
– Ты знаешь, что-то у нее понос был. Вчера и сегодня несло как бешеную. Теперь спит.
– Ого.
– Да, похоже, отравилась. Может, сожрала что. Надеюсь, это не инфекция.
– Да, скорее всего, хватанула что-то на улице. Думаю, не стоит беспокоиться, – сказал я и сел за руль.
Полицейское ухо у собачки не пошло. Как бы и мне с этого служителя закона не дристануть. Никогда не ел легавых. Поноса не было уже век, но мало ли что от этой полиции можно ожидать? Я завел машину, и мы тронулись в сторону города.
– Я тут подумала… как бы то сказать… может, ты будешь поточнее стрелять? – застенчиво сказала Катя.
– Поточнее? Я точно стреляю, – не отвлекаясь от дороги, произнес я.
– Да что-то не очень точно. Во, опять месячные начались.
– А… ты об этом. Ну… значит, не в этот раз. Попробуем позже.
– Уже год пробуем.
– Ну, так пробовать-то приятно, чего такого.
– Мне двадцать семь.
– Очень хороший возраст.
– Я не хочу быть старородящей.
– Ты и не будешь, у тебя еще три года.
– Учитывая, как ты стреляешь, я уже волнуюсь.
– На какой фильм, кстати, идем?
– Федя.
– Что?
– Я хочу ребенка. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Я ходила к врачу, сдала все анализы, и у меня все в порядке.
– Это замечательно!
– Федя!
– Да, что?!
– Проблема в тебе.
– Почему?
– Ну зачем ты косишь под дурака?
– Ничего я не кошу.
– Мы не можем завести ребенка из-за тебя. Я предлагаю тебе сходить в больницу.
– Да все у меня в порядке, просто, может, сперматозоиды не слишком активные, будем пробовать, все будет хорошо.
– Если до нового года я не забеременею, обещай, что сделаем искусственное оплодотворение.
– Обещаю.
– А то жить вместе не хочешь, детей не хочешь… ничего не хочешь.
– Кать, ну что вот ты опять начинаешь, нормально же ехали. Жить вместе будем, вот-вот скоро, а оплодотворение сделаем, как ты и сказала, к новому году. Не волнуйся.
– Вот-вот скоро? И когда же?
– Скоро… скоро, Катюнь, улажу кое-какие делишки, и переезжай ко мне.
– Какие еще делишки?
– Солнце, у меня могут быть свои секреты?
– Да, да, конечно. А сколько тебе надо времени на улаживание этих делишек?
– Пусть будет неделя.
– Значит, через неделю мы начнем жить вместе? Я точно не сплю?
– Не спишь.
– Ура.
Я остановился на светофоре. Глядя на старушку, переходящую улицу, прикинул, что до нового года шесть месяцев и есть время отговорить Катю от идеи завести ребенка. А может, предложить ей усыновить малыша? Или рассказать, кто я. Последний вариант я тут же исключил: если она узнает, то бросит меня. Даже думать не хочу об этом. Никто не должен знать, и точка. Если я перестану затаскивать трупы в дом, то, наверно, и Кате можно будет ко мне переехать. Сзади посигналил какой-то нетерпеливый водитель, и я тронулся с места.
– Мама сегодня утром поговорила с продюсером, – сказала Катя.
– Да? И что он сказал? – волнение нахлынуло на меня, как цунами. Творчество являлось смыслом моей жизни. Я мечтал пробиться и стать известным именно благодаря творчеству. А зачем мне еще жить? Чем заниматься?
– Сказал прислать твои тексты, он посмотрит, как будет время.
– Отлично! – воскликнул я. – Просто здорово. Спасибо тебе, большое спасибо. И маме, маме набери прямо сейчас.
– Прям сейчас?
– Да, ну-ка, быстренько, вруби голосовое…
– Хорошо. – Катя достала телефон из сумки и поднесла его к моему лицу, зажав пальцем кнопку записи.
– Говори, – шепнула она.
– Тамара Никитична, – сказал я, не отводя взгляд от дороги, – от лица всего меня выражаю вам благодарность и салют в честь вас! Бах! Бах! Бах! Если что, то это был салют. А если серьезно, то спасибо большое, что поговорили с Виктором, забыл его отчество, с главным продюсером вашим.
– Все, шли, – тихо сказал я Кате.
– Отправила.
– А она ничего не говорила еще? – спросил я.
– Нет.
– Вообще ничего?
– Она сказала, что он рассмотрит твои тексты, и все.
