Гулька – жена Никиты уже третий год, целительница, которая лечила и ребят, и их воинов из местных. Ее не то чтобы боялись, но опасались – она колдунья, вдруг возьмет и в лягушку превратит. Кстати, Кукконен с ее сестрой встречался, она его и спасла в тот последний день.
– Гулька, ну хоть ты не лезь, маленькая моя, – и действительно, рядом с великаном Никитой Гулльвейг[78 - Гулльвейг – в скандинавской мифологии – злая колдунья, посланная ванами к асам. Олицетворяет силу золота. Асы пытались убить ее несколько раз (копьями и огнем), но она живет и сейчас. Ее появление в Асгарде спровоцировало войну между асами и ванами – первую в мире войну.] выглядела крохотной Дюймовочкой.
– Ник, ты сам говоришь, вас они не подпустят, местные сами не подойдут, а я всего лишь хрупкая женщина, чего с меня взять. Оставлю золото и обратно вернусь.
Все задумались. Повисло тяжелое молчание. Но принимать решение Никите.
– Никит, – прервал его раздумье Смит, – по-моему, у нас реально нет другого выхода, подумай.
– А почему именно моя жена? – Никита явно нервничал.
– Любовь моя, потому что я сама предложила, – ответила она за всех и поставила точку поцелуем.
– Все равно, я против, – оторвавшись от нее, ответил Никита.
– Муж мой, ты же знаешь, что это единственный выход. Если до утра найдешь другой, то я не поеду, – спокойно сказала Гулька.
…Утром, поправляя ремни креплений упряжки, Никита угрюмо ворчал.
– Будь осторожна, я сбоку лошадь запасную поставил. Если что, вскочишь на нее и сразу сюда.
– А золото? – спросила Гулльвейг.
Никита нервно теребил ремни упряжки.
– А черт с ним, еще наберем, а мне нужна ты – живая и здоровая, а не золото, понятно?
– Ладно, ворчун, – рассмеялась Гулльвейг, – все будет хорошо. Им смысла нет убивать меня, не переживай так.
И повозка тронулась с места.
Друзья все в напряженном молчании провожали ее. Увидели, как телега подъехала к воротам, которые почти сразу открылись, и из них, настороженно озираясь, вышли человек двадцать стражи. Внимательно, осторожно проверили сундуки и, увидев, что все в порядке, впустили ее в город, сразу же закрыв за ней ворота. Минуты казались вечностью. Казалось, прошел целый день, но на самом деле – от силы полчаса. Наконец ворота вновь открылись, и из города выехала Гулльвейг – живая и здоровая. Подъехав к друзьям, она спрыгнула с повозки, к ней сразу подбежал Никитенко.
– Ну вот видишь, а ты боялся, – весело сказала она, уворачиваясь от объятий изволновавшегося Никиты.
Прошла неделя, но поведение асгардцев по отношению к местным никак не изменилось…
– Эй там, на стене, позовите вашего одноглазого, – крикнул Никита, стоя на расстоянии выстрела из лука от стены.
Через пару минут появился Один в сопровождении человека в капюшоне.
– Чего тебе, ван, – зло спросил асгардец.
– Мы договорились, одноглазый, – с такой же злостью крикнул Никита.
– О чем? – наигранно удивился Один.
– О том, что мы тебе даем золото, а ты перестаешь доставать людей, – напомнил Никита.
– Ну и? – Один сделал вид, что не понимает, о чем речь.
– Неделя прошла, и я вижу сожженную деревню, – намекнул ему Никита.
– А-а, так ты об э-этом, – махнул рукой Один, – так они нам задолжали, – весело ответил он.
– Мы договорились, что мы платим золотом, и ты перестаешь брать с них дань, – Никита стал закипать.
– Так то на будущее, а мы же долг пошли взимать, а за долги мы же не договаривались.
Никита от злости скрежетал зубами. Его провели вокруг пальца.
– Сколько стоят ваши долги, сколько вам люди должны?
Один задумался на миг и удвоил цену.
– Четыреста мин.
Никита сжал кулаки, но ответил:
– Хорошо будут тебе четыреста мин, посмотрим, что ты скажешь после этого, – согласился Никита, хотя понимал, какую игру затеял потомок Аскеназа.
– Вот и посмотрим, – радостно ответил Один.
На следующий день Гулльвейг вновь увозила золото через Биврест к Асгарду. И опять через полчаса-час вернулась живая и здоровая, но, как и в первый раз, ничего не изменилось. Никита рвал и метал.
– Никит, а может, ну его на фиг, давай по-нашему решим… зайдем, надаем по рогам, сразу все поймут, – предложил Кузин.
– Во-первых, это не «по-нашему», а во-вторых, если есть возможность решить все без жертв, то давай так и решать. Просто интересно, что сейчас одноглазый скажет, какую отмазку придумает.
Но отмазки никакой не было, а Один, или Адон, просто тупо сказал, что он, видите ли, подумал, что немного продешевил, и теперь он хочет восемьсот мин.
– А он не оборзел случаем, а, Никит? Ты что, в натуре, ему восемьсот миней, или как там у них называется, отдашь? – бесился Смит.
– Да, бог троицу любит, если и в этот раз, то… – Никитенко был темнее тучи, он явно был на пределе.
…Мы уже более часа стояли и ждали Гулльвейг. Никита не выдержал и пошел к крепости.
– Эй там, на стене, где Гулльвейг? – крикнул он.
– Какая такая Гулльвейг? – спросили со стены.
– Как какая… та, которая вам золото принесла, – Никита терял терпение.
– Я не знаю ни о каком золоте. Я тут на стене стою.
– Позови Адона, – потребовал Никита.
Через пару минут появились знакомые две фигуры. Одна в широкополой шляпе, вторая – в неизменном капюшоне.
