Корона. Официальный путеводитель по сериалу. Елизавета II и Уинстон Черчилль. Становление юной королевы

19 ноября 1947 года. Мальчишник для Его Королевского Высочества барона Гринвичского, графа Мерионетского, герцога Эдинбургского и рыцаря ордена Подвязки, известного также как лейтенант Филипп Маунтбеттен (в центре). Вечеринку в лучших флотских традициях организовал дядя виновника торжества лорд Луис Маунтбеттен (второй справа, с сигарой).

Жизнь в послевоенной Британии была трудной; в стране все еще действовала карточная система, введенная во время войны. Одежду, как и еду, можно было купить только по талонам из выдаваемой правительством продовольственной книжки. Официально поддерживаемая установка на напряженный труд и экономию во всем ставила непростой вопрос о масштабах предстоящей свадьбы. Для принцессы Елизаветы желание разделить свою радость со всей страной означало желание разделить с ней и ее проблемы. Высокая стоимость и пышный стиль королевских торжеств стали бы поводом для обсуждения темы расслоения нации на протяжении всего времени царствования будущей королевы. Анайрин Беван, видный деятель левого крыла лейбористов, создал новый контекст для обсуждения этой темы, заметив: «Пока у нас есть монархия, она должна хорошо делать свою работу». К 20 ноября 1947 года, ко дню свадьбы, оказалось, что это общее мнение. Опубликованный в прессе список из более чем 1500 подарков, преподнесенных новобрачным, продемонстрировал необычайную щедрость простых англичан. Многие женщины приберегали свои талоны, чтобы отправить принцессе самые желанные подарки того времени:

«351 – миссис Дэвид Мадд: пара нейлоновых чулок. 352 – мисс Этель Ньюкомб: старинные кружева. 353 – миссис Э. Кларуд: пара нейлоновых чулок». Люди, которые всего несколько лет назад в страхе бежали в бомбоубежища, теперь могли свободно ходить по улицам, смеяться и поздравлять молодых. По словам историка Бена Пимлотта, это был «своего рода парад победы, одержанной свободой», а также, конечно, конституционной монархией. «Привязанность к личности и семейству короля, – писал в официальной программе свадебной церемонии английский историк Джордж Маколей Тревельян, – добавляет теплоты в рациональное осознание каждым человеком политического единства и исторических традиций нашей страны. В наши прозаичные времена это своего рода популярная поэзия».

Свадьба помогла семье примирить разногласия. «Я был так горд тобой и взволнован тем, что ты была так близко ко мне во время нашего долгого прохода по Вестминстерскому аббатству, – писал король дочери после церемонии. – Но когда я протянул твою руку архиепископу, то почувствовал, что потерял что-то очень ценное… Я так рад, что вы написали маме и рассказали о том, что долгое ожидание помолвки и свадьбы изменило вас к лучшему… Я вижу, что вы с Филиппом безмерно счастливы, и это правильно, но не забывайте нас – вот чего желает всегда любящий вас и преданный вам ПАПА». Елизавета также все и всем простила. «Дорогая мамочка, – писала она на второй день медового месяца, который молодожены проводили в Бродлендсе, поместье Маунтбеттенов в Гэмпшире. – Я не знаю, с чего начать это письмо или что нужно сказать, но знаю, что должна что-то написать, потому что я очень волнуюсь… Я думаю, что у меня лучшие мать и отец в мире, и надеюсь, что смогу и своих детей вырастить в той атмосфере счастья, любви и справедливости, в которой выросли мы с Маргарет». Появление здорового сына и наследника менее чем через год после свадьбы завершило семейные и национальные торжества. Принц Чарльз родился 14 ноября 1948 года, а принцесса Анна – менее чем через два года после (15 августа 1950 года. – Прим. ред.). По словам любящей бабушки, это были «маленькие небесные создания… Я не в силах выразить, как все изменилось с их появлением в нашем доме. Все так их любят, они так нас радуют – я просто не могу это выразить. Большое-большое вам спасибо за то, что оставили их с нами».

Причина, по которой маленькие принц и принцесса в начале 1951 года остались с бабушкой и дедушкой в королевском дворце в Большом Виндзорском парке, заключалась в том, что их мать находилась за границей. Она наслаждалась временем, похожего на которое у нее не было и уже не будет. В этот период ее жизнь оказалась ближе всего к жизни простых смертных. Карьера Филиппа в военно-морском флоте (и он сам, и Дворец считали, что ее нужно продолжать) привела его на действительную службу на средиземноморском острове Мальта. Елизавета последовала за мужем.

