Нимфы притихли. Почему-то все нимфы до дрожи боятся дядьку Набока, хотя это всего лишь маг-отшельник, живущий, по слухам, где-то на Больших Американских Островах. Поговаривают, правда, что дядька Набок использует магию вуду, которая даже опаснее темной, а еще, что именно он злодейски усыпил клонированную овечку Долли. Впрочем, последнее до сих пор не доказано.
Неожиданно Ягун привстал на пылесосе и, козырьком приложив ладонь ко лбу, всмотрелся в какую-то точку.
– А это что еще там такое? Прошу прощения, у меня игровая пауза! – воскликнул он.
Таня, хотя и не могла ничего видеть, догадалась, что Ягун засек неподалеку мяч и попытается догнать его. Взревел двигатель, выплевывая из трубы русалочью чешую, к которой Ягун стал в последнее время добавлять селитру. В майонезе он разочаровался. Тот хлестал из всех щелей и из насадки хромированной трубы, и щеголеватый внук Ягге, обожавший хорошие кожаные комбинезоны, в конце игры становился похож на запеченную в духовке индейку. Особенно сходство усиливалось, когда приправленный майонезом Ягун цеплял на излете струю драконьего пламени.
Зудильник молчал. Некоторое время назад Таня именно этого и хотела, а теперь вдруг осознала, что умирает от любопытства.
– Ну же, Ягун! Ну! Что ты меня мучаешь, дубина ты стоеросовая? Скажи хоть что-нибудь! – крикнула она и в сердцах, не вставая с пола, толкнула ногой шкаф.
Гробынин шкаф, светившийся от черномагических заклинаний, как чаша Грааля, удрученно заскрипел. Он был оскорблен в лучших своих побуждениях. Хотят слушать – пинают, не хотят слушать – тоже пинают. Он-то тут при чем? От такой жизни скоро фальцетом запоешь!
– Эх! Чихательный мячик упустил! – пожаловался зудильник. – Нимфы из-под самого носа увели! А все эта Каллиопа на салпинксе! А еще серьезной притворяется! Эпос, то да се, я вас умоляю! А как подрезать и воздушным потоком сбивать – так первая!.. Но вообще-то я и сам виноват: не надо было селитры столько добавлять! Летишь вроде нормально, а потом как полыхнет, и ты как Мюнхгаузен на ядре… Швыряет непонятно куда! Лучше уж по старинке – на чешуе да на всяком дрязге. Тише едешь – дальше будешь!..
А. Поллони снисходительно улыбнулся, подмигнул пифии и незаметно потер ручки. Он уже давно сообразил, что его команда имеет на поле серьезный тактический перевес.
– Каллиопа… Пас Клио… Пас Талии – она уже у средней линии… Странно, что пас такой дальний… Семь-Пень-Дыр пытается перехватить мяч, но нарывается на заговоренный пас… Уверен, это был Фигус-зацапус! Кто бы мог подумать, что нимфы используют такие приемчики! Жаль! Хотя характер у Пня, между нами, сволочной, играет он здорово… Скучающие санитарные джинны тянут Пня в разные стороны, оспаривая, на чьи носилки положить. Пень вопит от боли, отбрыкивается и утверждает, что может идти сам. Все раненые почему-то так утверждают, впрочем, и здоровые тоже… Уф! Наконец-то моя бабуся наводит порядок! Лишние джинны отогнаны, и Пня уносят с поля. И в самое время, потому что им уже заинтересовался Пифон.
Шпоря пылесос, Ягун помчался спасать свои ворота, на лету отрывисто выкрикивая:
– Талия снимает заговор на мяч и передает пас Эрато… Наигранные тактические комбинации… Блеск… Еще один пас – Евтерпе… Зализина не решается перехватить мяч, подозревая, что он заговорен… Ничего подобного! Перестраховалась!.. Евтерпа! Прорыв к Гоярыну! Эх, если б не пламегасительная магия – он бы ей показал! Евтерпа размахивается – бросок!.. Признаться, отсюда я не вижу, был гол или нет, но, судя по тому, как ревут трибуны и беснуются нимфетки… Да, гол был! Только что сработало чихательное заклинание. Гоярын поневоле распахивает пасть, словно приглашая забросить в нее еще несколько мячей. Пять – ноль… Да, блестящая игра сборной Тибидохса! Что ты тут крутишься, Горьянов? Все равно никакого от тебя толку! Иди лучше на песочке порисуй палочкой!
Тарарах закрыл лицо руками. Огромный питекантроп всегда очень переживал неудачи команды.
