор Преториус заметила, что я пялюсь, и сказала: «Ага. Это мой следующий проект. И работает на солнечной энергии: неограниченная дальность».)
И всё время, пока мы внутри Купола, доктор Преториус продолжает напоминать нам, что мы «ещё ничего толком не видели». Что скоро она устроит Большой Эксперимент, но в чём он заключается, не скажет. Однако не выдали ли мы тайны, она то и дело проверяет, бросая что-то вроде:
– Никто не знает, ага? Вы двое – мои сообщники!
– Мы единственные трое людей, которые знают об этом – вот это шик!
И если всё это звучит немного зловеще, когда я об этом пишу, то на деле оно таковым не кажется. Как говорит Рамзи – так часто, что теперь это немного раздражает, если честно – для нас это огромное приключение.
Чтобы посещать доктора Преториус, нам приходится обманывать, чего я не люблю – но, как оказалось, мне не приходится собственно врать:
1. Я часто хожу в Сент-Вуф, плюс я староста в библиотеке, так что, бывает, задерживаюсь в школе.
2. Джессика нынче целыми днями пропадает на работе и до сих пор никогда не обращала внимания, что там у меня в школе.
3. Клем сдаёт экзамены и выбирается из своей Подростковой Пещеры, только чтобы выгрузить чайные чашки в раковину, так что он никогда ни о чём не спрашивает.
4. А папа – папа просто счастлив, если я счастлива. А я счастлива, значит – ура!
Рамзи приходится потруднее. Дело не в его папе: он водит грузовик и большую часть времени пропадает в разъездах. Дело в его жутковатой тётушке Нуш, с которой я виделась лишь раз. Она присматривает за Рамзи и двумя его младшими братьями и почти не говорит по-английски. Она суперстрогая. Рамзи приходится много врать. Обычно он говорит, что остаётся на дополнительные занятия.
– Рамзи, тебе всего десять. В школе нет никаких «дополнительных занятий».
Уроки закончились, и мы идём в магазинчик на углу. Школьные шорты Рамзи трепещут на ветру. Он выглядит немного пристыженно.
– Знаю, но она же не позвонит в школу и не проверит, так? Она и поздороваться-то едва ли сумеет. В общем – ты моя напарница. Просто чтоб ты знала.
– Вот спасибо! Значит, теперь ты меня в своё враньё втягиваешь?
– У меня нет выбора, Джорджи! Моя тётушка – это кошмар какой-то. Она меня заставляла GPS-трекер носить, пока я будто бы случайно его не сломал. Она бы его мне на телефон установила, если бы он не был таким ископаемым. – Он демонстрирует свой древний простенький телефон, который выглядит так, будто оказался тут прямиком из девяностых.
Мы уже дошли до магазина – его хозяин, Норман Два-ребёнка, подметает тротуар. Он сверлит нас взглядом и идёт за нами внутрь. (Он всех сверлит взглядом, не только нас. И Норман Два-ребёнка – не настоящее его имя. Просто все его так зовут из-за правила, что в его магазин могут войти не больше двух школьников разом: вдруг будут конфеты воровать или ещё что-нибудь. Он всегда кричит: «Норма – два рэбёнка за раз!» высоким голосом с сильным акцентом – мы никак не поймём каким.)
Рамзи пополняет баланс на телефоне, расплачиваясь пригоршней монет, при виде которой Норман что-то недовольно бурчит себе под нос.
Мне всегда немного жаль Рамзи. Наверное, всё дело в его огромных щенячьих глазах, и зубах, и ушах, и… что ж. Особо не думая, я снимаю свой значок библиотечного старосты и вручаю ему.
– Вот. Можешь сказать, что ты тоже в Библиотечном Совете. Хорошее оправдание для опозданий.
Он улыбается, демонстрируя кроличьи зубы.
– Спасибо, напарница!
– Только смотри, чтоб мистер Спрингэм его не увидел.
Рамзи прикалывает значок к своей выцветшей школьной рубашке.
– Давай не будем забывать, – говорит он, – что доктор Преториус пожилая и одинокая! Так что мы занимаемся благотворительностью! – и это полностью освобождает меня от остатков вины.
Мы направляемся в Испанский Город, как обычно.
Мы идём в Купол, как обычно, и доктор Преториус сидит за компьютером, как обычно.
Мы играем в игру в виртуальной реальности, как обычно.
Но потом, когда мы снимаем шлемы, доктор Преториус говорит кое-что необычное.
– Полагаю, вам интересно, что я такое затеваю, а?
Мы таращимся на неё. Конечно, нам интересно. Но никто из нас не может придумать, что спросить.
Она напоследок решительно клацает по клавиатуре, запуская визуализацию огромной римской арены с гладиаторами и колесницами, а потом разворачивается на кресле и пристально смотрит на нас.
В последующей тишине, пока мы ждём, что она скажет, я рассматриваю её старое, морщинистое лицо. Её небесно-голубые глаза пронзительные и чарующие, как и всегда, но её кожа кажется бледнее и серее, и я немедленно понимаю, что она имеет в виду, когда заходится кашлем и говорит:
