– Да тетя Нина Нюшкина привезла из Москвы.
– Из Москвы? – оживилась Таня, – Мы же с ней учились в одном классе.
Она попрощалась с Лялькой и повернула велосипед в сторону дома Нюшки.
Наскоро раздав газеты, Танька добралась до знакомого двора и уже на крыльце увидела одноклассницу Нину. За два года, что они не виделись, школьная подруга изменилась до неузнаваемости. Где косы? Их сменили локоны перманента. Где вечное серое платье – сейчас Нина щеголяла в пестром сарафане с юбкой колоколом. И не косынка покрывала ее голову, а кокетливая шляпка с шелковыми лентами. Ниночка издали заметила Танькин велосипед и приветливо замахала руками. Не вытерпев, она вылетела навстречу подруге и повисла у нее на плечах.
– Танька! Танька, подружка! Здравствуй, сердце мое! Как я соскучилась! – воскликнула она и обняла Таньку, а та от полноты чувств уронила слезу.
Нюшка стояла здесь же поодаль.
– Чего вы на дороге обнимаетесь? Зайдите в избу, подруги, да и поговорите спокойно, а не у всей деревни на виду.
– И то правда, – спохватилась Нина.– Идем, Тань, а велосипед во дворе поставь
– Да непривычны мы рассиживаться, – пробормотала Танька, но двинулась следом за подругой.
В избе пахло свежеиспеченным хлебом и цветочными духами.
– «Нинка привезла,» – подумала Татьяна.
– Мам, самовар-то не остыл? – крикнула Нина замешкавшейся в сенях Нюшке.
– Остыл маленько, – отозвалась та. – Но вам попить тепла хватит.
Ах, какие дивные лакомства привезла подруга из Москвы! Зефир, пастилу, никогда не виданное Таней шоколадное масло и ароматную копченую колбасу. Нюшка разрезала батон и пододвинула к гостье аппетитные куски.
– Ешь, – прикрикнула она. – Чай, намаялась, почту разносивши. Да и вкусноту такую не пробовала, поди. Вона в магазине фабрики-кухни тоже копченую продают, так ее в рот не взять.
– Мама колбасу любит, а сыр на дух не переносит, – добавила Нина.
– А Вы, тетя Нюша, собираетесь Нину навестить? – поинтересовалась Танька, намазывая шоколадным маслом кусок булки.
Нюша, собиравшаяся на обеденную дойку, вымыла подойник, обвязала его чистой марлицей, положила в карман фартука вазелин для коровьих сосков и кусок хлеба с солью – лакомство любимой корове.
– Ты думаешь, мама корову на чужих людей бросит? – спросила Нина, наблюдая за материнскими хлопотами.
– Да билет до Москвы девяносто четыре рубля стоит, – поддакнула Нюша.
Нина всплеснула руками.
– Мама, хватит! Вы опять все старыми деньгами меряете! Девять сорок стоит билет – запомните уже.
Нюшка подвязала светлый с каймой платок, взяла подойник и вышла в сени.
– Ушла, наконец, – обрадовалась Нина, едва за матерью захлопнулась дверь, – Хочешь посмотреть мои обновы?
– Хочу! – так же весело, в тон ей ответила Танька.
Нина потащила подругу в горницу и там началось действо.
Она распахнула стоящий на скамейке чемодан так, что его содержимое вывалилось наружу.
Чего здесь только ни было: и прозрачная кофточка из материала, называемого газ;
и широкая юбка фасона «солнце- клеш», и светлый джемпер машинной вязки.
Нинка примеряла на себя эти вещи и бросала Таньке, но у той от волнения даже голос изменился, и она хриплым шепотом спрашивала разрешения потрогать.
– Меряй и ты! – предложила Нинка и бросила подруге пресловутый «солнце-клеш».
Татьяна надела на себя широченное чудо в бесконечных складках и замерла у зеркала.
Юбка шла ей необыкновенно, делая талию тоньше, а фигуру стройней..
И даже выцветшая ситцевая кофточка, в которой она ежедневно разносила почту, не портила ее.
Нина оглядела ее критически.
– Сюда бы гипюровую блузочку. Или на, переоденься в мою белую, а к ней бусики подберем.
Татьяна покидала дом Нюшки абсолютно счастливой, ведь ей досталась от щедрот подруги та самая юбка с дивным названием «солнце-клеш».
Урожай по осени собран, из белого налива и штрифеля сварено повидло на зиму, картошка выкопана и сложена в погребе.
Володя вставлял в окна вторые зимние рамы, а между ними прокладывал белую тряпицу с выложенными елочными игрушками из серебряной бумаги.
Октябрь перевалил за середину, и вместе с падением последних листьев стал сильнее чувствоваться холод. По утрам Танька вывозила велосипед прямо на прозрачный ледок подмерзших луж, а ближе к обеду тащила свой транспорт по растаявшей грязи. Темнело рано, и только радио спасало от скуки.
В клуб привезли фильм «Здравствуй, Москва!»
Танька смотрела, не отрываясь, пока Володя несколько раз выходил на крыльцо покурить и переброситься парой слов с мужиками.
Рядом с Танькой сидела Васильчиха и грызла семечки, швыряя лузгу во все стороны. Танька брезгливо отодвинулась.
– Небось, в Москве не стала бы плеваться, вывели бы ее из кино за милую душу, – подумала она.
Снова пробудились в ней мечты о столице. Увидеть Кремль, сходить в театр, да и по магазинам, торгующим диковинными вещами и невиданными яствами – превратилось у нее в голове в навязчивость.
Дома Танька пересчитала отложенные на поездку рубли – должно было хватить на билет туда-обратно и на гостинцы. О том, сколько платить за питание и проживание, она не подумала, а это выходило еще рублей тридцать.
Володя строго-настрого запретил снимать деньги с книжки.
– Я на мотоцикл коплю, – заявил он. – Вон Мишане уже открытка пришла, а я следующий на очереди. А вдруг дадут с коляской? Тогда у братовьев занимать придется. И вообще, гаси-ка ты электричество и давай спать. Мне рано в МТС ехать.
Утром лил дождь. Бесконечные серые тучи скрыли горизонт – ни одного просвета, ни одного луча солнца не пробивалось и не оживляло тоскливые будни.
И настроение Таньки соответствовало: она стряхнула дождевик в сенях и с кислой физиономией появилась в комнате, где сидели почтальоны перед тем, как выйти с полными сумками.