В течение трех «смен», которые в сумме составили почти год, она могла делать относительно обычные вещи – плавать и загорать на пляже, водить машину, посещать парикмахерскую Tony, где за шесть шиллингов ей мыли голову шампунем и делали укладку. По субботам принцесса и герцог вместе с другими флотскими офицерами и их женами участвовали в ужинах с танцами, которые проходили в бальном зале отеля Phoenicia. Здесь Филипп наслаждался композицией Дюка Эллингтона Take the A Train, а Елизавета с удовольствием танцевала самбу. После множества вечеров, проведенных в замке Балморал, пара замечательно танцевала и шотландскую кадриль Eightsome Reel. «Они отдыхали: чувствовали себя совершенно свободно, приходили и уходили, когда хотели… – вспоминал о времяпрепровождении пары на Мальте камердинер Филиппа Джон Дин. – Мне кажется, что для них это было самое счастливое время».

Между тем Филипп осуществил свою давнюю мечту – он стал капитаном корабля. После нескольких месяцев, проведенных в звании первого лейтенанта на корабле Checkers, эсминце Королевских ВМС класса C, ему было поручено командование фрегатом Королевских ВМС Magpie, входившим в состав все еще внушительного Средиземноморского флота Великобритании. Дюк, как его называли за глаза сослуживцы, поразил команду своим знанием морского дела и умением филигранно точно маневрировать кораблем и преодолевать сложные мелководья. Филипп сразу дал понять своим подчиненным, что на корабле запрещено произносить его титулы. Еще большее впечатление он произвел, когда, раздевшись по пояс, возглавил команду гребцов на одной из шлюпок фрегата. Под руководством Филиппа команда Magpie выиграла шесть из десяти этапов гонок на шлюпках, проводившихся в рамках ежегодной флотской регаты. В феврале 1951 года Дюк и его жена, которая часто бывала на корабле, начали подыскивать на берегу семейные апартаменты с детской, чтобы привезти на Мальту своих детей.

Однако судьба распорядилась по-иному. Из Лондона сообщили, что здоровье короля Георга VI ухудшается. В мае 1951 года, когда король открывал на южном берегу Темзы Фестиваль Британии, он выглядел изможденным и казался гораздо старше своих 55 лет. Вскоре ему был прописан постельный режим – предполагалось, что у него грипп. Рентген показал тень в левом легком; врачи связали ее с пульмонитом, не самой тяжелой формой пневмонии, которую можно вылечить с помощью инъекций пенициллина. Король был хорошим пациентом, он тщательно записывал все симптомы, надеясь, что это поможет врачам. Особенно он верил в гомеопатические рецепты своего любимого доктора Джона Уира – и даже назвал одну из своих скаковых лошадей Hypericum («Зверобой») в честь средства, которое ему прописал Уир.

Однако неделя шла за неделей, а монарх оставался прикованным к постели и не мог, как он выражался, «изгнать эту заразу». Елизавета вернулась с Мальты, чтобы помочь ему выполнять традиционные летние королевские обязанности.

В начале июня она от имени монарха зачитала приветственную речь на банкете в честь посетившего Великобританию короля Норвегии Хокона VII, а затем заняла место отца на праздновании его официального дня рождения[8]. Вынос знамени на параде конной гвардии она в этот день встречала верхом на Уинстоне, высоком (160 см в холке) спокойном мерине рыжей масти, на котором в предыдущие годы восседал Георг VI. «Несомненно, для нее это было нелегким испытанием, – писала королю королева Мария, – но на протяжении всей церемонии она была столь спокойной и собранной, что наблюдать за ней было подлинным удовольствием». К концу июля Филипп вернулся в лондонский Кларенс-хаус, резиденцию на улице Мэлл, которую они с Елизаветой отремонтировали для своей семьи. «Нескоро я надену ее снова», – с сожалением сказал он, наблюдая, как камердинер распаковывает и вешает в шкаф его белую военно-морскую форму. Осенью пара должна была отправиться в тур по Канаде, и уже казалось вероятным, что им придется занять место короля и королевы в длительной поездке в Кению, на Цейлон, в Австралию и Новую Зеландию, которая была запланирована на следующий год. Была надежда, что несколько зимних месяцев, проведенных на солнце, укрепят здоровье короля, но эта надежда не сбылась: он так и не смог избавиться от кашля. Анализы, полученные в сентябре, подтвердили худшие опасения врачей: монарху была рекомендована операция. «Если это поможет мне выздороветь, я не против, – сказал король, – но сама идея лечь под нож хирурга…» Понимая, что пребывание в больнице только усилит тревогу короля, хирурги решили воссоздать во дворце точную копию главной операционной Вестминстерской больницы. Во дворец завезли новейший операционный стол, баллоны с кислородом, мощные операционные светильники и оборудование для стерилизации инструментов. Все это нужно было разместить в зале с высокими потолками, и был выбран так называемый люкс Буля – апартаменты на первом этаже с видом на улицу Мэлл.

