О том, что забрать боевиков с собой мы возможности не имели, так как это было бы потом расценено как похищение, а в Швейцарии их наверняка почти сразу отпустили бы под залог, я даже не стал упоминать. По сравнению с главным, это уже были сущие мелочи.
Над Печорой корвет слегка качнул крыльями и ушёл вверх, на орбиту, а мы начали снижение. Когда облачность рывком закончилась, Оля ахнула: вся земля внизу была покрыта снегом. Вот так: вылетели из осени и на всех парах влетели прямо в зиму. Я-то понимал, что это ещё не совсем зима – вон даже бесснежные участки имеются. Как раз на одном из них мы и планировали остановиться. Нас уже ждали. Молодой субтильного вида лейтенант в полевой форме и четыре старших сержанта – крепкие подтянутые парни, давно разменявшие второй десяток, – сверхсрочники.
Лейтенант молодцевато представился, галантно подал даме руку, помогая спуститься на землю, и осведомился у меня о грузе. Я открыл багажное отделение, отстегнул и подал наружу обоих налётчиков. Сержанты попарно ухватили их одной рукой за плечо, а второй за брюки в районе седалища и скоро понесли к небольшому бревенчатому домику, примостившемуся у отвесного склона.
– Парни, а наручники? – остановил их я на полдороге. – Вы ведь им так пальцы оторвёте! Возьмите ключи.
Дело в том, что китайские наручники фиксируют не кисти рук, а только большие пальцы. Это удобно, но при неосторожности может привести к повреждениям. Сержанты вернулись, уложили своих подопечных носами в землю, отстегнули и отдали мне наручники. После чего подхватили их таким же способом, как раньше, и унесли.
– А что, перековывать не требуется? – спросил я у лейтенанта. – Милиция обычно злодеев фиксирует.
– Ну, мы ведь не милиция, – усмехнулся лейтенант, – у нас сверхсрочника, который не был бы как минимум КМС по русбою тяжело отыскать. Так что пусть только попробуют трепыхнуться. А теперь, если у вас не имеется никаких срочных дел, имеет смысл загнать ваш флаер в бокс и проследовать в помещение.
Срочное дело имелось только у Иннокентия. Пока он его справлял, я загнал флаер в просторный бокс, скрывавшийся за отъехавшей в сторону каменной плитой. После чего мы прошли вслед за лейтенантом в бревенчатый домик, играющий роль своеобразного тамбура перед стальной дверью в защитном исполнении. Нечто подобное этой двери мы видели на Техасе-2. Вот интересно, цивилизации разные, а в области фортификации решения почти не отличаются.
Прошли внутрь. Сначала, как обычно, идентификация. Сколько раз уже тут был, а ничего не меняется. Процедура при любом посещении разведуправления ВКС ничуть не отличается от той, что была при самом первом. Проверяется всё, включая ДНК, и досконально фиксируются все изменения, произошедшие с организмом. При выходе с пропускного пункта нам вручают пластиковые бирочки с фотографией и диагональной красной полосой. Мы с Олей прикрепляем их на грудь, а Иннокентию я надеваю на специальной ленточке на шею. Внешне моя бирочка от Олиной ничем не отличается, но внутри, подозреваю, имеется много разночтений. Всё-таки допуски у нас разные, и в арсенал, например, её вряд ли пропустят.
В дальнейшем тоже всё было как обычно. Спуск на лифте, езда в вагончике по тоннелям. Сопровождающий у нас уже другой – капитан. Примерно мой ровесник. Немного повыше меня и шире в плечах. А вот направляемся мы не в кабинет Кузнецова, а в столовую. Николай Степанович уже ждёт нас там. И не один. Рядом с ним сидит пожилой седовласый мужчина в гражданской одежде. Но по тому, как она сидит на нём, и по манере держаться сразу чувствуется служивый человек в очень даже немаленьком чине. Как минимум генерал-майор. Но явно не армейский. Да и не флотский, пожалуй. Думаю, что выбирать надо всего из двух категорий: разведка или контрразведка.
– Знакомьтесь, – говорит Кузнецов, приподнимаясь нам навстречу, – мой коллега от смежников, генерал-лейтенант Службы внешней разведки, Пётр Александрович Измайлов. Это его люди сегодня за вами прибирались.
Со мной оба генерала поздоровались за руку, с Иннокентием – за лапу, а Оле галантно поцеловали ручку.
