Сейла спросила уЮны, Светланы и даже у Лари, но никто не знал этого имени. Странно, думала она, и опять это теплое чувство, вроде и не воспоминание, но оно там, в груди, что-то не давало покоя.
Он пришел к ней ночью, почему-то знала, что придет сегодня. Сейла выключила свет, задернула плотно шторы, знала, что ничего не увидит, поэтому и нечего смотреть.
Почему рассвет наступил так рано. Она жалась к нему и знала, что это ее Конн. Что произошло ночью? Она старалась вспомнить, как чувствовала его руки, как вдруг все пропадало, и уже лежала, а после сама тянулась в пустоту.
Мысли путались. Иногда Сейла пугалась себя, забывала имя, холодела, а после вдруг вспоминала Джека, собаку, что им отдали на передержку, а после забрали. Сейла вспомнила, как он ее отчитал там в метро. Почему она забыла? Он ведь ее муж, где он сейчас?
Она боялась рассвета, боялась, что опять останется одна в пустой постели. Слабый луч протиснулся среди штор и лег розовым пятном на стену. Казалось, он был таким ярким, что резал глаза. Сейла зажмурилась, провела рукой по его груди, а после осторожно открыла глаза.
Ее Конни лежал рядом, он не спал, его взгляд был направлен на нее. Она улыбнулась, потянулась к нему и сама сладко поцеловала. Что это было? Почему они пропали друг для друга? Они долго лежали и тихо, боясь спугнуть свои видения, говорили.
Сейла была все такой же юной, как и пять лет назад, а он такой же веселый как в тот день, когда решил пригласить ее покататься на велосипедах. Теперь они видели друг друга, она стала слышать, что он говорит, вот только Конна не видели ее подружки, но это было уже не важно. Сейла вернулась к нему.
6
Он шел по обшарпанному подъезду, поднялся на скрипучем лифте. Опять этот сбой в его мозгу, опять он сходит с ума. Конни знал, что увидит дома его покосившийся диван и грязную постель. Но там Сейла, он быстро открывает дверь и…
– Здравствуй, милый. – Каким-то скрипучим голосом к нему обращается худая седоволосая женщина.
Конн замирает на месте и с ужасом смотрит на незнакомку.
– Кто вы? – похолодел от мысли.
– Милый, у нас гости.
– Сейла? – ему это далось с трудом.
– Да, присаживайся, я сейчас налью вина.
Горгона отошла, взяла со стола графин, в котором уже как год не меняли воду, налила его в серый стакан и протянула ему.
– Спасибо, – еле выдавил он из себя.
– Здравствуйте, мы с ЦПУ.
Руки стали свинцовыми, Конн с трудом поставил стакан на журнальный столик, на котором были накарябаны неприличные слова.
– Вам надлежит пройти «осознания». Вы готовы?
Зачем они спрашивают, я готов на все, думал Конн, протягивая вперед руки, на которые тут же защелкнулись наручники. Он ушел, не проронив ни слова, даже не оглянувшись на это странную женщину. Неужели она его Сейла? Неужели он и правда сошел с ума?
Машина уехала, оставив молодую девушку совсем одну. Она села на мягкий диван, закуталась пледом и стала просто ждать возвращения своего мужа.
Тук-тук.
– Сейла, я немного задержался на работе, мне надо было… – Но Конн не успел договорить, как его тут же обняла очаровательная девушка.
Волшебная пыльца
Если вы сможете найти путь без каких-то препятствий, он, вероятно, никуда не ведет.
Она как-то ужасно выла, будто по телевизору показывали фильм ужасов. Обнаженная женщина затряслась в агонии, сухие пальцы растопырились, пытаясь схватить пустоту, а глаза… Они просто провалились, словно на полу валялась мумия. Она еще минут пять хрипела, скребла ногтями по полу, а кот, привыкший к подобному зрелищу, просто довольно растянулся на диване, свесив пушистый хвост и прищурившись от яркого солнца, зажмурил глаза.
Пяточек, величиной не более ноготка на мизинце, сконцентрировал в себе несколько десятков тысяч нервных окончаний.
–Аааххх… – не то прошипела, не то сладостно прохрипела старуха.
Она с трудом разжала сухие пальцы, редкие ресницы задрожали, и пергаментная кожа век, чуть ли не трескаясь, открыла ее светлый взгляд. Ярко-голубые глаза не смотрелись на старческом лице. В них что-то сияло, такое далекое, такое спокойное и в то же время очень знакомое. Женщина потянула руку, чуть приподняла ее и посмотрела на свои пальцы. Они уже не дрожали, и грудь перестала трястись, сердце успокаивалось.
– Ах… – уже спокойней выдохнула она и как-то странно улыбнулась.
