Из-за двери высунулась голова Эмилио.
– Aqui еst еl caballo[1 - Вот лошадь (разг. исп.).], мама.
– Сними седло с буланой. Одеяло не забудь привязать, а на луку прикрепи мешок с мясом.
Пепе все еще молча наблюдал за отчаянными мамиными хлопотами. Подбородок у него окреп, губы вытянулись в нитку. Маленькие глазки посматривали на мать почти с подозрением.
Рози тихонько спросила:
– А куда собирается Пепе?
Глаза мамы вспыхнули.
– Пепе теперь взрослый мужчина и едет по мужским делам.
Пепе расправил плечи. Его губы вытягивались в струнку, пока он сам не стал похож на маму.
Наконец сборы закончились. Нагруженный конь стоял у дверей. Из парусинового мешка на дорогу накапала полоска воды, спускавшаяся к заливу.
Лунный свет к этому времени растворился в рассветном, и большая белая луна почти целиком погрузилась в океан. Семья стояла во дворе перед лачугой. Мама подошла вплотную к Пепе:
– Слушай внимательно, сынок! Езжай не останавливаясь, пока снова не стемнеет. Не отдыхай и не спи, даже если устанешь, и следи, чтобы конь тоже не останавливался. Береги пули: их всего десяток. Не объедайся вяленым мясом, не то дурно станет. Набивай живот травой, а мясо жуй понемногу. Коли в горах увидишь черных дозорных, не обращай на них внимания и заговорить с ними не пытайся. Да, и молиться не забывай!
Она положила иссохшие руки на плечи Пепе, привстала на цыпочки и чинно расцеловала в обе щеки. Пепе ответил тем же, потом подошел к малышам и тоже их расцеловал.
Наконец он вновь повернулся к матери. Ему хотелось на прощание увидеть ее доброй, мягкой, слабой. Он смотрел на нее заискивающе, но лицо мамы Торрес оставалось суровым и жестким.
– Езжай, – сказала она. – Не то тебя поймают, как цыпленка.
Пепе забрался в седло.
– Я мужчина, – сказал он.
Рассвет уже занялся, когда он въехал на холм и стал спускаться к небольшому каньону, по дну которого пролегала ведущая в горы тропа. Лунный свет вовсю воевал с солнечным, и от этого на востоке ничего нельзя было разглядеть. Не проехал Пепе и сотни ярдов, как его силуэт расплылся и еще до входа в каньон превратился в неясную серую тень.
Мама Торрес напряженно стояла в дверях, держа за плечи малышей. Они то и дело украдкой косились на мать.
Когда серая тень Пепе растворилась на фоне холма, мама обмякла и подняла протяжный, тонкий погребальный плач.
– Красавец ты наш!.. Храбрый ты наш! – выла она. – Защитник ты наш, сыночек любимый! На кого же ты нас покинул? – Эмилио и Рози вторили матери. – Нет больше нашего красавца, нет храбреца!
То был церемонный плач. Пронзительный вой трижды сменился тихим стоном, после чего мама Торрес вошла в дом и закрыла за собой дверь.
Эмилио и Рози озадаченно посмотрели друг на друга в рассветных лучах. Из дома доносились рыдания матери. Дети уселись рядышком на краю обрыва.
– А когда Пепе успел стать мужчиной? – спросил Эмилио.
– Вчера вечером. В Монтерее, – ответила Рози.
Облака над океаном побагровели от солнца, которое еще пряталось за горами.
– Завтрака сегодня не будет, – сказал Эмилио. – Мама не захочет готовить.
Рози не ответила.
– Куда пошел Пепе? – спросил ее брат.
Девочка оглянулась по сторонам и тотчас придумала ответ:
– Он отправился в путешествие и больше не вернется!
– Он умер? Думаешь, он уже умер?
Рози снова посмотрела на океан. На горизонте маячил крохотный пароход, от которого поднималась тоненькая струйка дыма.
– Нет, пока еще живой.
Пепе положил винтовку поперек седла. Он отпустил поводья, чтобы конь сам поднимался на холм, и смотрел только вперед. Каменистый склон зарос низкими кустами: Пепе отыскал среди них тропу и ступил на нее.
У входа в каньон он еще разок обернулся в седле, но ферма уже потонула в дымчатом свете. Пепе поскакал вперед, больше не оглядываясь. Склон каньона вздымался прямо над ним. Конь вытянул шею, вздохнул и пошел по тропе.
