– Хорошо, может, найдешь то, что копы упустили, – сказал Дин.
– Сомневаюсь, – искренне ответил Сэм. – Чувак, это же нью-йоркская полиция!
– И что?
У Дина опыта общения с копами было больше, чем у Сэма, и он твердо верил: они хорошо разбираются только в обычных делах. Но то, с чем сталкивались они с Сэмом, выходило за грани разумного. Ни один коп с таким не сталкивался, и поэтому полиция всегда искала не там, где надо, не замечала важные детали и делала неправильные выводы.
– Сэм, копы действуют по стандартной схеме. Не верь тому дерьму, что видишь по телику, – они хватают первого подозреваемого. Не видят дальше своего носа. Поверь. Готов поставить десять баксов, ты найдешь то, что они упустили.
Сэм только фыркнул в ответ и пошел на кухню. Дин предположил, что за очередной чашкой кофе, которую он тут же осквернит молоком и сахаром.
Он снова переключил свое внимание на коллекцию пластинок. Это действительно Music from Big Pink? Потрясно!
* * *
Сложнее всего было найти место для парковки.
Коттедж Эдгара По находился на пересечении самой крупной автомагистрали Бронкса, метко названной Гранд-Конкорс[19 - Grand Concourse – большое сборище, толпа (англ.).], и другой большой улицы, Кингсбридж-роуд. Если верить тому, что пишут в интернете, в котором Сэм копался перед поездкой, Кингсбридж-роуд раньше была дорогой для конного транспорта и вела к Королевскому мосту через реку Гарлем, соединяющему Манхэттен и Бронкс. Он нашел сайт поклонников Эдгара По, где упоминалось об убийствах и о том, что они как-то связаны с писателем. Он оставил его открытым для Дина, в слабой надежде, что брат найдет в себе силы оторваться от коллекции Манфреда.
На перекрестке был расположен парк, который раскинулся на несколько кварталов, в нем была эстрада и игровая площадка (они выглядели совсем новыми), и небольшой белый коттедж, который выглядел тут довольно странно. Теперь Сэм понял, почему Дин не хотел верить, что в Бронксе существует такое место. Казалось, весь город – за исключением района, где жил Манфред, – стремился вместить в себя как можно больше зданий. Жилые дома просто врастали друг в друга. А тут вдруг, посреди хитросплетений улиц, забитых многоквартирными домами, каждый не ниже пяти этажей, находился этот парк, а в нем – коттедж.
Минут десять Сэм катался на «Импале» по двум широким улицам и нескольким боковым, большинство из которых были с односторонним движением, отчаянно пытаясь найти место для машины. Он то и дело переходил от восторга к раздражению: стоило найти пустое место, как там обнаруживался пожарный гидрант. Сколько же, черт подери, пожарных гидрантов в этом городе?! В тех редких случаях, когда на пустом месте не было гидранта, оно оказывалось слишком маленьким для «Импалы».
Разъезжая по округе, Сэм заметил, что люди тут сумели приспособиться к тесноте. Когда они колесили с отцом по стране, то, как правило, выбирали небольшие города – в частности, потому, что отец считал: школы там лучше, чем в больших городах. Хотя, как выяснилось, то, что говорил отец, не всегда следовало считать непреложной истиной. Но в результате вышло, что опыт жизни в больших городах у братьев Винчестер был небогатым.
Больше всего Сэма поразило тут сочетание разнообразия и гармонии, как в Стэнфорде, – вот только дело в том, что от студенческого кампуса ты именно этого и ждешь. Особенно если это Стэнфорд. Но и здесь люди самых разных национальностей прогуливались по улицам, заходили в магазинчики на первых этажах домов, играли на площадке в парке Эдгара По, приветствовали друг друга, болтали… Согласно опыту Сэма – безусловно, скромному, – этнические группы в больших городах всегда стремятся замкнуться в своем районе. Но здесь, в Бронксе, все было иначе.
Главным путеводителем по Бронксу для них с братом служил скандально известный фильм «Форт Апач, Бронкс» 1981 года. Он представлял себе сгоревшие дома, уличные банды и все в таком духе. Но сейчас он видел, что народу тут полно, как в любом большом городе, однако это не мешало сохраниться и национальным общинам.
«Но, может, я просто все идеализирую», – усмехнулся он про себя, проезжая мимо еще одного свободного места, куда мог втиснуться разве что «Мини Купер», но уж точно не машина 1967 года выпуска.
Наконец освободилось место – на углу 192-й Восточной улицы и Валентайн-авеню, в самом конце парка. Там стоял парковочный счетчик, и это было досадно, зато «Импала» запросто туда влезет. Счетчики установили несколько десятилетий назад, оставив между ними расстояния, соответствовавшие размерам машин, которые ездили тогда по дорогам. И Сэм легко заехал на свободное место.
Позаимствовав два четвертака из денег, отложенных на прачечную, он оплатил час стоянки. Учитывая размер коттеджа, вряд ли экскурсия займет больше времени.
Сэм запер машину и пошел через парк, мимо сцены, пустой в этот промозглый ноябрьский день, и игровой площадки, на которой шестеро ребятишек играли, вопили и хихикали. За ними присматривали четыре женщины, и, проходя мимо, Сэм услышал, как они разговаривают между собой на испанском.
