– Почему же я должна говорить «нет», – произнесла она нежным, дрогнувшим голосом, – если я тоже хочу?
Я, как-то вдруг опешив, обнял ее за плечи. Ее волосы коснулись моего лица.
– Это правда, Пат?
– Ну конечно, милый.
– Черт возьми, – сказал я, – а я представлял себе все это гораздо сложнее.
Она покачала головой.
– Ну что ты, ведь все зависит только от тебя, Робби…
– Я теперь и сам почти верю в это, – растерянно произнес я.
Она обхватила мою шею рукой.
– Иногда так славно ни о чем не думать. Не решать все самой. Иметь опору. Ах, милый, все это, в сущности, очень просто – не нужно только самим осложнять себе жизнь.
Я на миг стиснул зубы. И это говорит она!
– Верно, – сказал я. – Верно, Пат.
И совсем это было не верно.
Мы постояли еще немного у окна.
– Вещи твои перевезем все до единой. Ты ни в чем не будешь нуждаться, – сказал я. – Заведем себе даже чайный столик. Фрида его освоит.
– Чайный столик у нас уже есть, милый. Ведь это мой.
– Тем лучше. В таком случае завтра же начну тренировать Фриду.
Она прильнула головой к моему плечу. Я почувствовал, что она устала.
– Проводить тебя домой? – спросил я.
– Сейчас. Прилягу только немного.
Она лежала на постели спокойно и молча, как будто спала. Но глаза ее были открыты, и порой в них пробегал отблеск рекламы, скользившей по потолку и стенам наподобие северного сияния. За окном все стихло. Только в квартире временами было слышно, как Хассе возится с остатками своих надежд, своего брака и своей жизни.
– Оставайся сразу здесь, – сказал я.
Она приподнялась на постели.
– Только не сегодня, милый…
– А мне бы хотелось, чтобы ты осталась…
– Завтра…
Она встала и бесшумно прошлась по темной комнате. Я вспомнил о том дне, когда она осталась у меня впервые. Тогда она вот так же бесшумно бродила по комнате и одевалась в серых сумерках рассвета. Не знаю почему, но мне показалось, что в этом есть что-то поразительно трогательное и естественное, что-то почти потрясающее, словно отзвук каких-то далеких, канувших в Лету времен, словно немое повиновение закону, которого никто больше не знает.
Она вернулась ко мне из темноты и взяла мое лицо в ладони.
– Хорошо мне было у тебя, милый. Очень хорошо. Я так рада, что ты есть.
Я ничего не ответил. Я не мог ничего ответить.
Я проводил ее домой и снова пошел в бар. Там был Кестер.
– Садись, – сказал он. – Как дела?
– Да не особенно, Отто.
– Выпьешь чего-нибудь?
– Если я начну пить, то выпью много. А этого я не хочу. Обойдется и так. Лучше бы мне заняться чем-нибудь еще. Готфрид сейчас на такси?
– Нет.
– Отлично. Тогда я покатаюсь несколько часиков.
– Я провожу тебя, – сказал Кестер.
Я взял в гараже машину и простился с Отто. Потом поехал на стоянку. Впереди меня уже были две машины. Позже подъехали Густав и Томми, актер. Вот обе передние машины ушли. Вскоре зафрахтовали и меня – некая девица пожелала в «Винету».
«Винетой» именовался популярный дансинг с телефонами на столах, пневматической почтой и прочими штучками для провинциалов. Помещался он на темной улице, в стороне от других увеселительных заведений.
Мы остановились. Девушка порылась в сумочке и протянула мне пятидесятимарковую бумажку. Я пожал плечами:
– К сожалению, у меня нет сдачи.
Подошел швейцар.
– Сколько я вам должна? – спросила девушка.
– Марку семьдесят.
Она обратилась к швейцару:
– Вы не заплатите за меня? Я рассчитаюсь с вами у кассы. Пойдемте.
Швейцар распахнул дверь и прошел с ней к кассе. Потом вернулся.
– Вот…
Я пересчитал деньги.
