– А ведь крепкий! На роме и водке.
Я сразу понял, что там нет ни рома, ни водки – фруктовый сок, лимонный, томатный и, может быть, несколько капель «Ангостуры». Коктейль совершенно безалкогольный. Но Пат, к счастью, этого не заметила.
Ей дали подряд три «Колибри», и я видел, насколько ей приятно, что с ней не обращаются как с больной. Через час все мы вышли, в баре остался один Валентин. И об этом позаботился Ленц. Он затащил Фердинанда в «ситроен» и уехал с ним. Так что у Пат не могло возникнуть чувства, будто мы уходим раньше других. Все это было очень трогательно, и все-таки на какое-то время у меня стало так тяжело на душе, хоть вой.
Пат взяла меня под руку. Она шла рядом со мной грациозно и плавно, как всегда, я ощущал тепло ее руки, видел, как по оживленному лицу скользят блики от фонарей, – и, убей Бог, не мог себе реально представить, что она больна, днем я это мог еще допустить, но вечерами, когда жизнь становится более нежной и теплой, исполненной обещаний…
– Зайдем еще ко мне? – предложил я.
Она кивнула.
В коридоре нашего пансиона горел свет.
– Черт побери! – сказал я. – Что там еще случилось? Подожди-ка минутку.
Я открыл дверь и заглянул в коридор. Он был пуст, но освещен, как узкая улочка ночью в предместье. Дверь в комнату фрау Бендер была распахнута настежь, и там тоже горел свет. Переднюю, как маленький черный муравей, пересек Хассе, сгибаясь под тяжестью торшера с абажуром из розового шелка. Он переезжал.
– Добрый вечер, – произнес я. – Переезд затянулся?
Он приподнял свое бледное личико с жиденькой щеточкой усов.
– Я всего час как вернулся из конторы. А другого времени на это у меня нет.
– А что, вашей жены нет дома?
Он покачал головой:
– Она у подруги. Слава Богу, у нее теперь есть подруга, с которой она проводит много времени.
Он простодушно улыбнулся и, довольный, потопал дальше. Я впустил Пат.
– Свет не будем зажигать, ладно? – спросил я, когда мы достигли моей комнаты.
– Нет, милый, зажги. На короткое время, а потом снова выключишь.
– Ты ненасытный человек, – сказал я, включив свет. Яркая лампа озарила все багрово-плюшевое великолепие моей комнаты. Я поторопился снова выключить свет.
От деревьев за открытым окном тянуло свежим ночным воздухом, как из леса.
– Хорошо-то как! – сказала Пат, забираясь на подоконник.
– Тебе здесь правда нравится?
– Да, Робби. Здесь летом как в большом парке. Великолепно.
– А ты никогда не обращала внимания на эту комнату, что рядом с моей?
– Нет, а с какой стати?
– Вот этот большой роскошный балкон слева относится к ней. Он со всех сторон закрыт, а напротив нет дома. Если бы ты жила в этой комнате, то могла бы даже без купальника принимать свои солнечные ванны.
– Ну да, если бы я здесь жила…
– Ты можешь здесь поселиться, – просто сказал я. – Как ты видела, комната освобождается.
Она посмотрела на меня и улыбнулась:
– Думаешь, это было бы хорошо для нас? Постоянно быть вместе? На виду друг у друга весь день?
– Мы вовсе не были бы на виду друг у друга весь день, – возразил я. – Ведь днем меня здесь не бывает. Да и вечером часто тоже. Но если бы мы наконец соединились, нам не нужно было бы вечно торчать в кафе и каждый раз так быстро расставаться друг с другом, как будто мы в гостях.
Пат устроилась поудобнее.
– Милый, ты говоришь так, как будто ты все уже обдумал.
– Так и есть, – сказал я. – Я думаю об этом весь вечер.
Она выпрямилась.
– Ты это серьезно, Робби?
– Да, черт побери, – сказал я. – А ты все еще сомневаешься?
Она немного помолчала.
– Робби, – сказала она потом, голос ее прозвучал заметно глуше, чем прежде, – а почему ты заговорил об этом именно сейчас?
– Я заговорил об этом сейчас, – сказал я, замечая, что не могу скрыть волнение, а волновался я потому, что чувствовал: речь у нас идет о гораздо большем, чем комната, – я заговорил потому, что за последние недели мог убедиться, какое это чудо – быть вместе. Я не могу их больше выносить, эти почасовые встречи! Я хочу больше получать от тебя! Я хочу, чтобы ты постоянно была со мной, мне надоели эти хитроумные прятки любви, они мне противны, они мне не нужны, мне нужна ты, ты и только ты, мне никогда не хватит тебя, и я не хочу обходиться без тебя и минуты.
Я слышал ее дыхание. Она сидела в углу подоконника, обхватив колени руками, и молчала. За деревьями медленно карабкался вверх красный лучик рекламы, осыпая матовым сиянием ее светлеющие в темноте плечи, а затем и юбку, и руки.
– Конечно, ты можешь надо мной смеяться, – сказал я.
– Смеяться? – удивилась она.
– Ну да, потому что я все повторяю: я хочу. Ты ведь тоже в конце концов должна хотеть.
Она подняла глаза.
– Знаешь, Робби, а ты изменился.
– Да?
– Изменился. Это видно из твоих же слов. Ты теперь говоришь: я хочу. Не спрашиваешь так много, как раньше. А просто хочешь.
– Ну, это не так много значит. Ты ведь всегда можешь сказать «нет», сколько бы я ни хотел.
Она внезапно наклонилась ко мне.