– Понятно. Это очень круто, прям очень круто. Нет слов. Я счастлив.
– Мне кажется, ты рано радуешься. Надо, чтоб сначала тебя прочитали там. То, что у моей мамы есть связи, еще не дает гарантию, что тебя возьмут, тем более у них там есть текстовики.
– Но все равно это шаг вперед.
– Шаг, да, но, насколько я знаю, у них там популярное направление. А ты вроде как не совсем в этом жанре работаешь.
– Не важно.
– Надо еще не забыть напомнить маме, чтоб она Виктору про твои выигранные конкурсы поэтов рассказала.
– Да, кстати, это важный момент.
– Федя, а если вот Виктору понравятся твои работы, то что дальше будет?
– Как что?
– Ну, я вот не могу понять, куда ты идешь все это время?
– Куда я иду?
– Да, куда? Я сама далека от творчества, но со стороны, глядя на тебя, я не понимаю, куда ты идешь.
– Когда ты что-то сочиняешь, у тебя возникает непреодолимое желание показать это всему миру.
– А как? Как продюсер поможет тебе?
– Это мама спрашивала?
– Нет, это лично мне непонятно.
– Катюш, я пишу уже очень давно, и за годы я так и не смог продвинуться и стать известным в своем направлении, хотя много всего пробовал, чтоб раскрутиться. И сейчас я понимаю, что ничего не понимаю. Понимаешь? – я улыбнулся.
– Понимаю.
– Но я знаю точно, что Виктор и такие, как он, знают, как действовать. Поэтому он нужен мне.
Новость от Катиной мамы приподняла меня над всеми проблемами. Я забыл о полиции, о трупах, о новой стратегии охоты, которую надо теперь отработать… Возможность пробиться в шоу-бизнес своими идеями, текстами, взглядами на творчество вскружила мне голову. Пробиться и постепенно начать менять его, а если уж и не изменить, то внести хоть какую-то щепотку здорового творчества в океан мракобесия, пошлости и меркантильности. Да и что может быть приятнее, чем транслировать свои мысли на огромное количество людей?! Транслировать через поэзию по средствам массовой информации.
После кино мы зашли в кафе. Катя заказала грибной крем-суп и ролы, а я, чтобы не выглядеть подозрительно, взял макароны по-флотски. Есть я их, конечно же, не собирался, они так и остались стоять нетронутыми на столе, когда мы уходили.
На часах шесть вечера. Практически возле моего дома нас остановила патрульная машина. Офицеры проверили документы и обыскали пикап.
– Чего это они? – спросила Катя, когда мы отъехали от патруля.
– Черт его знает, я слышал, тут вроде убили кого-то, вот теперь полиция шерстит район.
– Убили?
– Ой, то есть не убили, а пропал человек. Полицейский.
– Ясно. Надеюсь, его найдут.
– Да, я тоже надеюсь.
Зайдя в дом, я тут же кинулся к ноутбуку проверять просмотры, лайки, комментарии и подписчиков.
– Кать, ты сегодня у меня останешься? – спросил я, заходя к себе на канал.
– А ты хочешь? – игриво произнесла девушка и села возле меня на диван.
Первое видео собрало две тысячи просмотров, второе полторы. Я тыкнул на иконку ролика про физиологию вампиров, записанного утром.
– Конечно хочу, я всегда тебя хочу, – сказал я, читая комментарии. В основном людей привлекала тема говна и секса, а также сломанный палец. Все вопросы были вокруг этого. Я пробежался по всем сообщениям и принялся отвечать на некоторые более-менее адекватные.
«Больно ли ломать палец?» – «Нет, я же сказал в видео, что мы не чувствуем боли, чем ты слушал?»
«У вампиров есть эрекция?» – «Есть, я же сказал в ролике, что у нас с этим все в порядке».
Господи, какие бестолковые люди.
– Нам обязательно ждать ночи? – Катя положила руку мне на ляжку. Я сидел, чуть отвернувшись от нее в сторону монитора.
– Нет, родная, я только кое-что сделаю и…
– Я тогда пока в душ схожу, – сказала девушка.
Огромная часть Катиных вещей находилась у меня в доме: зубная щетка, нижнее белье, полотенца, кремы, шампуни, лаки, пилки, ножницы, бритвы, прокладки и куча, просто огромная куча женского барахла были сосредоточены в ванной комнате.
– Ага, давай, – ответил я и продолжил изучать комментарии.
«Ты, чмо, сними маску». – «Может, когда-нибудь сниму».