Тропа была старая, давно проторенная: влажная мягкая земля, посыпанная битым песчаником. Она обогнула склон каньона и круто спустилась на самое дно, по которому бежала река. На мелководье она была спокойной и весело сверкала в лучах восходящего солнца. Круглые камешки на дне были рыже-коричневые от водорослей. На песке вдоль берегов росла высокая и пышная дикая мята, а прямо из воды поднимался жесткий кресс-салат, выпустивший стручки и уже несъедобный.
Тропа нырнула в речку и появилась вновь на другом берегу. Конь с плеском вошел в воду и остановился. Пепе отпустил поводья и разрешил ему напиться.
Склоны каньона вскоре стали крутыми, и по обеим сторонам от тропы начали появляться первые гигантские стражи-секвойи с круглыми красными стволами и зеленой кружевной хвоей, напоминающей папоротники. Как только Пепе вошел под деревья, солнце исчезло. Пряный багровый свет таял в бледно-зеленом подлеске. Берега реки тонули в зарослях крыжовника, ежевики и высоких папоротниках, а ветви секвойи перекрывали небо.
Пепе напился воды, потянулся к мучному мешку и достал оттуда черную полоску вяленого мяса. Его белые зубы глодали полоску, пока твердые волокна не размягчились. Он медленно жевал, то и дело отхлебывая воду из брезентового меха. Его маленькие глазки закрывались от усталости, но мышцы лица были по-прежнему напряжены. Тропинка здесь стала совсем черного цвета и гулко стучала под копытами лошади.
Подъем становился все круче. У камней в реке образовывались маленькие водовороты. Венерин волос свешивал листья к самой воде, и она капала с кончиков обратно в реку. Пепе чуть съехал в седле набок, так что одна нога безвольно болталась в воздухе. Он сорвал с лаврового дерева листок и пожевал, чтобы хоть чем-то приправить сухое мясо. Винтовка все еще лежала перед ним поперек седла.
Внезапно он выпрямился, съехал с тропы и в спешке обогнул огромную секвойю, крепко придерживая поводья, чтобы конь не заржал. Лицо Пепе было напряжено, ноздри подрагивали.
Сначала издалека донесся топот копыт, а потом мимо секвойи проскакал толстяк с багровыми щеками и короткой белой бородой. Его лошадь опустила голову и тихо заржала над тем местом, где Пепе свернул с тропы.
– Вперед! – приказал ей толстяк и дернул поводья.
Когда топот копыт стих вдалеке, Пепе вернулся на тропу. Больше он не давал себе поблажек и сидел в седле прямо, а винтовку зарядил и поставил курок на полувзвод.
Тропинка стала очень крутой. Секвойи здесь росли небольшие, с иссохшими, обкусанными сильным ветром верхушками. Конь послушно брел по тропе; солнце медленно ползло над их головами к зениту.
Пепе подъехал к месту, где река выходила из узкого бокового ущелья, а тропа сворачивала в другую сторону. Он спешился, напоил лошадь, наполнил водой брезентовый мех и поехал дальше. Когда река осталась в стороне, деревья вокруг тоже исчезли: тропу окаймляли заросли чапараля, толокнянки и полыни. Да и мягкой черной земли под копытами как не бывало – только светло-коричневый щебень, грохотавший так, что маленькие ящерки от страха юркали в кусты.
Пепе обернулся в седле. Вокруг ни деревца: его запросто могли увидеть издалека. По мере того как он поднимался, местность становилась все более сухой, пересеченной и страшной. Тропа петляла между большими квадратными скалами. Серые кролики копошились в кустах. Воздух оглашал монотонный и пронзительный клекот какой-то птицы. На востоке вздымались бледные вершины гор, голые и сухие, точно присыпанные мукой. Конь Пепе все брел и брел по тропе, в сторону маленькой V-образной расщелины в горах – там был перевал.
Пепе то подозрительно косился назад, то осматривал горные вершины впереди. Один раз он заметил на голом белом отроге какой-то темный силуэт, но сразу отвернулся: то был черный дозорный. Никто не знал, кто эти дозорные, где они живут и что им нужно, но люди старались не обращать на них внимания и обходить стороной. Дозорные не тревожили тех, кто держался тропы и не совал свой нос, куда не просят.
Раскаленный воздух был полон легкой светлой пыли, которую ветер приносил с разрушающихся гор. Пепе сделал небольшой глоток воды из мешка, плотно его заткнул и повесил обратно. Тропа вела вверх по сухому глинистому склону, огибая скалы, ныряя в расселины, спускаясь в русла давно высохших ручьев и поднимаясь обратно. Подъехав к маленькому перевалу, Пепе долго смотрел назад. Черных дозорных он больше не увидел, на тропе тоже никого не было. Лишь верхушки секвой отмечали течение реки.