– Присаживайтесь, – мотнул головой Кузнецов в сторону накрытого стола, – знаю, что вам сегодня пообедать не удалось, вот и подкрепитесь, а заодно, чтобы времени не терять, расскажете подробности своего вояжа. Иннокентий, ты против отварной трески ничего не имеешь? Тогда вон туда пристраивайся.
Котяра не заставил себя уговаривать и сразу направился к миске.
Иннокентий
Да, в этот раз угодили. Из трески даже косточки повытаскивали. И чувствуется, что свежая рыбёха, не мороженая. А ведь тут она вроде не водится. Помню, что треска – это морская рыба. Неужели ради меня транспорт гоняли? Это вряд ли. Скорее всего, просто так совпало. И количество изрядное. Столько мне, пожалуй, и не съесть. Или съем? Больно уж вкусная рыба. Да и спортивную программу я на сегодня уже отработал. Не похоже, что сегодня ещё что-нибудь затевалось.
– Что, показать, как всё происходило? Да запросто.
И показал. Генерал из СВР даже рот от удивления открыл и жевать забыл. Привык, наверное, что ему голографические картинки показывают. А тут прямо в голове, в динамике, да с пояснениями. Даже лучше, чем эффект присутствия. Когда я показывал, как с дерева на гориллоида прыгаю, он даже руки вперёд вскинул.
Когда я закончил, они ещё пару минут помалкивали. Переваривали информацию. А потом с таким уважением на меня посмотрели, что я даже засмущался.
Потом Оля вспомнила, что слышала от одного из налётчиков, что он был одновременно с нами на Техасе-2, а Сергей подтвердил, что видел его там после того, как сбил флаер. Пётр Александрович очень удивился, когда узнал, что Сергей сбил полувоенный флаер из револьверов. Пришлось напарнику пояснять, что это за револьвер такой – кольт «Анаконда» с восьмидюймовым стволом. А когда он ещё добавил, что патроны были не просто «44 Магнум», а с бронебойно-зажигательными двадцатидвухграммовыми пулями, генерал аж облизнулся, как будто сметаны отведал.
Сергей уточнил у Измайлова, как там, в Швейцарии поживает его клиент, не имеет ли претензий. Пётр Александрович успокоил его, что доволен не только клиент, но и полиция. И главное, никаких жмуров за ними не числится. Один признан свернувшим себе шею при неудачном падении, а второй – самоубийцей. Поиск по отпечаткам пальцев ничего не дал – нет таких в базе Интерпола. И прошли они в сводке, как не установленные наёмные убийцы. Так что расследование уже закрыто. И что-то ему подсказывает, что тела так и окажутся невостребованными.
К тому времени, что все наелись, подоспели результаты экспресс-допроса. Посовещавшись, генералы пришли к единодушному мнению, что «опять англичанка гадит» и давно пора её присмирить. После чего оба уставились на Сергея. Побуравили его взглядами, переглянулись, а потом Измайлов спросил, может ли Сергей шагнуть в здание на Vauxhall-kross, 85, оттуда человечка нужного прихватить, а вместо него подарочек оставить?
Сергей объясняет, что не волшебник он – ещё только учится, и, чтобы попасть в какое-либо место, ему нужно его очень чётко представлять. Ни голографии, ни описания с чужих слов тут не помогут. Он должен чувствовать это место. Сам там побывать и своими глазами всё увидеть.
Теперь все уставились на меня. А что я? Я там тоже не был. Так что не выручу ничем. И тут я понял их план. А ведь действительно может получиться. Но не сегодня. Перекормили меня, теперь в сон клонит. Сергей спрашивает: не применяли ли химию к доставленным нами налётчикам? Нет ещё. Вот и хорошо. Пусть отдохнут, а завтра мы с ними поработаем.
Генералы согласились, что до утра дело терпит, да и подарочек надо качественный подготовить. Как говорится, чтобы два раза не ходить. Потом они ещё долго обсуждали подробности, но меня это не сильно волновало. Так что я помылся качественно, да и намекнул Сергею, что пора, собственно, баиньки.
Напарник поблагодарил Николая Степановича за сытный обед и сказал, что медиуму перед завтрашней работой надо выспаться. Ещё и обзывается! Интересно, что никто не рассмеялся и все согласились, что нужно.