Нервы. Они управляют телом, через них проходят сигналы. Мы чувствуем, когда тепло и как нам поставить ногу, если бежим. Нервы – это коммуникации между мозгом и его частями. Что происходит с телом, если нарушить порой столь тонкую нить? Иногда ничего страшного, просто потеряем чувствительность, а иногда мышцы перестают подчиняться, поскольку не получают приказа, и тогда все…
Мичил вместе с Норрисом работал над проектом по восстановлению слуха у глухих. Проект не новый, ему уже несколько десятков лет. В ушную улитку вводился тончайший электрод с множеством микросенсоров, которые, получая сигнал из чипа, вшитого за ухом, возбуждали волоски, а те создавали нервные импульсы и передавали их уже в мозг. Но у этого метода было слепое пятно. Сам по себе чип ничего не делал, если на него не воздействовал слуховой аппарат, что крепился к уху.
Мичил хотел упростить метод, избавиться от чипа и заставить волоски работать в привычном режиме. Ему удалось создать волокно, которое при определенных условиях начинало выращивать искусственные нервы. Метод стар, но его нервы соединялись с уже существующими клетками, строили свои мостики и, удлиняясь, начинали пропускать сигналы.
«Гроздь Мичила», так ее прозвали. Это тоненькая нить, тоньше волоса, на ней через каждый миллиметр крепился сенсор, что при облучении начинал строить клетки нервов. Сама «Гроздь Мичила» вшивалась одним концом к существующему нервному каналу, а другим уходила в то место, где связь с нервами была потеряна. У этого метода был большой минус. Нервные клетки росли только вдоль нити. Однако первый лабораторные испытания были успешны.
Кандас пострадал на работе. Сильный порыв ветра обрушил башенный кран, произошел разрыв нервного канала между 11 и 12 позвонком, и теперь он не чувствовал ног. Хирурги рискнули, а Кандасу ничего другого не оставалось, как просто надеяться.
Десятки нитей «Грозди Мичила» протянулись вдоль керамического позвонка, они соединили разрыв, и все стали ждать чуда. Прошло более месяца, прежде чем Кандас ощутил прикосновение руки доктора к его ноге, а уже через шесть месяцев он смог самостоятельно сделать первый шаг. Но это было только начало.
Первые нити были непрочными, им необходимо было постоянно облучаться, чтобы искусственные клетки оставались в живом виде. Но даже если все шло хорошо, года через два вновь выращенные клетки разрушались, и надо было начинать все с начала.
– Макси, хватит лежать! Ну же, лежебока, вставай.
Женщина, что лежала на полу, потянулась, с ее лица не сходила блаженная улыбка. Кот вытянул в ее сторону свою лохматую мордочку, прищурился и опять закрыл глаза.
– Вот лентяй, сколько можно спать? Вставай, пойдем погуляем.
Тонкая старческая рука легла на живот, погладила его, сухие морщины собрались вокруг ее впалого пупка. Ах… Тихо выдохнула женщина и, собравшись с силами, села.
– Как это приятно, незабываемо, – зачем-то сказала она своему коту, а тот даже лапой не дернул. – Макс, это удивительно, ты понимаешь меня? – но он продолжал спать, не обращая внимания на свою хозяйку.
Зэлма изменила «Грозди Мичила», она избавилась от нити, теперь ее субстанция была больше похожа на киселеобразную массу, в которой, словно икринки, плавали сенсоры. Вокруг каждого шарика после запуска процесса начинали расти нервные клетки, их было сотни и тысячи. Они превращались в клубок и, если по близости был живой нерв, а они в теле везде, сразу начинали строить свои каналы.
Процесс вживления стал проще, один укол в точку посева, а дальше оставалось только ждать. Но и в этот раз ученые не смогли добиться, чтобы их искусственные нервы жили так же, как человеческие. Наступало время, и те начинали разрушаться, и опять все с начала.
Потребовалось много времени и тысячи экспериментов, но сейчас искусственные нервы жили. Они повышали чувствительность кожи в сотни раз. Пальцы скользили по бумаге, а маленькая девочка Ора тихо читала:
– Далеко в горах, там, где редко ступала нога человека, жили загадочные животные. Они были похожи на небольших лошадей…
Бумага была идеально ровной, но ее сверхчувствительные подушечки пальцев ощущали микронные шероховатости. Губки шептали сказку про единорогов, она точно так же рассматривала картинки, рассказывая маме, что видит.
Этот же метод был применен для слепых, чтобы ходить самостоятельно. Специальная камера в очках передавала сигнал на электронную матрицу, что крепился в районе левого локтевого разгибателя запястья. В этом районе кожа подвергалась посеву нервных клеток, и теперь она могла «видеть» то, что показывала камера.
Бред? Но это так. Клетки становились настолько чувствительными, что через матрицу слепой мог «видеть» то, что перед ним. А после тренировок мог уже не просто «рассматривать» крупные предметы в виде машины или дома, но и такие мелкие, как ложка и чашка.
