Альберт остановился; отчего он бежит и куда?
Пока Чарли и Дебора двигались к нему, Эбби рассмотрел черноволосую деву: и лик, и одеяния – свободный кардиган нараспашку, не хватало на нем нескольких пуговиц, оставшиеся пока еще цеплялись к запиллингованной ткани, держались на рвущихся нитях, растянутые карманы утяжелены неким незримым ему содержимым, оттого скособочена эта одежда, покрывающая старую белую футболку под ней, та – такая же застиранная, утопленная не раз в химикалиях Clorox, растянутая и сморщенная – переходила в длинную черную юбку ниже колен, делила Джоконду пополам. Ткани струились по ее голым бледным ногам, еще покачивающимся для дальнейшего рывка, она еще не успела остановиться до конца, как будто думала – а стоит ли это делать? Потрепанные (белые, с въевшейся в швы и прочие мелкие трещинки пылью) кроссовки с безымянной фабрики шаркнули стертыми подошвами несколько раз, и она замерла. Альберт находился столь близко от нее (или она от него, или они друг от друга). От этого красота Джоконды – некоторые картины лучше смотреть издали – поблекла, прямо как ее убогая линялая футболка. Эбби успел заметить на облачении женщины и на ее заскорузлых руках следы краски – белые, красные, синие и зеленые оттиски, их мочили и терли, но они не желали сходить – признак того, что она не оставила живопись и картинный станок.
После их взоры встретились. В ее огромных глазах он увидел отрешенность, какой не встречал никогда. Интересно, что она сумела разглядеть в нем – родственную душу, возможно?
И показалась она ему не охотницей, а скиталицей трёхдорожья, богиней луны, ночи, колдовства и дурманящих трав – Гекатой. А вот Дебора – что ни наесть соперница, хищница, охотница – Артемида. Она погонит ночную странницу прочь… Не потерпит иной богини. Поклоняться должны лишь ей.
Эбби встрепенулся.
– Привет! – Мисс Флетчер обратилась к здесь присутствующим: Джоконде, Чарли и Эбби. Неожиданно… – Сегодня у меня вечеринка, ну, по случаю завершения цикла учебы… и начала экзаменов, но не будем об этом! Еще и пятница, все боги велели оторваться! Вы придете? Места ограничены, как и мои предложения.
– Мы? – Он впервые услыхал голос уличной Джоконды – хрипловатый, надсадный, будто она молчала всю жизнь и впервые издала это коротенькое мычание.
– Мы придем! – выпалил Чарли, он уже обнимал и удерживал Эбби, чтобы тот не удрал. – Это, кстати, Дебора Флетчер. – Он галантным жестом представил незнакомок. – А это – Джо! – Одногруппник будто бы знал ее всю жизнь. А Джо наклонила голову, лицо ее просто чуть поплыло в сторону и плавно качнулось в темных водорослях волос. Да, серьезно, ее так и звали?
– Очень приятно. – Девушки обменялись кивками. Парни переглянулись; Эбби с удивлением вывернулся, изучая Чарльза – тот сиял от успеха пуще прежнего: и нервного друга поймал, и милфа эта его ничего поперек не сказала – стояла тут же, а могла бы отречься, уйти прочь, заставить твердь разверзнуться, затем сгинуть в расщелине, ведущей в Аид.
– Тогда увидимся в семь вечера, адрес вы знаете. Можно и попозже, только не слишком. С вас парочка бутылок чего-нибудь, на ваш вкус, для вас же, вы мои предпочтения знаете, не хочется вас разорять, – подытожила Дебора. – А ты, Андерсон, непременно приходи. Отказа я не приму. – Жалость на секунду омрачила всю ее.
– Оки-доки, командир! – Чарли свободной рукой (Эбби снова оказался в его плену) отсалютовал.
– Я буду, – решил Альберт.
Флетчер махнула идеальной прической, руки из карманов она и не доставала, как стояла, так и развернулась, задвигала широкими и сильными бедрами, и (будто олимпийская конькобежица) двинулась куда-то еще – до семи времени еще уйма!
– Мы знакомы? – Джоконда первой нарушила неловкую тишину.
– Чарльз Талли-Торндайк! – Он заулыбался и зачем-то взъерошил волосы Эбби. – И Альберт Андерсон – очень легко запомнить! Его родители не заморачивались. Вот так. Теперь знакомы.
Улыбка. Тень. Отпечаток губной помады на краю фарфоровой чашки.
– А ты с нами? – Чарли обратился к Джо.
– Где встретимся? – сразу же спросила она. – Здесь?
– Можно в городе, у “Лобстера Тюдоров”, – Никакими Тюдорами и лобстерами в этом ресторанчике и не пахло, – знаешь такое местечко?
– Знаю.
– Вот и славно!
– А вы здесь учитесь?
– Да, а ты? – Надо же! Чарли разговорил Джоконду так просто!
– Училась. Давно… – Женщина медленно моргнула, до этого ни одна ее ресница не шевелилась – будто глаза нарисованы.
– Года два назад, да? – Чарли подкинул ей якобы ненавязчивый комплимент. – Мы на втором курсе, ага, вот на третий переходим, – приврал он, по сути они еще не закончили первый.
Снова полуулыбка. Эбби уже чувствовал себя лишним, ему хотелось испариться.
– Десять лет назад, – отвечала Джо. Чарли присвистнул.
– И даже не скажешь! – Что за неумелая ложь? – Десять – это какое-то сакральное число! – изрек он, тут уже обращаясь к Эбби. – Да?
Тот промолчал.
– Вы пишите? – поинтересовалась Джо.
– Лекции? Книги? Стихи? Музыку? – Чарли призадумался, перебирая, что еще такое можно писать. – А! Картины-то?
– Они самые.
– Не особо… – Интерес Джоконды таял подобно табачному дыму, невидимая волна начала уносить ее от парней. – Мы на искусствоведов учимся, – поспешил вставить Чарли, чувствуя, что ее манит уже нечто иное. – У нас тут полно курсов, кружков, факультативов и всяких, как их там, лекций со свободным посещением. Ты на такие ходишь? Вход бесплатный, ха-ха!
Это правда, в академии чего только не происходило, во всем принять участие никак бы не вышло, а они еще будут изучать общие предметы и в следующем году. Основной упор для их специалитета – история и теория искусств, но Эбби занимался художественным ремеслом и в практическом виде, в отличие от Чарли, которому и без того хватало английского языка и литературы, латыни, французского, философии и психологии, прочей муры, а еще и физической культуры! Помимо факультета изобразительных искусств в КиКи имелись и прочие: зарубежные языки и литература, писательское, издательское и библиотечное дело, театр – режиссура и актерское мастерство, хореография (даже Чарли заглядывался на парней в столь облегающих балетных трико (“Да блин! Оно так торчит, поневоле взгляд опустишь! Это как в общей душевой…” – оправдывался он.), а на девушек в пачках, птичками щебечущих и порхающих по кулуарам, – тем более), еще тут учили музыке – в отдельном здании, чтобы арии, госпелы, хоралы и бесконечная какофония звуков, издаваемых разнообразными музыкальными инструментами, не мешали более тихим и спокойным занятиям. Поэтому первокурсники (почти второкурсники) Эбби и Чарли не только не знали всех и каждого в академии, но и не ведали, чем те еще занимались. Других забот хватало!
– Нет, не хожу… Мне это не нужно. – Джоконда отчаливала от их пирса, завидев кого-то еще. – Я пойду. Насчет вашей вечеринки – ничего не обеща…
– Мы пишем картины, – громко сказал Эбби, отчего и Чарли, и Джоконда вскинули брови. – Приходи, как договорились, к Деборе, там и поговорим.
– Хорошо, – согласилась наконец Джоконда. – Полседьмого, у ресторана с лобстерами?
– Нет там никаких лобстеров, но, да, встретимся возле него!
– Тогда до вечера.
– До вечера.
Джоконда прошла по аллее и скрылась за поворотом главного корпуса.
– Вот это Андерсон! – Чарли опять ерошил волосы Эбби. – Вот это gigolo! Выручил по полной!
– Отстань, Чарли!
– Вот он мой красавчик, секси мачо Аль Пачино! Ха!
– Ну прекрати…
– А чего ты сбежал-то? Из-за… – Он успокоился, выдержал паузу, – из-за Артура? Ты прости, я сперва говорю, потом… А потом и не думаю даже!
– Никогда не знаешь, что от тебя можно ждать, Чарли…
– Я этого сам не знаю! – загадочно проговорил одногруппник. – Прощаешь меня?
– Тебе не за что просить прощения. Ты ничего такого не сказал, просто вспомнилось, затем нахлынуло.
– Но сейчас ты же в норме, да? Ну, более или менее, разумеется…