«А что будет, если тебе отрезать руку?» – «Если отрезать руку, ее можно прилепить обратно. Она быстро прирастет».
«Я котик, мявк». – «Гав!» (зачем-то я решил ответить на этот бред.)
«Сними, как ты убиваешь человека».
Последний комментарий остался без ответа, хотя показался мне интересным. Безусловно, снимать такие компрометирующие противозаконные видео я не собирался, несмотря на то что в первом ролике для подогрева интереса сказал, что покажу, как охочусь.
Если Катя ушла в ванную, значит, это надолго, может, на час. И пока она там бог весть чем занята, я решил еще немного поработать над стихом. Не вставая с дивана, я дотянулся до нижней полки журнального столика и вытащил блокнот с карандашом. Как обычно, уставившись в чистый лист, я начал искать в глубинах своего сознания интересные словосочетания, хоть как-то характеризующие тему стиха. Мне хотелось говорить о потребности писать. О необходимости. Даже если со стороны это кажется бессмысленным, поэту и писателю это необходимо. Сейчас я создаю портфолио для будущих агентов и продюсеров. Надо бы и использовать это слово «портфолио». Я подумал о том, что создание стихотворения – это создание какого-то абстрактного текстового ребуса, и вот я сижу, тужусь тут, пытаясь создать жалкие четыре строки. Отчеканить их, словно монеты. Полчаса я крутил в голове различные комбинации фраз, а Катя все мылась, и мылась, и мылась…
Внезапно размышления начали обретать смысл на бумаге. Я записал следующее:
Потуги письма превратились в потребностьДотошно исследовать текстовый ребус.И вот я, без квоты на собственный метод,Чеканю портфолио, словно монеты.Отлично! Вот оно все тут! И потуги мои, и ребус, и портфолио! Перечитав четверостишие несколько раз, я решил ничего в нем не менять. Оно на все сто процентов отражает мою привязанность к поэзии. Получается честный стих.
– Я совсем забыла, у меня же месячные, – раздался голос Кати из коридора. Она вошла в гостиную, одетая в майку на голое тело и домашние короткие розовые шорты. – Предлагаю развлекаться как-нибудь иначе, – сказала девушка.
Месячные – это кровь. Вампиры пьют кровь. На мгновение я подумал, а что, если мне попробовать… нет, фу-у-у… боже, надо срочно подумать о чем-то другом.
– Шахматы? – предложил я.
Катя неплохо играла, будучи зрячей, а после потери зрения девушка вывела свою память и пространственное мышление на новый, недосягаемый для меня уровень. Она научилась играть вслепую, держа всю партию в голове, причем играть вслепую практически так же, как она играла, когда могла видеть фигуры.
– Можно и в шахматы, я должна отыграться за прошлый раз.
Наша партия затянулась на полтора часа. Я обыграл Катю в эндшпиле. Она держалась до последнего, но все же пала смертью храбрых. После игры мы заказали мясную пиццу, ведь мой холодильник содержал лишь «клубничное варенье», а потом Катя ушла в спальню читать книгу, с шрифтом Брайля, конечно же.
Я в очередной раз проверил просмотры и подписчиков. Видеохостинг любезно накинул мне примерно по тысяче просмотров на каждый ролик, а общее число людей на канале слегка превысило сотню. Мне кажется, это отличный результат за два дня.
Зачем-то я нажал на кнопку «тренды», и монитор явил моему взору такой смрад, к которому жизнь меня не готовила. Я ткнул на ролик под номером один. Взрослый мужик лет тридцати играл в компьютерную игру. Он так сильно орал и корчил лицо на каждой фразе, что у меня заложило уши. К каждой, абсолютно к каждой его фразе прилагалось лицевое сокращение мышц. Очередной кривляющийся на публику клоун. Эпичным завершением негативного мнения об этом человеке стала реклама онлайн-казино спустя тридцать секунд от начала ролика. В ужасе я закрыл видео. И сюда попадает, по мнению модераторов (а может, зрителей?), самый лучший контент? Это вершина? Пьедестал?
