
По дороге ее разочарование превратилось в гнев. Как посмел этот Патрик Холландер дать ей надежду, а затем просто исчезнуть? Он будто стал привидением, зыбким, как утренний туман, плодом ее воображения. Пока она шла по улице, изо всех чердачных окон практически каждого дома в Спиталфилдс доносился рокот станков, и ни один из них не использовал ее эскизы и цвета.
На следующий день пришел долгожданный ответ.
Мэри только успела закончить завтрак, как раздался громкий стук в дверь. Увидев гостя, она не могла скрыть изумления: перед ней стоял Патрик Холландер, в точности такой же, как она его запомнила, с улыбкой человека, уверенного в теплом приеме, куда бы он ни пошел.
– Я было решила, что вы – фантом, ведь с нашей встречи в прошлом году вестей от вас не было, – холодно приветствовала его Мэри. – Надеюсь, обычно вы не так ведете дела? – пронзив его суровым взглядом, она уже приготовилась пуститься в описание своих горестей, успев отрепетировать речь за долгие длинные ночи, коих прошло немало.
Он поднял руку, останавливая ее.
– Мадам, – перебил он. – Мне в самом деле искренне жаль. Я был занят другими неотложными делами, которые не позволили мне связаться с вами прежде. Из-за серьезной болезни моей бедной матушки я никак не мог отлучиться из опасений, что она скончается в мое отсутствие, – с грустью объяснил Патрик Холландер. – Боюсь, я вопиющим образом пренебрег своими обязанностями по отношению к вам, но искренне надеюсь, что вы поймете мое безвыходное положение.
Прежнего негодования Мэри уже не испытывала; едва ли она могла критиковать человека, заботящегося о своей матери.
– Полагаю, ей уже лучше? – вежливо осведомилась она, подавив раздражение.
– К сожалению, мы похоронили ее две недели назад. – Мэри заметила, как он сжал зубы, и сердце ее смягчилось.
– Мои искренние соболезнования, мистер Холландер.
– Она отошла в мир иной без мучений. – Ее гость посмотрел по сторонам, будто боясь ненужных ушей. – Возможно, мы могли бы продолжить беседу в доме? Как я уже упоминал, мисс Стивенсон, я очарован вашей работой и очень надеюсь, что вы согласитесь работать на меня, несмотря на эту непредвиденную задержку.
Мэри окинула его испытующим взглядом. Не ошиблась ли она, решив ему довериться?
Когда вернулась Фрэнсис, Мэри протянула ей записку.
– Ну же, прочти, – попросила она.
– «Два рисунка с узором из полевых цветов получены и одобрены. Данным документом я уполномочиваю Мэри-Луизу Стивенсон передать шаблоны мистеру Гаю Ле Мэтру для изготовления пятидесяти элей[9] каждого узора. Искренне ваш, Патрик Холландер».
– Я зря сомневалась в нем, – с облегчением воскликнула Мэри. – Не далее как сегодня утром он приходил сам.
Фрэнсис подняла брови, но промолчала, выслушав рассказ Мэри о причинах его молчания. Прочитав записку, она нахмурилась:
– Почему же он сам не передал это поручение мистеру Ле Мэтру?
– Торопился на почтовую карету до Оксли, у него и минуты после нашей встречи не было. Ему нужно как можно скорее восстановить торговлю, и нанести личный визит он не успевал.
– Тут всего минут десять ходьбы.
Мэри вздохнула:
– Пойду к нему, отнесу схемы. – Взяв те первые рисунки с описанием для станка, которые она оставила себе, Мэри, полная радостных надежд, дошла до мастерской ткача. Но не успела она показать письмо, как Гай нахмурился.
– Я должен кормить семью и платить подмастерьям. И как же вы думаете я смогу это сделать, если сам буду работать без денег?
– Но мистер Холландер же об этом позаботится?