20 ноября 1947 года, Букингемский дворец. Принцесса Елизавета и герцог Эдинбургский позируют с гостями. В их числе шафер, кузен Филиппа маркиз Милфорд-Хейвен (в первом ряду рядом с невестой и слева от принцессы Маргарет, которая держит в руках букет); королева Елизавета (королева-мать; четвертая справа в первом ряду, с лентой); королева Мария (сзади между женихом и невестой); радостный закулисный организатор этого события лорд Луис Маунтбеттен (в последнем ряду третий слева). В списке гостей не было ни одной из сестер Филиппа, проживавших в Германии: в послевоенной Британии болезненно воспринималось то обстоятельство, что все они были замужем за известными нацистами.

Чтобы обеспечить пациенту тишину и покой, врачи попросили на время операции и на последующие несколько недель постельного режима перенести в другое место ежедневную церемонию смены караула, которая проходила во внутреннем дворике Сент-Джеймсского дворца. Королю сообщили, что наблюдающиеся у него «структурные изменения» требуют полного удаления всего левого легкого. Монарх не спросил, что это за изменения…

Однако Уинстон Черчилль, который готовился ко всеобщим выборам, намеченным на следующий месяц, поинтересовался у своего врача Чарльза Морана, почему специалисты говорят так расплывчато. «Да потому, – ответил ему Моран, – что они очень не хотят произносить слово «рак». Это слово так никогда и не услышали ни король, ни королева, ни кто-либо из членов королевской фамилии, хотя в ходе операции по удалению левого легкого, проведенной 23 сентября, выяснилось, что правое легкое тоже поражено. По самым оптимистичным прогнозам, Георгу VI оставалось жить всего несколько месяцев. Во время операции возле Букингемского дворца в безмолвном бдении стояли более пяти тысяч человек. Уже вечером известному писателю и хроникеру Гарольду Никольсону позвонил редактор журнала Spectator Уилсон Харрис. Харрис обратился к Никольсону с просьбой: не мог бы он на основании подозрений, которые высказывает Чарльз Моран, написать некролог о монархе? Позднее Моран сказал Харрису, что «даже если король выздоровеет, он вряд ли проживет больше года».

«Король очень плох, – заметил на следующий день в своем дневнике Никольсон. – Никто не может говорить ни о чем другом – и выборы забыты. Какая странная это вещь – монархия!» В начале октября у короля все еще не хватало сил для того, чтобы встать с постели и принять участие в заседании Тайного совета Великобритании. Заседание проводили для утверждения формальностей, связанных с перерывом в работе парламента перед выборами. В связи с этим 5 октября у дверей королевской палаты собралась небольшая делегация, состоявшая из членов Тайного совета. Глава совета зачитал протокол заседания. С большим трудом Георг VI произнес слово «одобряю». После этого Ласеллс поднес документы к кровати монарха, и тот подписал их дрожащей рукой.

Похоже, победа на выборах 25 октября его давнего друга и соратника Уинстона Черчилля придала монарху сил. Когда Черчилль представил королю свой список кандидатов на министерские посты в новом кабинете, зоркий глаз Георга VI заметил, что после фамилии Энтони Идена и его должности «министр иностранных дел» следовали слова «заместитель премьер-министра». Это был подарок Черчилля, который хотел успокоить амбициозного политика – второго человека в Консервативной партии после него самого.