Помещение нам отвели рядом со столовой. Через два коридора всего. Небольшой номер гостиничного типа. Всего три комнаты. Обошёл всё, обнюхал и просканировал. Бывало и хуже. Попросил Сергея открыть кран и с удовольствием напился. Вода тут вкусная. Ночная ваза мне без надобности, я и унитазом пользоваться умею. Главное, чтобы сидение не поднимали. Я, конечно, его и сам опустить могу, но это шумно будет.
Ещё раз прошёлся по номеру и выбрал себе кресло. Вот тут и завалюсь. Запрыгнул в него, покрутился – самое то. Ещё немножко помылся – я всегда на ночь умываюсь, свернулся клубочком и прикрыл глаза. Всё, до утра меня не кантовать. А молоко тут оставьте. Я по ночам тоже ем.
Кузнецов
После окончания позднего обеда мы с Измайловым направились в мой кабинет. Коллегам, старым знакомым, да и просто давнишним приятелям было о чём поговорить. По работе мы пересекались часто, но вот так посидеть за неторопливым разговором, никуда особенно не торопясь, нам удавалось очень редко. Почти всегда что-нибудь мешало: вопросы, требующие немедленного решения, совещания у руководства, накопившаяся текучка. В этот раз всё это можно было на время отодвинуть в сторону, так как сложившаяся на данный момент ситуация не просто имела чрезвычайно высокий приоритет, но и подразумевала наши совместные действия.
Собственно, эти действия начались с моего вчерашнего звонка Петру Александровичу. И тогда ещё ничто не предвещало, что будет пересечена некоторая черта, за которой на весы ляжет как минимум репутация государства.
За последнее столетие между разведслужбами земных государств успели сформироваться некие правила. Неписаные законы, не отражённые ни в одном нормативном акте или международном соглашении, но общепринятые и обязательные для всех. Поиск информации, агентурная работа, компьютерные программы и технические приспособления, разумеется, использовались всеми сторонами практически без ограничений. Силовые противостояния в случае пересечений интересов на территориях третьих стран иногда случались. Особенно в колониях. Но всегда проходили тихо, без освещений в прессе и общественных резонансов. Руководство большинства стран понимало, что имидж человечества уже и так основательно подпорчен его предыдущей историей, поэтому внешние проявления дикости и нецивилизованного подхода к решению вопросов должны быть исключены. Тем, кто этого не понимал, доходчиво объясняли. И, как правило, одного раза оказывалось достаточно.
А вот силовые действия на территориях противников не просто не приветствовались, как выходящие за рамки приличий, но и категорически возбранялись, проходя по разряду террористических, несвойственных честному разведсообществу. Человек, совершивший уголовное преступление в чужой стране, подпадает под её юрисдикцию. Это абсолютно нормально, если, разумеется, страна не является банановой республикой, в которой законы можно поворачивать как дышло. В том случае, если преступление совершается не простым иностранцем, а представителем спецслужбы, причём по её заданию, отвечать за него должна спецслужба. Или те её представители, которые санкционировали преступное деяние. И отвечать не по своему закону, а по закону той страны, на территории которой было совершено преступление. Как это организовать – другой вопрос. Если выдача обычных уголовных преступников в большинстве случаев осуществляется безоговорочно, то служивого человека просто так через границу не вытребуешь. Всегда найдётся отговорка, что он слишком много знает. Но и это обычно решается. Разумеется, для польской дефензивы будет чрезвычайно сложно привлечь к ответственности Моссад. Но серьёзные государства с такими вопросами, в основном, справляются. Не мытьём, так катанием.
В данном случае попытка захвата агента на территории третьей страны была уже на грани фола, но ещё не переходила её, а вот силовые действия, совершённые непосредственно на территории Союза Российских Государств, да ещё и с применением тяжёлых вооружений, являлись наглым и вызывающим действием, за которое следовало примерно наказать конкретных виновников, причём так, чтобы это было серьёзным уроком для всей службы и надолго отбило возможность даже помыслить о чём-нибудь подобном в дальнейшем.
Посидели мы до позднего вечера. Под армянский коньячок с лимончиком, потом под кофеёк и снова под коньячок с лёгкой закуской. Незаметно для себя уговорили 0,7 «Ахтамара». Зато всё обговорили.
