Отпил душистого чая и продолжил:
– Причем так настойчиво, что чуть не сломал двери моего поместья?
– Отец Яков освятил усадьбу снаружи, а мой домик – изнутри, – жуя печенье, скороговоркой пробормотал садовник, – и распятье мне из чистого серебра подарил. С таким никакая нечисть не страшна.
Лорд властным движением руки, прервал его:
– Не разговаривай с набитым ртом, Монти. Когда же ты научишься хорошим манерам? – вздохнул он.
Садовник поспешно проглотил лакомство, запил чаем и продолжил:
– Так вот я и говорю, помогло заступничество Божье, перестала она ночами под окнами ходить. Спал сегодня как младенец, никто меня не тревожил.
– Опять ты о духах и потусторонней силе, Монти, – Лорд покачал головой, – и не надоело тебе?
– Я не о духах, милорд. А о ней. Только о ней.
– О своей жене?
– Ну конечно, милорд, о ком как не о жене. Как сейчас помню: высокая, с полной грудью и длинной косой. А трудолюбивая была, никого работящее ее в округе не было. А смеялась звонко как колокольчик и так улыбалась, по-особенному. Боже, вы не поверите, милорд, как она мне улыбалась.
Лорд, держа правую руку на лбу, левой помешивал чай галетой. Он слышал эту историю уже тысячу раз, а может быть и больше. Она уже не раздражала его, скорее напоминала назойливое жужжание комара, от которого нельзя отмахнуться: только прогонишь, а он всё норовит вернуться назад. Наконец, устав слушать о достоинствах этой женщины, он перебил садовника:
– Да, да, она была замечательной, Монти, в этом я не сомневаюсь. Но, насколько я помню, она не была твоей женой. Или святоша вас тайно обвенчал? Так если меня память не подводит, его в ту пору в Олдвидже еще и не было.
– Обижаете, милорд. Конечно же, она была моей женой. Как не была? Все знали её, все завидовали мне и говорили: «Ах, какая баба ему досталась». Но я и сам тогда еще ого-го, какой был. Да, был. Ведь вы помните, милорд?
Лорд торопливо кивнул головой в знак согласия, отпил чай и уставился на розовый куст, над которым жужжала пчела.
– Так вот, как я вам уже говорил: здесь ночами неладное творится, она являться ко мне стала.
– Да, да, ты рассказывал, я помню. Я даже покинул особняк из-за твоих дурацких небылиц и переночевал здесь. И никого не увидел, хотя ты клялся и божился, что призрак твоей «женушки» не дает тебе покоя.
– Дак, видно вы её спугнули. Наверное, простые люди и после смерти испытывают почтение к господам. Но я еще несколько раз её видел. Один раз тогда, когда в деревню за припасами ходил и задержался. Стемнело уже, ворота я запирал и чувствую, холодно стало как зимой. Обернулся я и вижу: идет она от пруда, протягивая ко мне руки. Бросил я мешок и помчался к домику, еле-еле успел дверь затворить, как в окно она заглянула. Но войти внутрь не посмела: у меня соль там насыпана, да распятие висит на стене. Всю ночь не спал, слушал, как она бродит вокруг. Вы, небось, и не помните ту ночь, милорд?
– Помню, Монти, еще как помню. И разбитую крынку молока помню, и кусок телятины, что ты бросил у ворот помню. Его мыши погрызли или какие-то другие зверушки, да так, что кроме костей ничего и не осталось. Как такое забудешь.
Монти не обратил никакого внимания на эти слова и произнёс:
– И с тех пор всё чаще, она являться стала. Последнюю неделю, каждый день.
– Так значит, это она птиц убивает, фонари бьёт и собаку мою прикончила?
– Ну, а кто же еще? Конечно, она. Вы же сами неоднократно убеждались: ворота закрыты, просто так к нам не пробраться. И следов никаких. Это дело рук призрака. Ей-богу.