Гай только вздохнул:
– Прошлый счет он не оплатил. И тот, что был до этого – тоже. Я не могу и дальше работать на него, пока он не заплатит по счетам. Деньги вперед и долг тоже. – Гай решительно стоял на своем.
– Сколько?
Он назвал сумму, и все надежды Мэри растворились как дым.
С большим трудом она смогла рассказать сестре о новой проблеме.
– Не могу описать, как я разочарована! – Мэри была в ярости. – Ведь только прошлой весной ткань с узором из подснежников и плюща выбрала сама герцогиня Портлендская, – возмущалась она. – Уверена, что и мои цветы захотят приобрести многие знатные дамы и господа.
Сестра с грустью наблюдала за ней, а затем призадумалась.
– Возможно, есть иной способ.
– Какой же?
– Коннор О’Нил.
Мэри никогда не слышала этого имени.
– Он когда-то служил подмастерьем, из тех, кого нанимали на конкретные заказы, Сэмюель был с ним знаком. Его считали резчиком.
– Резчиком?
– Пару лет назад, ты еще тогда не приехала, несколько подмастерьев срезали шелк со станков ткачей, уничтожая недели работы. Так они протестовали против несправедливой оплаты их труда. Как-то ночью они срезали шелк с пятидесяти станков. Воздух содрогался от выстрелов, нам пришлось забаррикадироваться в доме. Я всерьез опасалась за наши жизни. Если нынешние слухи правдивы, подобное может повториться.
Мэри в недоумении смотрела на нее.
– И что же случилось с Коннором О’Нилом?
– Он пропал.
– В таком случае не понимаю, как это может нам помочь, – вздохнула Мэри. Ее сестра говорила загадками. – В любом случае, как можно ожидать, что ткач будет работать просто так? – спросила она. В этом была главная беда: у них не было лишних денег, чтобы оплатить все самим.
– Если мы сможем найти его, возможно, он согласится взяться за работу за весьма приемлемую плату.
– Как так?
– Когда против него выдвинули обвинения, все отказались с ним работать, но Сэмюель в это не верил и время от времени передавал ему заказы – их хватало, чтобы спасти его с женой от работного дома, а их детей от приюта.
– Однако это не меняет того, что нам самим почти не на что жить, не говоря уже о покупке шелка, – заметила Мэри.
– Здесь ты ошибаешься, сестра, – загадочно улыбнулась Фрэнсис. – У меня есть деньги, чтобы соткать двадцать ярдов шелка по той цене, с которой, как я считаю, мистер О’Нил согласится.
– Что? Как?
Фрэнсис замешкалась.
– Ожерелье матушки, – призналась она.
– Нет! – воскликнула Мэри, потрясенная подобным предложением. – Ты не можешь его продать!
– Слишком поздно. Я уже отнесла его в заклад. – Фрэнсис показала сестре банкноты. – Ростовщик был очень доволен.
Мэри ахнула.
– Но как ты узнала, что мистеру Ле Мэтру не заплатили?
– Признаюсь, об этом я не догадывалась. К тому времени я уже договорилась о сделке. А как, по твоему мнению, мы выживали последние месяцы? У него уже лежат мои часы и обручальное кольцо.
– О нет, – выдохнула Мэри, посмотрев на руки сестры. – Почему ты мне раньше не рассказала?
– А что бы это изменило? Не беспокойся об этом. Если все сложится удачно, мы скоро выкупим их.
– Тогда мешкать нельзя, – решительно заявила Мэри. – Где найти этого мистера О’Нила?
– Я осторожно поспрашиваю. Предоставь это мне.
Кусочек луны с ноготок еще виднелся высоко в небе в окружении горстки бледнеющих звезд, когда Мэри с Фрэнсис следующим утром пустились в путь. Путь их пролегал мимо рынка на Брик-Лейн, на север, по только что вымощенной оживленной улице до ее соединения с Грейт Бэкон-стрит. Оттуда сестра повела Мэри узкими улочками в глубь квартала, пока они не дошли до задворок приземистых кирпичных домиков. Размокшая глина скользила под ногами, вся местность казалась совершенно заброшенной и унылой в сером утреннем свете.