Измайлов очень хотел, чтобы я хоть на время передал ему Петрова с напарником. Но тут ему ничего не светило. Сергей – военный косморазведчик. Его работа там, в других звёздных системах. Одну совместную операцию мы проведём. Так уж получилось, что он с напарником в ней оказался изначально завязан, вот пусть и доведёт это дело до конца. И всё. Дальше сами справляйтесь.
Спать я его уложил в гостиничном комплексе недалеко от Сергея. Нечего ему даже в лёгком подпитии по стране туда-сюда мотаться. Завтра с утра нам всё равно придётся вместе работать. Я ведь их местных нюансов не знаю, а сделать всё надо предельно чисто. Чтобы комар носа не подточил.
Балансы
– А что, неплохо у тебя получилось, – сказал Первый, осматривая искусственный базальтовый планетоид диаметром в девятьсот километров, – с пары каменных планет кору ободрал?
– Зачем? – удивился Второй. – Тут неподалеку шикарный астероидный пояс имеется. Там этого добра навалом. Расскажи лучше, как твои успехи?
– Нулевой результат. В Галактическом Совете ни о каких мощных телепатах в этой звёздной системе не имеют ни малейшего представления. Я посмотрел сам. Единственный их полуразумный вид, обладающий телепатическими способностями, – это дельфины – млекопитающие, живущие в жидкой среде. Но у них характеристики сигнала абсолютно другие.
– Надо искать. У меня прямой контакт не получается. Она меня просто не слышит.
– Сам понимаю, что надо. Иначе весь наш труд бессмысленен. Всё получилось так, как было спланировано, а воспользоваться результатами мы не можем. Раз я сходу его не нашёл, попробую мониторинг. Должен же этот телепат как-то себя проявить!
Джон
Никогда не думал, что окажусь в руках у этого русского. Я всегда чувствовал себя главным. И если на Суоми я развлекался, из чисто хулиганских побуждений сливая информацию его недоразвитым противникам, а когда из их затеи ничего не вышло, просто ушёл, то на Техасе-2 всё уже было иначе. Там я преследовал, а он убегал. Так всегда и должно быть: я аристократ в двадцатом поколении, окончил Итонский колледж, потом Кембридж и всегда знал, какое именно будущее меня ожидает. Понимал, что всегда буду на много ступенек выше таких, как этот русский варвар. В этот раз я собирался окончательно свести с ним счёты, но он напустил на меня своё ручное чудовище. Это не кот, это какой-то монстр. Не бывает таких котов!
Это животное укусило меня за нос. Какая сильная боль! Сначала я подумал, что он откусил мой нос полностью. Но потом оказалось, что только прокусил, повредив хрящи. И вот я сижу у стены на полу, а штаны опять мокрые. Поистине дежа весю (уже было). Почти всё, как тогда на Техасе-2. Но тогда прибыла кавалерия. А тут, я чувствую, она не появится никогда. Меня уже списали. Открестились. Вымарали из всех списков. Я знаю, как именно это делается. Служба никогда не признается, что я действовал по её указанию.
Ну и ладно. Главное, что я больше никогда не увижу этого монстра, этого чудовищного кота-людоеда.
В первый день мне выдали новые сухие штаны и даже разрешили помыться. Обработали раны на носу. Потом коротко допросили. Без всякой химии, без детекторов лжи, без какого либо принуждения. И я почти всё рассказал. Даже почти не врал при этом – они ведь будут и Гарри спрашивать. Только акценты расставил несколько иначе. Ну и что? Может быть, я действительно так считаю. В голову ведь они ко мне не залезут. Когда я сказал, что устал и у меня болит голова, допрос сразу прервали, меня накормили и отвели в камеру. Спал я достаточно спокойно. Тогда я ещё не знал, что это будет моя последняя ночь без кошмаров.
Наутро меня назвали сэром и покормили овсянкой. Интересно, откуда они узнали про мой титул, я ведь о нём вчера не распространялся. И повели на допрос. Сначала всё было нормально. А потом дверь открылась, и в комнату вошли русский и это чудовище. Я зажмурился, но когда открыл глаза, страшное мохнатое чудовище никуда не исчезло. Оно запрыгнуло на грубый стул без спинки (русские называли его странным словом «taburetka»), стоящий прямо напротив меня, заглянуло мне в глаза, и я почувствовал, что оно лезет ко мне в голову. Что-то горячее потекло по моим ногам, и я потерял сознание.
Сергей