– Эхма! Раньше хоть судьи против нас были! А теперь и судьи наши, и все наше, а толку что? Вот что самое скверное! – удрученно пробасил он.
Соловей О. Разбойник сидел мрачный как туча и все пытался понять, почему сборная Тибидохса, такая сыгранная на тренировках, недавно лишь по случайности не одолевшая невидимок, теперь играет так неубедительно. Хотя, если разобраться, он знал причину.
– Внимание, игра продолжается!.. Что это? Трибуны в ужасе замирают! Верка Попугаева, номер десятый, на реактивном пылесосе идет на таран Клио и Каллиопы! Какая отвага! Вот уж не думал, что в Верке живет дух камикадзе! Тетеньки музы от неожиданности расступаются, и Попугаева, визжа, залетает в распахнутую пасть Пифона! Тот глотает ее и облизывается, крайне довольный! Если бы Верка была хоть с мячом, но она, к сожалению, не догадалась его захватить… А, я понял! Бедняга просто перегазовала! Мощные пылесосы требуют умелого обращения. О чем, интересно, думал Соловей, когда посадил Верку на этого хромированного зверя? Метлы для нее, что ли, не нашлось? Пуппер Таньке недавно целую связку в подарок прислал!.. И ни одного совка. Эх, десятый номер, десятый номер! Подвел ты нас всех!
Таня вздрогнула. Она сообразила, что, говоря о десятом номере, Ягун в данном случае имел в виду не Попугаеву. Десятым номером всегда была она, Таня, и команду подвела она, а не Попугаева. Говоря откровенно, какой спрос может быть с Верки, которая помнит все сплетни за десять последних лет, видит, что лежит внутри закрытого стола, но при этом не в состоянии сообразить, что, кроме ускоряющего, существует и тормозящее заклинание!
Отдернув плотные шторы, Таня услышала далекий гул стадиона. Она ощущала, что буквально разрывается на части. Одна ее половина стремилась туда, на поле, другая же упорно заявляла, что не желает даже думать о драконболе. Чего может стоить игрок, усыпивший собственного дракона, да еще в финальном матче?!
Тем временем Ягун, у которого настроение менялось быстрее, чем рожки в автомате Калашникова, восторженно завопил:
– Вы это видели? Восьмой номер сборной Тибидохса перехватывает одурительный мяч! Какая техника! Какой блестящий и смелый игровой почерк! Он обходит Клио на бубне, обыгрывает Каллиопу и умело уходит от столкновения с Мельпоменой, которая, рыдая в предвкушении очередных поминок, несется ему навстречу на своем горне, явно намереваясь протаранить его! Да, восьмой номер – это высокий класс!
Шурасик, заносивший ход матча в свой блокнотик, внезапно перестал писать.
– Погоди-ка! Но восьмой номер – это сам Ягун! Он же про себя говорит! – недоуменно сказал он.
– Ну и что из того? Другого комментатора-то нет! Да, Ягунчик с одурительным мячом – это захватывает. Младенец с гранатой рядом с ним – вторая серия фильмов ужаса, – приятно млея, сказала Дуся Пупсикова.
С начала года она взяла Шурасика под свое покровительство и всегда садилась с ним рядом. Когда Шурасик ронял ластик или справочник бытовых сглазов, Дуся немедленно их поднимала. В любвеобильном сердце Дуси находилось место для всех – для Ягуна, Пуппера, Шурасика, для каждого там был свой особенный уголок. И всем там было хорошо и просторно.
– Теперь на пути у героического номера восьмого Эрато на кифаре! – самозабвенно восклицал Ягун. – Ого, мамочка моя бабуся! Эрато страстно облизывает губы и зовет почитать стишки имени себя, но мы хорошие мальчики и таких намеков не понимаем!.. Восьмой номер резко ныряет вниз, затем вновь набирает высоту, и Эрато остается позади… Теперь на его пути только защита! Ну берегись, Пифон!
Величественный А. Поллони задумчиво поднял бровь, поиграл ею, перемещая ее вверх-вниз, пожевал сигару и что-то негромко приказал пифии. Секретарша-теле… (так и хочется сказать «психо») …патка сосредоточилась, вцепилась в треножник и принялась что-то мысленно передавать Полигимнии и Терпсихоре. Некоторое время и та и другая не понимали, что от них хотят, но внезапно их лица просветлели. Пришпорив лютню и черепаховую лиру, номера первый и четвертый помчались к Пифону. Полигимния что-то напевала, а Терпсихора поспешно делала руками какие-то сложные движения.