– Кажется, этот дом, – кивнула Фрэнсис на дальнее строение, поднимая юбки повыше и перешагивая через земляную насыпь.
Мэри шла следом, увязая в глине и морщась, периодически оглядываясь по сторонам – убедиться, что они здесь одни.
В эти места она прежде не заходила, и жутковатая тишина после стука и трещания станков в Спиталфилдс вызывала тревогу.
– Надеюсь, ты права, – произнесла она, заметив двух мальчишек, сидящих на кирпичной стене за одним из домов. Их босые ноги почернели от грязи, лохматых голов расческа, судя по всему, в жизни не касалась, а одежда была неопределенно серого цвета никогда не стиранной ткани. При приближении Мэри и Фрэнсис они спрыгнули со стены и исчезли в доме через черный ход, хлопнув дверью.
Мэри вздрогнула от резкого звука, чуть не уронив сумочку с эскизами. Пока она возилась со своими вещами, дверь вновь открылась, и из дома донеслось мелодичное чириканье. Коноплянка, решила Мэри. Некоторые ткачи держали их в клетках на чердаках, но из-за стоявшего вокруг шума станков на Спитал-сквер и в окрестностях редко когда удавалось услышать пение. Здесь же было тише: не стучал ни один челнок.
– Кто там? – крикнул женский голос.
– Фрэнсис Уайкрофт. Вдова Сэмюеля. Я пришла с сестрой, Мэри Стивенсон.
После краткого молчания женщина вновь заговорила, в этот раз тише, и Мэри пришлось прислушаться, чтобы различить слова:
– Лучше вам зайти, хватит привлекать к себе внимание. Да поживее.
Они поспешили к дому, а войдя, оказались в узком коридоре, ведущем в крохотную плохо освещенную комнату. Пол был устлан старым тростником, посеревшим от засохшей грязи, в очаге едва теплились угольки. Комнату наполнял запах вареной капусты. Женщина выглядела пожилой, с запавшими щеками и редеющими волосами, но на бедре у нее сидел ребенок, совсем малыш, едва начавший ходить. Дети постарше сгрудились в другом углу комнаты, разглядывая гостий во все глаза.
– Мы надеялись поговорить с мистером О’Нилом, – произнесла Фрэнсис.
Женщина только усмехнулась:
– Что ж, вам не повезло, так как он вот уже несколько месяцев не считает нужным здесь показываться. Его ищут, вы разве не знали? – С безрадостным смешком женщина подхватила со стола тряпку и вытерла малышу нос.
– И, полагаю, вы не представляете, где он может находиться? – с упавшим сердцем уточнила Мэри. Похоже, все было безнадежно.
Женщина взглянула на нее как на городскую сумасшедшую, и Мэри неловко переступила с ноги на ногу:
– Конечно же нет, – пробормотала она. – Мне так жаль… – Она остановилась, не зная, что еще можно сказать в данных обстоятельствах. – Мы надеялись предложить ему работу.
– Вот как? – Голос женщины стал более приветливым. – Что ж, не он один в этом доме умеет ткать.
До Мэри не сразу дошел смысл слов, но потом она поняла:
– О, разумеется. Конечно, миссис О’Нил. – Некоторые работники учили своих жен ткать, в основном простые узоры, и порой ставили на чердаке сразу два-три станка, а в случае необходимости могли также привлечь к работе и старших детей.
– Почему вы пришли сюда? Почему не обратились к ткачам на Спитал-сквер?
– У нас безвыходная ситуация, – признала Мэри, а затем рассказала их историю.
Женщина кивнула:
– Зовите меня Бриджет. Итак… – Она передала ребенка одному из детей постарше и расчистила место на столе. – Покажите узор.