Я опустился чуть ниже по ленте. Парень, читающий мемы (для глухонемых, конечно же) отвратительным голосом, ушел на двадцать пятое место, обгоняя Борю Гузову на две позиции. Я ткнул на канал горе-исполнительницы. Девушка час назад загрузила видео о том, как снимался клип «Танцы в тачке». Ведомый волей неизвестно каких бесов, я нажал на ролик, а точнее сказать, вляпался курсором мышки в это дерьмо, тем самым подписав смертный приговор своей психике. Но девушка не спешила рассказывать о клипе. Первую минуту видео она отчаянно рекламировала букмекерскую контору. Этот дерьмо могут смотреть только подростки, им все равно, и это полбеды. Но вот впаривать молодежи (а подписчиков у нее, так, на минуточку, четыре миллиона) компанию, которая кинет их на деньги, навязывать им с детства азартные игры и ставки! Это меня выбесило окончательно. У меня возникло непреодолимое желание выдавить ей глаза и оторвать нос, попадись она мне на улице, а заодно и тому позеру геймеру вместе с чтецом мемов.
* * *Проснувшись раньше Кати, я перекусил «вареньем» и отправился в соседний поселок городского типа, находящийся в двадцати километрах от нашего пригорода.
Когда-то я проезжал там и обнаружил группу бомжей, обитавшую на заброшенном заводе. Это было год назад, но я надеялся, что их коммуна все еще существовала. Еды оставалось на десять дней, но где добывать ее дальше, я не имел ни малейшего понятия. На парковке возле завода стояла лишь одна машина. Я вышел из своего пикапа и пошел вдоль железобетонного забора, ограждавшего несколько цехов и административное здание. Ворота закрыты, а перелезать через забор на виду у всех мне не хотелось. В прошлый раз, когда я видел тут группу бездомных, одна створка ворот была открыта нараспашку; возможно, сейчас всех бомжей погнали, а территорию закрыли и поставили охрану. Что же, скоро выясним.
Время раннее, да еще и субботний день, так что народу вокруг я не наблюдал, но осторожность превыше всего. Когда я прошел метров пятьдесят, забор повернул на девяносто градусов влево и ушел в лес.
Эта вылазка пробная, разведывательная. Потом приеду с банками и трубками. Найду самого старого бомжа и выволоку втихую. А если другие увидят? Да и хрен с ними. Кто им поверит? Они даже в полицию не пойдут. Это же пьянь безмозглая, мне кажется, можно прям на глазах у них похитить одного. Утащу в лес, солью кровь – и домой. Если патруль остановит, увидит красные банки с ягодами – и что? Да ничего. Пробовать же не полезут «варенье».
Я услышал звук сообщения. Достал телефон и прослушал послание от Кати.
– Доброе утро, Федь. А ты где? Ты дома? Я что-то крикнула, а нету тебя.
– Доброе, путя. Скоро буду, через часик-другой. Закажи там себе завтрак, а то сама знаешь, у меня дома еды нет, я не готовлю, – отправил я Кате в ответ.
Пройдя немного в глубь леса, я остановился и повернулся лицом к забору. Оглядевшись и убедившись, что вокруг точно нет людей (мало ли!), я подпрыгнул на несколько метров и заглянул за ограду. Никого. Вторым прыжком я преодолел двухметровое железобетонное препятствие с намотанной по верху колючей проволокой.
– А ты где? – снова пришло сообщение.
– Катюнь, я у риелтора, сейчас не могу говорить.
Я действительно жил с продажи двух домов в пригороде и трех квартир, которые достались мне восемьдесят лет назад от дальних родственников в наследство. Тогда эта недвижимость ничего не стоила, но несколько лет назад, продав все это, я заработал себе денег на двести лет жизни, а учитывая, что мне не надо покупать еду, то, наверно, на все пятьсот. Катя знала, что я собирался продать один из оставшихся домов, так что это вранье выглядело убедительно. Единственная проблема заключалась в том, что у меня поддельные документы. Причем все, потому что по настоящим документам мне сто сорок лет. Если в банках вскроется, что их клиент что-то там намухлевал с бумагами, то они заблокируют мои счета. На этот случай огромную часть наличных денег я закопал в лесу, а часть лежит в доме.
Следующие тридцать минут я бегал по территории завода в поисках потенциальной добычи. Я обошел все цеха, заброшенное здание администрации с выбитыми стеклами, домик охраны и еще какие-то строения неизвестного назначения, но, кроме нескольких бездомных собак, никого живого не обнаружил. Ладно, ничего страшного, еда пока дома есть, время тоже есть.
Когда я вернулся домой и увидел Катю с кровью на лице, то не на шутку перепугался.
– Что случилось? – я застал девушку за мытьем пола в коридоре.
– Привет. Вот, решила порядок у тебя навести, – спокойно сказал Катя, – нам скоро жить вместе, надо мне потихоньку осваивать домашнее хозяйство тут. Ты чего такой взволнованный?