Однако король своей властью вычеркнул эти слова из названия должности Идена, поскольку счел, что они нарушают его королевскую прерогативу выбирать преемника премьер-министра в случае смерти или отставки последнего. В течение следующих нескольких недель монарху становилось все лучше.

В декабре того же года Георг VI смог подготовить и заранее записать на пленку свое ежегодное рождественское выступление по радио, после чего вместе с семьей отправился на традиционные рождественские каникулы в Сандрингем. Здесь король, казалось, снова стал самим собой и провел несколько недель, наслаждаясь горячо любимой зимней охотой. Однако когда в последний день января 1952 года дочь Георга VI с мужем отправлялась в Кению, первый пункт в долгой южной одиссее, которую не смог совершить сам король со своей супругой, то личный секретарь принцессы Елизаветы Мартин Чартерис положил в свой портфель запечатанные сургучной печатью конверты с проектами Декларации о наследовании и обращений к обеим палатам парламента…

Сэр Джон Уир, врач-гомеопат (1879–1971)

В первом сезоне сериала его роль исполняет Джеймс Лоренсон.

Сэр Джон Уир, врач Георга VI и королевы Марии, знал, как разговаривать с больными. Важной частью этого навыка была карманная записная книжка, полная «дерзких шуток и маленьких историй», которые врач рассказывал своим пациентам с неподражаемым шотландским акцентом. Вера в придворного врача была основана в первую очередь на всеобщей вере в гомеопатию, то есть альтернативную медицину, которая стремится использовать для исцеления внутренние резервы организма. Гомеопатия, любил подчеркивать Уир, «не является ни религией, ни сектой, ни причудой, ни обманом». По уверению Уира, микроскопические дозы лекарств, чаще всего растительных, «просто стимулируют жизненные реакции пациента, что вынуждает его лечить самого себя». Многие придворные, в том числе королевский историк Дермот Морра, отвергали идеи «старого пугала» Уира, чьи «шарлатанские» лекарства явно приносили его королевским пациентам больше вреда, чем пользы. Но как-то так получилось, что две пациентки Уира, а именно королева Елизавета (королева-мать) и принцесса Алиса, герцогиня Глостерская, благополучно встретили свои сотые дни рождения. Королева Елизавета II и принц Чарльз также стали сторонниками гомеопатии и прекрасно себя чувствуют…

Награжденный пинком Уинстон Черчилль в оппозиции 1945–1951

20 ноября 1947 года Уинстон Черчилль прибыл в Вестминстерское аббатство на венчание принцессы Елизаветы с опозданием. По словам его друзей, за этим крылась чистая случайность; по мнению критиков – трезвый расчет. Так или иначе все собравшиеся в знак приветствия поднялись со своих мест. «Все встали, – записал в своем дневнике сэр Генри Ченнон по прозвищу Чипс, – все, включая короля и королеву». Трудно было поверить, что так они приветствовали человека, которого британские избиратели немногим более двух лет тому назад отстранили от власти. «Уинстон совсем потерял стыд?» – спрашивает в первом эпизоде сериала маркиз Солсбери по прозвищу Боббети. Так создатель фильма Питер Морган представляет себе выражение пренебрежения к Черчиллю со стороны его основного критика из стана консерваторов. «Да, просто возмутительно! – отвечает Энтони Иден, не очень лояльный союзник и номинальный заместитель Черчилля. – Но как им не восхищаться? Взгляните на беднягу Эттли. Он наш премьер-министр. Но ради него никто не встает».

Уинстона Черчилля, с которым мы впервые встречаемся в начале сериала «Корона», теоретически можно назвать сбитым летчиком – он ведь больше не премьер-министр, а лидер оппозиции Его Величества[9]. Когда весной и летом 1945 года Вторая мировая война стала подходить к концу, то коалиционное правительство, которое Черчилль так успешно возглавлял с мрачных дней 1940 года, начало распадаться.

Война в Европе завершилась триумфальной победой. И хотя Япония еще продолжала сопротивляться, заместитель главы коалиционного правительства Клемент Эттли почувствовал, что для Лейбористской партии снова настало время выступать на политической арене самостоятельно.