Мэри вытащила из сумочки бумаги и аккуратно разложила их, а потом отошла, уступая место Бриджет.
Женщина прикусила губу, вглядываясь в рисунки и что-то бормоча себе под нос, а затем обратилась к не сводящей с нее глаз Мэри:
– Не могу сказать, что когда-либо видела нечто похожее. Настоящий сад смерти, – заметила она, указывая на шаблон, втягивая воздух с присвистом из-за отсутствующих зубов.
– Это белладонна, – как само собой разумеющееся пояснила Мэри.
– Она самая. – Бриджет вернулась к изучению схемы с точками для станка. Мэри ждала, что она укажет на очевидные ошибки новичка, неправильные линии, так как она, хотя и перепроверила все несколько раз, все равно боялась, что пропустила какую-то мелочь, которую наметанный взгляд тут же заметит.
– Вы сами составили узор? – прищурившись, спросила Бриджет.
– Разумеется, – ответила Мэри. – Но мне его заказал торговец. Патрик Холландер из Оксли. Я должна буду отправить готовую ткань ему.
Услышав имя, женщина вздрогнула.
– Возможно, вы его знаете? – спросила Мэри.
– Думаю, муж упоминал его имя раз или два, – ответила Бриджет. – Не более того.
Мэри взглянула на сестру. Фрэнсис тоже показалось, что Бриджет О’Нил знает больше, чем говорит?
– Довольно необычно, что художник обращается к ткачу напрямую, не так ли? – спросила Бриджет, но тут захныкал ребенок, спасая Мэри от объяснений. Женщина забрала малыша у дочери, качая и убаюкивая его, по-прежнему не отводя взгляда от бумаг на столе. Наконец она повернулась к гостьям: – Я могу это выткать. И если повезет… – Она разразилась смехом, перешедшим в сухой кашель. – Смогу начать прямо сегодня. Томас перенесет узор с шаблона на ткань ничуть не хуже других подмастерьев.
Мальчик повыше торжественно кивнул.
Мэри не могла поверить своим ушам. Кто-то в самом деле собирался выткать шелк с ее узором! Эмоции переполняли ее, она даже не обращала внимания, где находится, и не видела совершенно неприглядную и далекую от чистоты комнату, так как выбора у нее в любом случае не было.
– О, спасибо вам, спасибо! – искренне поблагодарила она. – Вот… – Мэри протянула женщине другой листок бумаги. – Здесь пояснения, чтобы проще было работать.
Бриджет, сощурившись, поднесла бумагу ближе к глазам, прочитала, а затем посмотрела на обеих женщин.
– Это я должна вас благодарить. Судя по узору, торговец получит по заслугам.
– Что вы имеете в виду? – не поняла Фрэнсис.
– Думаю, госпожа Стивенсон знает, о чем я, – усмехнулась Бриджет. – Теперь осталось договориться о цене.
– Что она имела в виду? – спросила Фрэнсис, как только они с Мэри вышли на улицу. – Мистер Холландер получит по заслугам?
– Понятия не имею. Но если она не уступает в таланте мужу, про которого ты рассказывала, тогда я должна быть просто благодарна за этот шанс.
Глава 20
Март, 1769 год, ОкслиВесть о скором возвращении Кэролайн Холландер оживила дом, стряхнув сонное зимнее оцепенение. Посыльные сновали туда и обратно, Пруденс готовила всевозможные блюда. Забегал и Томми, принес хороший кусок оленины, говяжий огузок и свиной окорок; при виде Роуэн он покраснел и широко улыбнулся ей. Они стали встречаться у реки по вечерам, когда Томми освобождался после работы в мясной лавке. Он ловил рыбу, а Роуэн собирала травы, каждый день с нетерпением ожидая этих встреч, подгоняя часы, чтобы скорее увидеться вновь. Хотя в этот раз они даже парой слов перекинуться не смогли – Томми выскользнул через черный ход, а Роуэн не смогла придумать причину его задержать.