Катя повернулась ко мне и оперлась на швабру.
– У тебя кровь на подбородке, – произнес я, рассматривая ее лицо. Я не мог понять, где рана.
– Еще у тебя варенье в холодильнике испортилось, – сказала Катя и потрогала себя за челюсть. – Кровь? – спросила она. – Не знаю, я не ударялась и не резалась.
– Стоп. Что значит варенье испортилось? – напрягся я.
– Я убралась на кухне. Все протерла. Потом открыла холодильник. У тебя оттуда вонь ужасная шла. Ну я внутри помыла и там все. Еще я нашла там банки и решила посмотреть, что в них. Я открыла одну.
О боже, я не хочу слышать продолжение. Прислонившись спиной к входной двери, я смотрел сквозь Катю, заранее понимая, что произошло.
– Банка пахла очень странно. Я ложкой зачерпнула содержимое. На ощупь это оказалась клубника. На вкус она была… какая-то соленая, что ли. В общем, варенье твое испортилось.
– Где банки?! – вылупив глаза, спросил я.
– Выкинула, а зачем тебе они? Теперь я буду готовить тебе. Сейчас купим продуктов и варенья тебе купим, – растерянно говорила Катя.
– Как – выкинула?! – ярость, удивление, недоумение и безнадежность смешались во мне. – Зачем ты полезла туда! Кто тебе разрешил трогать мои вещи!
– Я… я… Чего… такого-то? – запинаясь, произнесла девушка.
Словно во сне я проплыл в ванную, взял влажные салфетки и вернулся к Кате.
– Ты злишься. Я слишком рано влезаю в твою жизнь, – сказала она.
– Нет, дорогая, не злюсь. – я пытался держать себя в руках. Когда холодная салфетка коснулась Катиного лица, девушка немного шарахнулась от меня.
– Ай. Да что там?
– Варенье засохло, – спокойно сказал я, вытирая кровь полицейского с подбородка Кати.
– Злишься, я чувствую.
– Нет, не злюсь, – снова соврал я.
– Прости. Я все понимаю. Я так хочу семью, что начинаю вести себя навязчиво. – у Кати потекли слезы.
– Нет, все в порядке. Куда ты выкинула его?
– В унитаз, а банки под раковиной стоят. – девушка вытерла мокрую щеку рукавом и шмыгнула носом.
– Сегодня перевезем твои вещи, – со вздохом я обнял Катю.
Какое-то время мы молча стояли, прижимаясь друг к другу. Я гладил ее по волосам, а она, похоже, залила слезами мое правое плечо.
– Я очень боюсь остаться одна в этой темноте, – посаженным голосом сказала Катя.
– Я тоже, любимая.
– Щетка останется у мамы. Я уже могу ходить по улице без поводыря.
– Как скажешь.
Глава 4
За одну ходку мы перевезли Катины вещи в кузове пикапа. Переезд оказался легким и быстрым. Теща помогла загрузить и выгрузить барахло моей девушки, а точнее, невесты и быстро слиняла домой. Она считала меня странным человеком, будто чувствовала что-то, но, несмотря на это, с радостью отреагировала на наше с Катей решение жить вместе.
У меня оставалось два дня, чтобы к понедельнику подготовить тексты для продюсерского агентства, но эта проблема ушла на задний план, как и мой канал, о котором я резко позабыл, столкнувшись с нехваткой пищи. Я понимаю, что проблема с едой решаема и нет ничего критичного, но в том-то и дело, ее надо было решать. Именно решать, выдумывать, браться и делать что-то. А что? Полицейские рыщут по району, вон пока переезжали, три патруля встретили, а сосед сказал, что Кешку в прокуратуру вызывали вчера. Очевидно, его подозревают. Это хорошо. Возить в кузове трупы домой я теперь не смогу, даже если полиция рассосется насовсем. Как я от Кати буду скрывать все это? Придется сегодня ночью делать вылазку за пищей. Банки с клубникой возьму в пикап, трубки для сливания тоже. Пару бутылок с водой, чтобы отмыть руки, на всякий случай, и ножик перочинный. Трубки, главное, не забыть, а то как сливать буду? Потом закопаю их где-нибудь, чтоб не везти домой. Хотя нет, их проще помыть и кинуть в багажник. В трубках пластиковых нет ничего подозрительного. Осталось понять, куда ехать и где искать жертву. И тут меня осенило! Кеша по телефону говорил, что на овощной базе в Стрельцове, а это как раз недоезжая до нашего поселка километров десять, стоит будка с охранником. Я помню эту базу. Охранник, он сказал, старик, точно! Теперь я отчетливо вспомнил это место. Сколько раз проезжал там, он вечно сидит курит, причем один. Как раз в этой будке и кровь солью с него.