На последовавших за решением Эттли всеобщих выборах британский электорат полностью его поддержал. Избиратели захотели начать все сначала и предоставили лейбористам подавляющее большинство в 146 депутатов. Лейбористы обещали реализовать программу создания нового «государства всеобщего благосостояния», которое бы заботилось о человеке на протяжении всей его жизни. В частности, предполагалось создать бесплатную Национальную службу здравоохранения и реализовать масштабную программу национализации. Король Георг VI предложил уходящему премьер-министру наградить его орденом Подвязки, но Черчилль отказался от награды. «Как я мог принять награждение орденом Подвязки, – говорил он несколько месяцев спустя, – когда народ Англии только что наградил меня пинком?»

Однако после шести лет правления лейбористов, к октябрю 1951 года, Британия стала относиться к Черчиллю и консерватизму более доброжелательно. Великие реформаторы из правительства Клемента Эттли, казалось, уже потратили на преобразования все свои силы, но жизнь большинства англичан по-прежнему оставалась унылой, а многие товары первой необходимости, от конфет до табачных изделий, все еще распределялись по карточкам. Заря дивного нового мира, обещанная лейбористами, так и не наступила…

В преддверии предстоящих всеобщих выборов консерваторы попытались представить себя обществу как носителей энергии обновления, компетентных в практических вопросах. Так, они пообещали в случае прихода к власти строить 300 000 новых домов ежегодно. В этих условиях внутри партии начали звучать голоса влиятельных политиков, выступавших за поиск нового молодого лидера, который бы соответствовал изменившейся обстановке. С 1945 года в партии действовала фракция разочарованных молодых тори, задумавших убедить заслуженного, но постаревшего лидера уйти в отставку или, по крайней мере, делегировать повседневное управление партией Энтони Идену, уважаемому министру иностранных дел, которого сам Черчилль признал своим преемником. Эту фракцию возглавлял Боббети Сесил, он же Роберт Гаскойн-Сесил, который в 1947 году получил титул маркиза Солсбери.

Но «старик» уходить не хотел. Мало того, он успешно отразил по крайней мере две яростные атаки своих коллег. А затем Иден отказался участвовать во внутрипартийных переворотах, и все закончилось тем, что 26 октября 1951 года Уинстон Черчилль снова поселился на Даунинг-стрит после выборов, на которых консерваторы победили с минимальным перевесом.

Однако улыбки на лицах многих консерваторов выглядели, мягко говоря, натянутыми. На самом деле лейбористы легко выиграли у тори всенародное голосование (48,8 % против 44,3 %), и только мажоритарная избирательная система обеспечила партии Черчилля шаткое 17-местное большинство в парламенте. Боббети Солсбери и растущее число его коллег-консерваторов были убеждены: первое, что должна сделать партия после победы на выборах, – проводить на пенсию 76-летнего партийного лидера, который, по его же словам, «получил последний приз, которого добивался».

Изгнанный с Даунинг-стрит в 1945 году Лейбористской партией Клемента Эттли, Уинстон Черчилль укрепил свою репутацию «разжигателя войны» речью 1946 года, которую он произнес в Фултоне, штат Миссури, США. Именно в ней впервые прозвучала фраза о железном занавесе: «Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес». В этой главе рассказывается о том, как лидер тори, находившийся в оппозиции, попытался исправить положение и вернуть себе власть, что ему и удалось сделать в октябре 1951 года.

Монарх-охотник

Король Георг VI, сельский джентльмен

Всякий раз, когда королевский поезд проезжал через продуваемые ветрами болота Восточной Англии, двигаясь в сторону Норфолка, где находилось поместье Сандрингем, король Георг VI говорил, что он возвращается домой. И действительно, он родился в Сандрингеме в декабре 1895 года, а 56 лет спустя там же, в Сандрингеме, отошел в мир иной. Перед этим он провел одни из самых счастливых часов в своей жизни. Он бродил по просторам Норфолка в кепи из твида и коротких брюках для гольфа, держа ружье на сгибе руки, и выискивал глазами высоко в небе куропатку, лысуху или крякву… Принц Альберт, герцог Йоркский, которого в семье называли Берти, заикающийся король, играл в своей жизни самые разные роли: неудачливого морского кадета, последнего императора Индии, отца королевы Елизаветы II. Он стал прочной опорой монархии после отречения от престола старшего брата и упорно вел страну вперед в трудные годы войны. Секрет успеха всех этих ролей крылся в том, что он всегда следовал своему собственному стилю жизни и в душе по-прежнему оставался сельским джентльменом из Норфолка.

Примечания