Она разожгла камины в комнатах внизу и проветрила спальни на верхних этажах, широко распахнув ставни и подняв окна.
Большая часть дома не использовалась без малого месяц, и по помещениям расползлась сырость. И хотя все кровати были заново заправлены несколько недель назад, Роуэн проветривала стеганые покрывала и взбивала одеяла на гусином пуху, пока они вновь не стали легкими и воздушными.
Пруденс, стоя за кухонным столом по локоть в муке, уже поставила вариться говядину и принялась за пироги и сладости. Коническая сахарная голова сверкала в солнечных лучах, у окна поблескивали глянцевыми боками мелкие черные сливы, точно темные драгоценности.
– Не хочу вам мешать, но, может, я могла бы закончить ле… свою мазь? – спросила Роуэн, вовремя прикусив язык. – Мне не надо много места.
– Лучше делай все, что нужно, в прачечной, – возразила Пруденс, вымешивая тесто. – Здесь места нет. – Обычно приветливая, сейчас кухарка вела себя довольно резко, полностью сосредоточившись на корочке пирога.
– Конечно. Не смею больше мешать. – Роуэн выскользнула из комнаты.
Перво-наперво она хорошенько отмыла руки и лицо от сажи и расчистила себе место на высоком столе у окна, выходившего в сад. Роуэн вспомнила тот день, когда матушка обучала ее, как готовить именно это снадобье: немногим замужним женщинам в деревне оно могло понадобиться, но однажды пришла богатая дама, госпожа одной из горничных. Та дама заплатила, и заплатила щедро, но как Роуэн ни старалась – не могла припомнить, принесло ли средство желаемый эффект.
Как и ее матушка, она за несколько дней поставила настаиваться в уксусе крапиву, бутоны красноголовника и корни одуванчика, а теперь, найдя отрез муслина, процедила жидкость в стеклянную бутылку. К ней она добавила тщательно отмеренные травы и порошки из аптекарской лавки и закупорила емкость. Она думала сама попробовать, но оклик из кухни отвлек ее, и Роуэн поспешила к выходу, до этого успев отставить бутылку на подоконник, от греха подальше. Но уже в дверях она столкнулась с Элис.
– Думаешь, я не знаю, что у тебя на уме, – процедила она.
– Прошу прощения?
– Это никакая не мазь от обморожения. Интересно, что хозяин на это скажет? – прищурившись, Элис скрестила руки на груди. – Ты же знаешь, что он думает о колдовстве и тому подобном.
Роуэн уже была сыта по горло. Она не позволит больше себя запугивать.
– Колдовстве, говоришь? – Роуэн сделала шаг навстречу, втискиваясь в узкий проем. – Интересно, что скажет госпожа, если узнает о том, как ты… близка с хозяином? Она и так уже что-то подозревает. Возможно, в колдовских чарах обвинят уже тебя?
Элис широко распахнула глаза, и Роуэн воспользовалась этим промедлением, спрятав бутылку в юбках и проскользнув мимо горничной через коридор на кухню. Сердце еще сильно колотилось из-за этого неожиданного противостояния, и Роуэн несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь.
– Госпожа вернулась, – сообщила ей Пруденс, на секунду оторвавшись от раскатывания теста. – Хотела тебя видеть. Можешь отнести ей завтрак? Элис занимается багажом. – Пруденс указала на стол, где на овальном подносе уже стоял готовый чайник с чашечкой китайского фарфора и молочник. – Что-то не так? – окинув ее подозрительным взглядом, уточнила кухарка.
– Нет, нет, все в полном порядке, – заверила ее Роуэн, спешно разглаживая фартук и заправляя под чепец выбившуюся прядь волос, чувствуя, как постепенно успокаивается сердце.
Войдя в комнату, она увидела хозяйку дома на кушетке перед камином.