Кольца громадного змея пришли в движение. Несколько секунд – и он свернулся в тугую пружину, состоящую, казалось, из одних только маслянисто поблескивающих колец.
– Ой, мамочка моя бабуся! А это что еще за вольная композиция на тему дракона? Куда здесь мячик-то забрасывать, спрашивается? Дырка-то для мячика где, а? Рассейте недоумение, граждане-товарищи! – озадачился Баб-Ягун, зависая над Пифоном на пылесосе.
Пока играющий комментатор озирался, пытаясь определить, где заканчиваются кольца и где находится голова чудища, тугая пружина Пифона внезапно развернулась. Дракон, словно выстрелившая из катапульты зубастая лента, устремился к внуку Ягге. Когда Баб-Ягун обнаружил это, было уже слишком поздно. Кошмарная пасть распахнулась прямо под пылесосом. Единственное, что героически сумел сделать комментатор, – не выпустить одурительный мяч. С ним вместе он и исчез в драконьей пасти. Пылесос с хромированной трубой, отплюнутый мало интересующимся техникой Пифоном, упал на песок…
Несколько секунд спустя магия, заключенная в мяче, сработала. Музы брызнули в разные стороны, спасаясь от погнавшегося за ними дракона. Эрато слегка замешкалась и была проглочена вместе с кифарой.
– Пять – один. Не ахти как хорошо, но все-таки не так печально! Ну и жара же здесь! Поверьте моему опыту, это самый тесный драконий желудок из всех, в которых мне доводилось бывать! – пожаловался Ягун.
Трибуны весело зашумели. Слушать голос комментатора, доносившийся из драконьей пасти и усиленный магическим рупором, было забавно. Казалось, будто это вещает сам Пифон.
– Эй, кто-нибудь, забросьте перцовый мячик! Неохота мне тут сидеть! А, народ, слабо? – попросил Ягун.
Никто, разумеется, не откликнулся на его зов. Так как вести репортаж из драконьего желудка, не видя ровным счетом ничего, было по меньшей мере глупо, играющий комментатор отколол рупор, расстегнул воротник и, обливаясь потом, уселся прямо на жаркое дно драконьего желудка.
Внезапно в темноте кто-то кашлянул, явно привлекая к себе внимание.
– Это ты, Попугаева? – насторожился Ягун.
– Да, Ягунчик, – томно откликнулась Верка.
– И-э-э, а я вот тут мячик забил! – не зная точно, о чем говорить с Попугаевой, заметил Ягун. – А тебя, бедную, проглотили, значит? Говорил я тебе на тренировке: не газуй так!
– Чего-чего? – недоуменно переспросила Верка.
– А того! Ты прямо как Танькина тетка Нинель. Мне Танька рассказывала, как она сдавала на права. Въехала в личную машину инспектора, а потом с перепугу подала назад и врезалась еще в одну машину. На нее стали кричать. А тут приехала Айседорка Котлеткина на танке поболеть за подругу, стала разворачиваться и проломила стену у самого пункта ГАИ. Тут тете Нинель сразу все поставили, выдали права и выпроводили ее поскорее вместе со всеми подружками… Вот и ты летаешь в том же духе.
– Ягун, не хами! Я, конечно, держусь в воздухе не супер, но тебя, между прочим, тоже проглотили! – возразила Попугаева.
– Я – другое дело. Можешь считать, что я пришел к тебе на выручку! Чтобы тебе не было так одиноко! – назидательно сказал Ягун.
Попугаева оживилась, точно римский легионер, услышавший призыв военного горна. Ягуну даже почудилось, что он увидел, как в темноте ее глаза вспыхнули страстным ведьминским огнем.
– В самом деле? – грудным голосом спросила она. – Так ты дал проглотить себя ради меня? Правда, Ягунчик?
– Само собой! Просто мамочка моя бабуся! – спасая свою репутацию, сказал Ягун.
Одновременно ему почему-то вдруг стало неуютно. Попугаева буквально бомбардировала его своими флюидами.
– Я не верю в случайные встречи! Мы тут вдвоем, ты и я, и никого вокруг!.. Мне страшно! – проворковала Верка, опуская голову на плечо Ягуну и буквально вдавливая его в тесную стенку драконьего желудка.
– Как это никого вокруг? Вокруг дракон! – поспешно возразил внук Ягге.
– Ну и что? Придвинься ко мне! Он нас не видит.
– Э-э… Зато я его вижу. И вообще с этими драконами ничего нельзя знать определенно… Особенно с греческими. Они, греческие, самые коварные! – заметил Ягун, прикидывая, как ему отделаться от Попугаевой, чтобы ее не обидеть.