Лорд не ответил, допил чай и некоторое время сидел молча, глядя на желтую розу, которая распустилась этим утром. Ему казалось, что он улавливает её чудной аромат, но возможно это была игра воображения: вокруг было множество цветов, и каждый источал благоухание. Монти наполнил его чашечку и ждал, когда хозяин соизволит к нему обратиться. Тот вышел из задумчивости и промолвил:
– Допустим, я тебе поверил. Тогда возникают новые вопросы. Во-первых, как она здесь очутилась? Во-вторых, чего она хочет? Зачем разоряет поместье и творит зло?
– Да покуда б я знал, сразу бы и рассказал. Этих баб, поди, разбери, что у них на уме. А моя-то еще и мёртвая. Не может покой найти на том свете, мне отец Яков, так и объяснил. Может быть, любила меня так сильно, что отпустить не смогла. А может быть из-за того, что умерла не по-христиански. Отец Яков так и сказал, мол, вероятнее всего.
Лорд с любопытством взглянул на Монти, словно увидел его впервые.
– А вот об этом, ты никогда не рассказывал. Это что-то новенькое. Как это случилось, что ты остался без своей возлюбленной жёнушки? И почему ты решился поведать это мне сегодня? Насколько я помню, она просто сбежала отсюда. Как и все остальные. Полагаю, она жива, здорова, давно нашла себе другого мужа, а о тебе и не вспоминает.
– Что вы, милорд! Да, она бы ни в жизнь! Она не такая! Она меня любила. А молчал, потому что боялся неосторожным словом разозлить призрака. А сейчас сердцем чую, ушла она, успокоилась и больше нас не потревожит. Лежало это грузом на душе, вот и решился рассказать. Самоубийца – она. Убила себя. Запрещено это и божьими, и людскими законами. Потому и бродила неприкаянная душа, не могла от бремени этого разрешиться. А сейчас святой отец упокоил её.
Лорд со звоном поставил пустую чашку на блюдце, о чем-то размышляя. Потом вздохнул и обратился к садовнику:
– Так как это случилось, Монти?
– Ну, теперь об этом можно рассказать, теперь не страшно, её прогневать, пожалуй. Повесилась она, милорд. Удавила себя, моя бедная женушка. Не по-людски ушла из жизни, ох не по-людски. Я как увидел её, синюю, с глазами навыкат, в испачканном белом платье, так и на землю упал от горя. А она как будто бы смотрит на меня так укоризненно и раскачивается туда-сюда. А сама вся синяя, целую ночь ведь провисела.
Лорд, который в это время запивал галету душистым напитком, брезгливо поморщился. Поставил чашку на столик и встал.
– Мне пора, Монти. Галеты оставь себе, это подарок. Приберись здесь, – он указал на столик, – а я пока сделаю обход, посмотрю всё ли в порядке. И больше не беспокой меня своими россказнями о призраках, гоблинах, пикси и прочей чепухе.
Удалившись на полсотни футов и достигнув мощеной дорожки, Лорд обернулся и махнул садовнику рукой:
– Чуть не забыл, Монти, – строгим тоном произнёс он, – я же говорил тебе разуваться, когда заходишь в дом. В поместье должен быть идеальный порядок и чистота, а куски грязи на полу – это неприемлемо! Заруби себе это на носу и не заставляй меня напоминать об этом ещё раз!
Садовник удивился, озадаченно почесал косматую голову и развёл руками, в одной из которых находился чайник, а в другой – стул:
– Как прикажете хозяин, как прикажете.
***
Дни тянулись ровной неспешной чередой. В усадьбе воцарилось спокойствие: никаких мертвых животных и птиц, вырванных с корнями кустов, лужиц крови и других «знаков», как их называл Монти, не обнаруживалось. Успокоившись, Лорд стал чаще отпускать садовника в деревню: пополнить запасы провизии, да и просто узнать новости, если посчастливится.
Западный Хантершир – место, удаленное от цивилизованного мира: ничего кроме густых лесов, полей и разбросанных то тут, то там мелких деревушек. До ближайшего городка под названием Денсфорт 100 миль езды верхом по бездорожью и разжиться здесь даже прошлогодней газетой, не говоря уже о свежей прессе, практически невозможно. Мужчина скучал по тем временам, когда прежний лорд возвращался из своих поездок, привозя в особняк изысканные вина, заморские яства, а также особый дух, дух цивилизации, обязательным атрибутом которого являлись газеты.