– Надеюсь, вы довольны своей поездкой, госпожа? – осмелилась спросить Роуэн, поставив поднос на столик рядом.
– Спасибо, Роуэн, вполне. Ты принесла снадобье? – не тратя времени, спросила Кэролайн, показывая, что на самом деле занимало ее мысли все эти недели.
Роуэн была рада дать желаемый ответ:
– Да, госпожа.
– Очень хорошо.
– Его нужно принимать по чайной ложке дважды в день. Ни в коем случае не больше, – предупредила Роуэн, передавая ей бутылочку. – До тех пор, пока не выпьете все.
– В таком случае не забудь принести ложку.
– Разумеется, госпожа.
Роуэн уже повернулась к выходу, когда Кэролайн посмотрела ей в глаза с уже знакомым слегка тоскливым выражением:
– Будем надеяться, оно сработает.
Неделю спустя с улицы донеслось громкое «Тпру!», а вместе с ним цокот копыт и звон металла: у особняка остановилась карета с шестеркой лошадей. Роуэн, услышав оклик Пруденс, бросилась открывать дверь, но хозяин, даже не заметив ее, прошел мимо, сразу в магазин.
Те, кому она прислуживала, часто обращались с ней как с невидимкой, потому что слуги, как она уже поняла, должны наловчиться не попадаться господам на глаза, пока не позовут. А затем от них ждут, что они появятся, как по волшебству, и без промедления бросятся выполнять хозяйские поручения. И тем не менее она удивилась, что после столь долгого отсутствия хозяин не удостоил ее и приветствия. Даже Элис, поспешившей к двери вместе с Роуэн, досталась только мимолетная улыбка, и Роуэн заметила, как горничная помрачнела, тут же отступив в тень ведущего в глубь дома коридора.
Патрика Холландера явно занимали другие мысли, так как, оказавшись в магазине, он принялся вытаскивать рулоны тканей с полок, смотреть их на свет, будто в поисках чего-то, а затем отшвыривать драгоценную материю куда придется, не заботясь, упадет ли она на прилавок или покатится по полу. Джеримая, обслуживающий покупательницу, казалось, сначала замер в страхе, но потом бросился подбирать отрезы, отряхивая их от пыли и пытаясь разложить обратно по местам. Женщина, которая ждала у прилавка, быстро прошла мимо Роуэн к выходу, один раз обернувшись с оскорбленным выражением. Роуэн осмелилась подойти ближе ко входу в магазин, гадая, что же вызвало подобные перемены в настроении хозяина.
– Оставь, Джеримая, не утруждайся, – крикнул Патрик. – Долой старое, мы начинаем заново!
В коридоре появилась Кэролайн, которая прошла мимо Роуэн, тоже едва обратив на нее внимание.
– Вы лишились рассудка, дорогой супруг? Что за переполох? – требовательно спросила Кэролайн.
– Отнюдь, моя дорогая, мир никогда не представал передо мной столь отчетливо. Мы больше не будем продавать ткани с теми же узорами, что и любой другой торговец отсюда до южного побережья, так как я нанял художника, который даст жизнь новому стилю. За нашими шелками будет бегать вся страна. Дамы в Бате будут прогуливаться в нарядах из ярких необычных тканей, ослепляя всех.
– Это превосходно, и я необычайно рада узнать, что ваша поездка в Лондон оказалась такой удачной, – откликнулась Кэролайн, коснувшись его предплечья успокаивающим жестом. – Но пока не придут эти новые ткани, что же мы будем продавать? Люди по-прежнему будут спрашивать хлопок и муслин, тонкое сукно и лен, вы же понимаете.
В глазах Патрика Холландера плясал маниакальный огонек.
– Простите мне мое рвение, – отозвался он, стряхивая ее руку. – Похоже, вы видите все не столь ясно, как я.