– Федь, надо теперь в магазин съездить, кушать нечего, – сказала Катя, стоя на кухне возле неразобранных сумок с вещами.
– Поехали, – не задумываясь, предложил я.
* * *Честно сказать, я тут ни разу не был, хотя жил в ста метрах от магазина. Катя постоянно просила отвести ее в какой-либо отдел и показать необходимый товар, а для меня все это было настолько чуждо, что я не то что найти не мог продукт… я половины названий не знал! Ну не ел я никогда чипсы (хотя это слово слышал в рекламе по ТВ), манго (понятия не имею, что это за зверь), яйца перепелов (в моей деревне сто лет назад заводили только куриц. Оказалось, перепелка – это мини-курица с мини-бессмысленными яйцами. Зачем они нужны? В них же меньше калорий!). Сколько же бесполезных продуктов поглощает человек. Кода Катя попросила найти креветки, я взвыл, благо всего лишь в мыслях, и пытался сообразить, кто это… ЧТО ЭТО?
Отмучившись ровно тридцать минут, мы вышли из этого дьявольского цирка на улицу с четырьмя полными пакетами чепухи, которая мне и в кошмарах не снилась. Когда мы вернулись домой, часы показывали восемь вечера. Катя настолько вымоталась за день, что мы решили не разбирать сегодня сумки с ее вещами. Вместо этого отправились на улицу посидеть на лавочке возле дома. Катя взяла себе бутылочку пива и пачку сигарет. Она не курила, но иногда любила расслабиться таким образом, редко, может, один-два раза в месяц. Девушка вытащила две сигареты и выкинула почти полную пачку в урну. Первую сигарету она выкурит сейчас, а вторую – когда допьет бутылку. Мы сидели на лавке возле дома этим душным летним вечером и смотрели на закат, точнее, смотрел только я, а Катя… Катя просто сидела. Солнце падало за дом Кешки и уже коснулось крыши. Моя любовь попросила открыть ей пиво и закурила.
– Мама сказала, что Щетка опять обосралась жидко, – Катя сделала затяжку и стряхнула пепел, – у нее что-то с животом последние дни.
– Ох уж эти собаки, – ответил я.
Катя присосалась к холодному пиву, а потом снова затянулась сигаретой.
– Ты не жалеешь? – спросила она серьезным тоном.
– Нет, обосралась и обосралась, – сказал я.
– Я про нас с тобой. – Катя и не думала шутить.
– Нет, не жалею. Я давно думал о том, что пора что-то менять. Жизнь проходит, мы не вечны, и надо пользоваться временем, что нам отведено. Я люблю тебя и хочу, чтоб мы были всегда рядом.
– Я тут подумала, если ты не готов заводить детей, я не буду давить на тебя.
– Правда? Катя, спасибо, ты не представляешь, как ты облегчила мне жизнь этими словами!
– Нет, блин! Федя!
– Что?!
– Я специально так сказала! Я хотела, чтоб ты ответил: «Дорогая, да что ты говоришь, я хочу детей, скоро мы их заведем». А ты! Ты! – она повернулась в мою сторону и сделала укоризненное лицо, но вскоре расплылась в улыбке и засмеялась.
– Катя?
– Да шучу я, – сказала она и глотнула пива. – Если серьезно, то я не против оставить все как есть. Будем пока жить вдвоем. Я больше не буду давить.
– Ну… – я не знал, что ответить, – я не против детей, но… не все сразу, мы, это, как его…
– Не парься, Федор. Я люблю тебя и не хочу терять.
По ее манере речи я понял, что пиво и сигареты слегка ударили Кате по мозгам. Быстро что-то ударили.
– И я тебя люблю.
– Солнце почти село? – спросила девушка.
– Нет, еще посветит немного.
– Я тут подумала…
– Катя, – перебил я ее, – я должен что-то рассказать тебе.
– Ну, – она замялась на секунду, – расскажи… что-то случилось? – Катя напряглась.
– Да, давно случилось.
– Я слушаю.
Я не знал, какие лучше подобрать слова, и поэтому заявил напрямую:
– Катя, я не могу иметь детей.
Девушка сделала глоток пива. Зажала вторую сигарету губами и принялась прикуривать, чиркая зажигалкой.
– Сломалась, что ли. – Катя потрясла зажигалку.