Бродячие торговцы редко забредали в эти края, и если такое случалось, то это становилось настоящим событием и праздником для жителей Олдвиджа. И те торговцы, что знали о поместье и вкусах Лорда, старались привозить с собой печатные издания, зная, что такого рода товар найдёт спрос в этих местах. Обычно они сами приходили к воротам усадьбы, но прошло уже больше двух лет, как никто из них не появлялся в этих краях. Возможно, их отпугнули слухи, что распустили неотесанные деревенщины. И может, сам Монти подлил масла в огонь, рассказав о своих бреднях в деревне. К чему-то серьезному из его уст местные отнеслись бы скептически, а вот байки о призраках от юродивого, да, такое они любят. Но торговцев-то это не должно было спугнуть. В погоне за серебром такие люди готовы отправиться в ад, не то, что к моему порогу. Странно это. И неладно.
***
Минула ровно неделя с момента последнего происшествия, и тревога почти покинула мысли Лорда. Монти по-прежнему был назойлив и до чёртиков разговорчив, но сейчас это уже не казалось таким ужасным. Он продолжал ухаживать за садом, и тот откликался на его заботу с благодарностью: распускались новые цветы, на фруктовых деревьях появлялись завязи, в аккуратно постриженной траве стрекотали кузнечики, а в прудике весело плескались золотые рыбки, завезенные прежним хозяином. Душа Лорда во всём этом великолепии находила долгожданное спокойствие и умиротворение. На седьмой день, когда темнота окутала поместье, а светляки-фонари ярко сияя, разливали вокруг тёплый жёлтый свет, он наконец-то разрядил ружьё, повесил его на стену и покинул свой пост перед окном. Задвинул шторы, погасил масляную лампу, снял домашние тапочки и лёг в кровать. Укрылся одеялом и подумал: «Может быть, все-таки стоит поблагодарить отца Якова?»
***
Угольки в камине давно потемнели и лишь изредка на мгновение вспыхивали, а потом снова гасли. Где-то вдалеке ударила молния, и спустя минуту, до особняка долетел приглушенный раскат грома. Начался дождь: сначала несмело, потом всё сильнее и сильнее. Ливень стучал прозрачными пальцами в окна поместья. Но это ничуть не мешало сну его единственного обитателя.
Лорд мирно почивал в постели, и лишь Богу было известно, какие сны он видит. Часы в гостиной пробили одиннадцать, двенадцать, а затем час после полуночи. Мужчина издал звук похожий на что-то среднее между громким всхлипом и храпом и повернулся на другой бок. Буря набирала силу. Молния ударила совсем рядом, яркой белой вспышкой озарив всю округу. Раздался гром такой силы, что в усадьбе задребезжали окна. Лорд вздрогнул и проснулся: рефлекторным движением потянулся за ружьем, но не нашел его. Придя в себя, облегченно вздохнул, вытер пот со лба и… услышал зловещий собачий вой, доносящийся снаружи.
От этого воя у мужчины застыла кровь в жилах: в нём было что-то загробное, потустороннее, словно сама смерть взывает из разрытой могилы. Снял оружие со стены, отдёрнул занавеску. На лужайке перед домом в облаке белой мглы стоял черный пёс с глазами, горящими ядовито-зеленым огнем. И хотя в комнате было полностью темно, и увидеть мужчину было просто невозможно, пес повернул голову в его сторону, раскрыл пасть и снова завыл. А затем бросился вперед, перескакивая через ступеньки парадной лестницы. Лорд услышал звук мощного удара в дверь, от которого сотрясся весь дом.
Спускаясь вниз, в исподнем, не успев ничего набросить на плечи, он дрожащими руками зарядил ружье, уронив пару патронов на пол. Услышал, как зверь ходит перед дверью, скребёт камень когтями и рычит словно дьявол. Наведя ствол на вход, Лорд ждал. На мгновение всё успокоилось и только шум дождя, нарушал тишину. А затем очередной удар сотряс дом.
– Вот ведь, ублюдок! – рявкнул Лорд, взглянув на качающуюся люстру над головой, – эта бестия здесь все разнесёт!