– Право слово, я вовсе не это имела в виду, – возразила она. – Лишь то, что прекращать работу так резко может оказаться не самым мудрым решением. Наши покупатели, которые здесь, к счастью, сейчас не присутствуют, возможно, и не вернутся, когда у нас наконец появится ткань на продажу. Мы же не хотим, чтобы за своими покупками они направлялись к другим? Как ты считаешь, Джеримая?
– Нечестно впутывать его, моя дорогая. Но в ваших речах есть смысл, – угрюмо признал он. – Я нашел художника, равных которому нет нигде. А весь Лондон точно ослеп и не видит этого сокровища. Я единственный, у кого сохранилось зрение, кто знает ей цену. С ее узорами мы наживем состояние.
– Вы сказали «ее узорами»? – повторила Кэролайн.
– Ваша милая головка что, деревянная? – уже раздраженно отозвался хозяин. – Да, я сказал именно «ее».
Роуэн перехватила взгляд Джеримаи, тоже наблюдавшего за господами. Выглядел он озадаченным, будто хотел что-то сказать, но боялся. Возможно ли, что он знал больше о состоянии дел в магазине и доходах, чем их хозяин был готов поведать?
Роуэн сочла это вполне вероятным.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – наконец произнесла Кэролайн.
– Ради всего святого, госпожа. Оставьте мне право вести мои же дела, – отрезал он. – Вам не о чем беспокоиться.
– Прекрасно, – произнесла Кэролайн, и Роуэн расслышала в голосе горечь.
Но, проходя мимо магазина в следующий раз, Роуэн увидела, что все отрезы ткани вернулись на свои места, а любые следы дикого помешательства их хозяина исчезли.
Несколько недель спустя после возвращения госпожи, одним холодным ясным утром Роуэн вошла в гостиную, где Кэролайн сидела в одиночестве, и увидела, что хлеб с копченой грудинкой так и стоит нетронутым на столе, а сама госпожа отодвинулась от стола как можно дальше, положив руки на расшитый шелком корсаж платья внизу живота.
– Госпожа, завтрак пришелся вам не по вкусу? – спросила Роуэн, собирая приборы.
Кэролайн покачала головой, и Роуэн внимательнее посмотрела на нее, заметив, что кожа хозяйки гораздо бледнее обычного и вид изможденный.
– Вам нездоровится? – забеспокоилась она.
Кэролайн собиралась что-то ответить, губы задвигались, не издав ни звука, но потом лицо ее сделалось белее снега, и она соскользнула со стула, мешком рухнув на пол. Юбки воланами вздулись вокруг, точно грибы-дождевики.
– Элис! – крикнула Роуэн, обхватив хозяйку за плечи, силясь приподнять ее. – Элис, скорее!
Она осмелилась похлопать женщину по лицу, очень аккуратно, пытаясь привести ее в чувство, но без толку. Спустя целую вечность, которая в реальности наверняка была всего лишь минутами, она услышала шаги.
– Что? – спросила Элис, появившись в дверях с метлой в руке, которая в следующую секунду со стуком упала на пол. – Чем ты ее заколдовала? Это то лекарство? Я знала, что оно плохое! – воскликнула она. – Ты отравила ее. Ты ее убила!
– Не мели чепухи! – упрекнула ее Роуэн, точно девушка была одной из ее братьев. – Она просто упала в обморок, ты разве не видишь? – Во всяком случае, Роуэн надеялась, что не ошиблась. – Помоги мне отнести ее в малую гостиную, там уложим ее на кушетку и ослабим шнуровку. Возьми ее за ноги, сможешь?
Вместе они полудонесли, полуоттащили свою госпожу по коридору.
– Пойду за хозяином, – решила Роуэн, когда они наконец устроили Кэролайн на кушетке и подложили под голову подушку. Элис начала расшнуровывать корсаж, ослабляя давящие косточки корсета, но тут раздались тяжелые шаги по ступенькам.