Он ответил грустно:
– Строили первые поселенцы.
– И что?
– Их было сорок человек, – объяснил он. – Им вполне хватало.
Его глаза цепко и настороженно всматривались в меня, такого непривычного прихожанина, на определенном этапе в церковь начинают ходить не рыцари, а убогие старушки, нищие и юродивые.
Чтобы ему не мешать, я бросил взгляд на своды и стены. Да, для сорока еще как хватало. Даже больше чем. Строили с расчетом, чтобы хватило и детям. Может быть, даже внукам, хотя тем уже будет тесновато. Но вряд ли могли тогда предположить, что народу нахлынет масса… хотя и предположив такое, вряд ли стали бы строить Кельнский собор. В конце концов, большой и красивый храм должен строить большой город. Сам строить, а не прожирать накопления предыдущего поколения.
Помещение церкви – просто одна четырехугольная комната. В дальнем углу отгороженная кабинка для исповедальни, в стенах справа и слева неглубокие ниши. В них каменные фигуры святых: один с воздетым над головой крестом, у второго крест в опущенной руке, и держит его так, словно встречает врага направленным в его сторону острием меча.
– Сын мой, – произнес отец Шкред наконец с непонятной осторожностью, – твоя душа уязвлена видом церкви или… города?
– А что с городом? – удивился я. – Город цветет и пахнет!
– Чем пахнет? – спросил он грустно. – Гнилью и запустением душ. Но это замечается не сразу.
– Запустение? – переспросил я. – Да жизнь бьет ключом! И не всегда – по голове.
– Да, – согласился он, – такая жизнь бьет по душе.
– Но души вы спасаете?
Священник развел руками.
– Что я могу сделать? Даже души спасать в таком городе… почти непосильно. Я делаю что могу, но человек слаб, а против таких мощных соблазнов, что поселились в городе, устоять трудно. Когда-то это был чистый спокойный город, а сейчас на каждой улице по две-три пивных, на каждом углу – притон, дьявольский вертеп с продажными девками! Когда все начиналось, там тешили плоть моряки, которые в дальних походах истосковались по женщинам, а теперь туда преспокойно ходят и добропорядочные горожане! Некоторые уже и не очень-то таятся. Ни от церкви, ни от жен.
Он видел по моему лицу, что меня это волнует мало, есть дома терпимости – ну и пусть, что тут такого, я и не то видал. Лицо патера побледнело, в глазах отчаяние и безмолвная мольба.
Я вспомнил о красивом рыцарском замке на скале.
– А что благородный сэр Дюренгард, если я правильно расслышал его имя на рынке? Столь известный как в славных битвах, так и великими добродетелями?
Священник покачал головой:
– А что ему? Денег к нему течет все больше. Он даже не догадывается, что уже во всем отстранен от управления городом. По большей части он либо в столице, либо в походах. Сами горожане в целом довольны: город по достатку быстро обогнал все соседние, у нас простой горожанин одет богаче, чем вельможа у соседей.
Я кивнул:
– А отцы города, этот ваш совет, естественно, самые богатые люди города?
– Да, – ответил он печально, – они и были ими, когда создавался городской совет. А теперь намного богаче, это естественно.
– Понятно, – согласился и я, – как такое не понять. Деньги – это власть, а власть – это деньги. Еще большие. Кстати, в порту проститутки на каждом углу, тоже понятно. Но я заметил, что ночью начинают выходить и на улицы самого города…
– Ночью? – переспросил он горько. – Да уже с вечера выходят! Если раньше Бриклайту с трудом удавалось открыть первый притон, не мог набрать туда женщин, то теперь отбою нет! Сами приходят, а те, кому не удается попасть в сам дом… туда уже отбирают самых лучших, представляете?.. промышляют на свой страх и риск на улицах, в подворотнях…
– А горожане?
– Даже те, кто морщит нос, – ответил патер с горечью, – не хотят ничего менять. Их души опутал золотыми сетями дьявол. А Совет города убеждает, что главное в жизни человека – иметь золото в кошельке. Будет золото – будут и все блага. Да только забыли…
– Что? – спросил я.
Он взглянул на меня с укором:
– Что помимо благ земных существуют еще и небесные…
– А, – сказал я, – ну да, ну да, как я забыл!
Он вздохнул, в глазах укоризна стала заметнее.
– Духовные блага не купить… но незрелые души этого еще не понимают. Человек рождается несмышленым, быстро старается насладиться всем, что видит, и обычно не успевает достигнуть полного понимания истинных ценностей… увы, жизнь человеческая коротка.
– Коротка, – согласился я и покосился на кинжал на своем поясе. – Да мы ее еще и укорачиваем всеми способами. В городском совете заправляют старейшины цеховиков?
– Уже нет.
– А кто?
– С цеховиков начиналось, – объяснил он, – но город растет еще и за счет порта, морских перевозок. Так что торговцы сперва только присутствовали, а теперь их две трети.
– Торговцы, – сказал я, – тогда понятно…
Он насторожился:
– Что-то о них знаете?
– Да только о нормах прибыли, – уклончиво ответил я. – Что-то из классиков. За какой процент прибыли пойдут на какое преступление, есть точный расчет… основанный на опыте более развитых… или более прогнивших стран, это с какой точки посмотреть. А кто во главе?
Он сказал так же невесело:
– Бриклайт.
– Бриклайт? – повторил я. – Только и всего?.. Ни сэр, ни лорд, ни фон, а просто Бриклайт?
Он грустно усмехнулся:
– Да. Просто Бриклайт. И никто не знает, откуда он пришел. Не местный в смысле. Он как раз из тех, кто и не ремесленник, и не торговец, а…
– Посредник, – подсказал я, видя, как священник мучительно подыскивает слово. – Потом их назовут дилерами или брокерами, не знаю как точнее, но он ничего не производит, а только что-то для кого-то находит?
– Верно, – сказал священник с благодарностью, но посмотрел на меня настороженно. – Вы очень хорошо разбираетесь в таких вопросах. Откуда вы?
– Издалека, – ответил я. – Но я не враг. Более того, я – паладин.
Он посмотрел с таким недоверием, что я поспешил добавить:
