– Не то, что ты подумал, братец. Раз уж у нас вечер откровений, скажу. Семейство моего мужа оказалось в сложной финансовой ситуации и, прослышав, что мой салон приносит хороший доход, решило наложить на него лапу. Так что охрана нужна скорее мне, чем вам.
– Я согласен, – вдруг громко произнес Гриша, и все собравшиеся притихли.
* * *
Утром следующего дня Зоя уговорила брата прогуляться с ней по городу. Заметив, что после вчерашней беседы сестрица забыла про цинизм и едкость, разом превратившись в улыбчивую, задорную девчонку, которую он всегда знал, Николай Степанович с удовольствием уступил ее просьбе. К тому же, как он помнил, в полдень Григорий должен был встретиться с ветераном, знавшим его деда.
Личность юного казака все больше занимала мысли князя. Слишком много странного было с ним связано. Особенно, что касалось его необычных способностей. Сам князь никогда не верил в мистику, будучи человеком дела. Он скорее готов был поверить в полет человека на Луну, как было описано в знаменитом романе месье Жюля Верна, или в то, что однажды сделанные человеком приборы смогут выполнять его работу, но не в мистику и потусторонние силы.
Так что сразу после завтрака Николай Степанович галантно подставил сестре локоть и не спеша вышел с ней на улицу. План действий был примерно таков. Сначала они посещают ротонду, где пьют целебную воду, а после отправляются на базар. Место сосредоточения всех последних новостей и вообще всего нового и необычного, что только способно появиться в городе. Ну, а на обратном пути можно будет заглянуть и к ветерану, чтобы задать ему несколько важных вопросов.
Сам же Гриша, по привычке проснувшись с первыми лучами солнца, выскользнул в сад, где уже привычно разогрел тело очередной пляской казачьего спаса, после чего, облившись колодезной водой и умывшись, отправился на кухню. Не дожидаясь, пока кухарка начнет готовить, он взял у нее краюху хлеба, кружку молока и, съев добычу прямо на месте, поспешил в свою комнату.
К визиту нужно было приготовиться. Так что парень надел чистое исподнее, достал из сидора свежую рубаху, начистил сапоги и, перепоясавшись отцовым поясом, пятерней расчесал заметно отросшие волосы.
«А про гребень-то я и забыл, – мелькнула удрученная мысль. – Значит, после казарм придется снова на базар идти».
Выглянув из окна и убедившись, что до нужного часа времени еще достаточно, парень вышел во двор и направился прямиком в сарай. Водитель Ермолай, распахнув ворота, уже копошился с чем-то в моторном отсеке. Поздоровавшись, Гриша предложил свою помощь и, услышав, что тут и одному делать нечего, удрученно вздохнул. Ему действительно нравилось возиться с железом. К тому же он искренне пытался понять, каким образом эта странная повозка способна двигаться без посторонней помощи.
Ермолай, заметив его расстройство, тут же смилостивился и, подвинувшись, принялся подробно объяснять, что там, в моторе и как работает. Внимательно следя за его промасленным пальцем, Гриша слушал, с трудом сдерживая рвущиеся вопросы. Дослушав лекцию до конца, парень вежливо поблагодарил водителя и, выглянув из сарая, решительно отправился в дом. Быстро глянув на себя в зеркало, что висело в холле, и убедившись, что одежда не испачкана, парень забрал из комнаты свою новую папаху и поспешил на выход.
Ровно в полдень он прошел в ворота казарм и, увидев дежурного, спросил, вежливо поздоровавшись:
– Не подскажете, где мне казака найти, Ломакина Василия?
– Вон туда ступай, – насторожившийся было солдат расслабился и улыбнулся. – У себя дед. Только смотри, чтобы собаки не порвали.
– Дядька обещал, что не тронут, – улыбнулся в ответ Гриша и зашагал в указанную сторону.
За старой яблоней и крошечным палисадом парень рассмотрел небольшую, беленную известью мазанку. Поднявшись на крыльцо, он остановился перед открытой дверью, занавешенной выцветшей ситцевой занавеской, и, постучав в косяк, громко спросил:
– Хозяин, есть кто дома?
– Входи, казак, – послышался задорный голос старика.
Перешагнув порог, Гриша, по обычаю, нашел взглядом красный угол и, сняв папаху, перекрестился, негромко сказав:
– Мир дому сему.
– И тебе мира, гость дорогой. Проходи, присаживайся. Сейчас чайку спроворю, побеседуем, – отозвался старик и, постукивая своей деревяшкой, принялся суетиться по хозяйству.
