– Весьма любопытно, Клаус, весьма любопытно. А ты сказал, что это именно я тебя отпустил?
– Конечно. Разве в таких случаях станешь молчать?
Та чаша, что уже перевешивала другую, с грехами, дрогнула и опустилась ещё ниже.
– Я недоволен, Клаус. И по-прежнему считаю, что твоё время ещё не пришло.
Он снова щёлкнул пальцами в своём круге света, куда не мог проникнуть взор человека, и несчастный опять переместился на Землю. На то самое место.
Он хрипел и плевался, пытаясь встать. На груди висело уже две оборванные верёвки, а шею захлёстывали две петли.
Теперь зрители смотрели на него не с растерянностью и изумлением, а с самым настоящим страхом и ужасом.
– Он вернулся. Клаус снова вернулся, – прошептал магистратор.
– Он вернулся!
– Отпустите Клауса!
– Отпустите Клауса, как велит Бог!
Толпа зашумела, заволновалась и начала напирать на стражников. Они пытались сдержать ее, хотя уже и сами не испытывали никакого желания ввязаться в столь пугающую историю. А люди кричали и всё больше теснили их:
– Отпустите Клауса!
– Никогда, – поднял рывком на ноги Клауса рыжий палач.
– Бог отпустил меня! Он помиловал меня и сказал, что я должен жить! – громко закричал человек с двумя петлями на шее, и его клич тут же подхватили многие из тех, кто собрались, уже нисколько не скрываясь:
– Бог простил Клауса!
– Бог помиловал его!
Петер схватил Клауса за волосы и потащил его по ступеням. То, что он сделал, было очень больно. Никогда раньше коротышка, всю жизнь боявшийся его, Клауса, не осмеливался на такую дерзость. Эх, были бы только у него сейчас развязаны руки, он бы ему показал!
– Ты не уйдёшь от меня, – палач заставил выпрямиться приговорённого и сорвал с шеи остатки от прежних попыток – куски верёвок, переходящие в петли. На местах удушении, на коже остались кроваво-синие рубцы.
Петер накинул на шею Клауса новую петлю.
– Ты нигде не скроешься от наказания! Скажи мне, скажи мне, Клаус, какой вкус у поцелуя смерти? Ты же это знаешь, ты должен знать!
– Я знаю, Петер, один на всём белом свете, – устало признался вор и разбойник.
– Так скажи же!
– Никогда!
– Будь ты проклят, Клаус, будь ты проклят! – взревел в ярости палач, и створки в третий раз опять разошлись.
Клаусу удалось зацепиться за них ногой, но палач больно ударил по ней, и казненный тяжело обвис на верёвке.
– У него всё время стоит! Посмотрите! Всё время стоит! Он так хочет жить! Помилуйте же Клауса, и я подарю ему свою любовь! Подарю настолько сладкую ночь, что он ее никогда не забудет! – услышал он крик Греты.
И опять умер.
– Как? Это ты? В какой раз? – с заметным раздражением поинтересовался ангел.
– А что я могу поделать? Они снова повесили меня, монсеньор.
– А моя воля?
– У них оказалось слишком много своей.
– Ну а народ? Народ, что там был?
– Народ изменился, милорд. Неистовствует и требует, чтобы меня отпустили.
– Клаус… – с непередаваемым теплом и состраданием произнесло светящееся существо и встало. Оно оказалось таким огромным, что приходилось задирать голову, чтобы смотреть на него хотя бы снизу вверх. Оно было таким широким, что закрыло собой весь остальной мир. – Клаус, хочешь, я немедленно пошлю камнепад, и все они погибнут.
– Не надо, не надо, монсеньор.
– Тогда я вышлю ужасающий мор, и никто не выживет.
– Прошу тебя не делать этого.
– У тебя такое доброе сердце, Клаус… – Гигантские невидимые руки обняли бывшего вора и разбойника и прижали к чему-то тёплому и мягкому, совсем такому же, как тело матери, когда он в нём нуждался, будучи младенцем. От небесного создания исходило такое сострадание и любовь, что Клаус хотел прижаться к нему всё сильнее и сильнее.
Но объятия почему-то разжались.
– Я люблю тебя, Клаус, – мягко сказал ангел, – и открываю для тебя путь на небо. Нарекаю иным именем. Теперь ты не Клаус, теперь тебя зовут Амаил.
Клаус вдруг почувствовал приятный зуд между лопатками: в том месте, откуда появились и начали расти крылья.
– Ты слишком много страдал, Амаил, и все предали тебя. Путь наверх для тебя открыт.
За троном неожиданно образовалась самая настоящая светящаяся дорога, уходящая далеко-далеко ввысь.
– Одну минуточку! – сказал Клаус.
Он отвернулся и легко перешагнул через невидимый барьер, разделявший мир людей и то место, где он только что побывал.
Он снова лежал и хрипел под подмостками эшафота.
– Клаус опять вернулся… – едва слышно, с ужасом прошептал кто-то в полной тишине. – Четвёртый раз.
Люди вокруг оцепенели. А Клаус, он же Амаил, встал и принялся расти. Когда вымахал больше трёх метров, то обратился в красивого юношу в белых ниспадающих одеждах и с большими белыми, развёрнутыми за спиной крыльями. Неторопливо поднялся по ступеням и подошёл к палачу:
– Ты хотел, Петер, узнать, что чувствуешь, когда смерть целует тебя? Вдохни запах танца с ней!