Заметив, как тот неловко повернулся, пытаясь поднять самовар, Гриша молча забрал у него медного красавца и, вынеся самовар на улицу, огляделся.
– Посолонь ставь, на лавочку. Там и дровишки у меня приготовлены, – подсказал старик, тяжело спускаясь с крыльца.
Поставив самовар на указанное место, Гриша молча отступил в сторону, давая хозяину возможность делать все так, как он сам привык. Одно дело, в нужный момент помочь, и совсем другое – в чужой уклад без спросу лезть. Ловко растопив самовар, ветеран, покряхтывая, опустился на лавку и, достав из кармана кисет, принялся набивать маленькую трубочку.
– Вот ведь, всю ночь не спал. Все думал, как разговор начну, а пришло время, и начать не знаю с чего.
– Вы правда деда моего знали? – помолчав, спросил Гриша.
– Силантия-то? Знал, – грустно улыбнулся старик. – Вот, его трудами да заботой после ранения жив остался, – добавил ветеран, похлопав заскорузлой ладонью по деревяшке. – Дохтур у нас в лазарете из немцев был. Злой. Да и как не озлиться, ежели ранетых почитай половина войска было. Делал, что мог. А сказать надо, что мог он не много. Пулю достать, перевязать или, вон, ногу отпилить – это запросто, а чтобы потом выходить, не умел. Потому и злился на Силантия крепко. Тот своими травами да отварами почитай треть сотни казачьей спас. Дрались тогда турки знатно. Насмерть стояли. Да только сломили мы их. Хоть и полегло народу – страсть. Вот после того дохтура я с дедом твоим и познакомился. Рана загнила, да спас меня Силантий. Выходил.
– А потом что было? – спросил Гриша с жадным интересом.
– А потом мы по станицам вернулись. Так и не сумел я деда твоего за спасение души своей отблагодарить. В станице тогда у меня своих бед навалилось, ну да то уже только моя печаль. К нашему разговору не касаемо. А фамилию я крепко запомнил, хоть и в горячке почти весь обратный путь валялся. Выходит, из всего рода ты один живым остался?
– Один. Батя успел перед смертью себе могилу выкопать. На погосте, рядом с матерью. Туда и лег. Без домовины, – срывающимся голосом ответил парень. – Как сам выжил, до сих пор не понимаю.
– А тебе и не надо, – выдохнул старик. – Выжил – значит, время твое еще не пришло. Живи да радуйся, и не гневи Бога сомненьями.
– Вот и живу, – развел Гриша руками.
– Не грусти, казак, – вдруг улыбнулся старик. – Никому не дано его путь знать. Иногда мы можем только узнать день его окончания. Ну, да ты это знаешь.
Самовар закипел, и ветеран, выбив трубку, скомандовал:
– Забирай, сынок, того пузатого и пошли в дом. Чаевничать. Там и беседа сладится.
Перенеся самовар в дом, Гриша поставил его на стол и, отступая в сторону, бросил быстрый взгляд за занавеску, где стояла широкая деревянная кровать. Над кроватью, на ковре, висела сабля. Гриша так и замер, прикипев к оружию взглядом.
– Что, приглянулась красавица? – с добродушной усмешкой спросил старик, заметив его взгляд.
– Неужто ширванка? – пролепетал Гриша, не веря своим глазам.
– Она самая. Лично с турецкого паши снял. Дамасского булата клинок. Что, нравится?
– Да как же такое не нравиться может? – возмутился парень.
– Верно. Сразу казацкую кровь видно. От одного взгляда на настоящую саблю замер, словно громом пораженный, – продолжал смеяться старик. – А хотел бы ее в руке опробовать?
– А можно? – спросил Гриша с такой надеждой, что старый казак поперхнулся.
– Отчего ж нельзя? Нельзя кому попало, а родовому казаку сам бог велел. Снимай.
Гриша благоговейно снял со стены саблю, и по ладоням, коснувшимся оружия, пробежала легкая дрожь. Плавно выдвинув клинок из ножен на треть, парень залюбовался игрой света на муаровом узоре стали. Это было не просто оружие. Это была легенда. Гриша и сам не знал, сколько простоял так, любуясь оружием. В чувство его привел задумчивый голос старого казака:
– Влюбился?
Гриша невольно вздрогнул и, смутившись, задвинул клинок обратно в ножны.
– И чего стоишь? – вдруг спросил старик с ехидной усмешкой.
– А чего делать-то? – не понял парень.
– Казачьему спасу ты хорошо обучен, это я сразу увидел. Вот и потешь старика. Спляши с ней. Глянем, как моя красавица руку твою примет.
– Что, правда? Можно? – не поверил Гриша своим ушам.