Вблизи дом Эдгара По выделялся еще больше, чем с дороги. На сайте исторического общества Бронкса было сказано, что он построен в 1812 году, а с 1846 по 1849 год Эдгар По жил в нем вместе с женой и тещей.
Подойдя к коттеджу, Сэм сунул руку в карман куртки и включил прибор ЭМП. Он не собирался доставать его при экскурсоводе, но надеялся, что рано или поздно тот отвернется, и тогда на прибор все-таки удастся взглянуть.
Экскурсовод как раз стоял на пороге: невысокий негр в бежевом пальто.
– Вы Энтони? – спросил Сэм, подходя ближе.
– Да, – ответил тот. – Рад, что вы все-таки добрались.
– Да, извините, никак не мог найти место для парковки. Машина у меня размером с корабль, и это не так просто, – смущенно улыбаясь, оправдывался Сэм.
Энтони склонил голову набок.
– На чем ездите?
– «Импала» 1967 года.
Энтони улыбнулся и впустил Сэма в темную гостиную.
– О, я вас прекрасно понимаю! У моего папаши был «Бьюик» пятьдесят седьмого года. Он полжизни провел, пытаясь припарковать эту штуковину. Ну-с, добро пожаловать в дом Эдгара По!
Сэм огляделся: его окружала старая кухонная утварь, камин, у самой двери стоял стол с открытками и сувенирами, а за ним – стеклянный шкаф с книгами. Книги были самые разные, начиная от произведений самого По и заканчивая путеводителями по Нью-Йорку вообще и по Бронксу – в частности.
– Прежде чем мы начнем, – сказал Энтони, – скажу, что за индивидуальные экскурсии мы обычно берем десять долларов.
«Ну, разумеется», – подумал Сэм, удерживая вздох. Он снова полез в карман, надеясь, что десятка, выданная Дину, была не последней.
Ему повезло, он нашел еще двадцатку. Энтони открыл кассу, находившуюся под столом с открытками, и достал десятку сдачи.
– Что у вас с рукой? – спросил Энтони, кивком указывая на его гипс.
Дин наверняка сообразил бы, как отшутиться, но Сэм не мог придумать достаточно веселого ответа для незнакомца. А правда вряд ли его устроит. Видите ли, я сломал руку, когда боролся с зомби на кладбище. Понимаете, я пытался заманить ее обратно в могилу, чтобы воткнуть кол в грудь. Нет, я не сошел с ума! А почему вы от меня пятитесь?
– Это длинная история, – пробормотал Сэм.
Такой ответ, похоже, удовлетворил Энтони.
– Ладно. Что ж, вот здесь Эдгар Аллан По и провел последние годы своей жизни. – И он рассказал ему то, что Сэм уже сам прочел на сайте. – К сожалению, полностью оценить вид сейчас не получится. – Он прошел мимо Сэма и открыл входную дверь. – Но если посмотрите туда, – он указал налево, – увидите спуск прямо к Валентайн-авеню.
Сэм кивнул. Он проехал по этому холму в своих бесконечных поисках парковочного места.
– Коттедж стоит на вершине холма, и отсюда можно было видеть все окрестности вплоть до Лонг-Айленда. Но изначально дом стоял не здесь. – Энтони указал на другую сторону Кингсбридж-роуд и продолжил: – Видите вон тот дом с желтым фасадом? Коттедж находился там. Его перенесли сюда, когда построили парк. На этом участке была ферма голландской семьи Валентайн, в их честь и назвали улицу. Семья По снимала коттедж, хотя с трудом могла себе это позволить.
– Я прочел об этом на сайте, и мне это показалось странным. Как же так, По – один из самых популярных американских писателей, и был на мели? – сказал Сэм.
– О да, все верно. Тогда он был популярен, как популярен и сейчас. Немногие писатели могут похвастаться, что в их честь назвали футбольную команду – даже если и не напрямую.
Сэм нахмурился, а потом вспомнил, что футбольный клуб Балтимора называется «Балтимор Рэйвенс». Эдгар По умер в Балтиморе и похоронен там, а команду назвали в честь его самого популярного стихотворения[20 - Имеется в виду стихотворение Raven – «Ворон», а футбольный клуб назвали Baltimore Ravens.].
– Немногие из его рассказов были напечатаны при жизни автора. А большая часть заработанных писательством денег уходила на тщетные попытки издавать журнал. Вот так-то. – Энтони повел Сэма в другую комнату. – Мы старались как можно точнее воссоздать атмосферу коттеджа. К сожалению, много чего из мебели уже не достать, но мы сделали все, чтобы наполнить интерьер предметами, соответствовавшими эпохе и уровню доходов писателя.
Сэм прошел за Энтони в самую большую комнату коттеджа, в которой находился камин – Энтони сказал, что сейчас его не топят, – стул, письменный стол и несколько фотографий в рамках. На стене висели книжные полки, заставленные старинными томами в кожаных переплетах, которые были так распространены в XIX веке.
– В то время отдавали предпочтение полкам, а не шкафам, потому что, сами видите, полы редко бывали ровными, – с улыбкой добавил Энтони.
Улыбнувшись в ответ, Сэм переступил с ноги на ногу на скрипучем деревянном полу.
– К тому же дерево деформируется от сырости, – продолжил Энтони. – Книжный шкаф, стоящий на полу, просто не практичен. – Он указал на стену. – А вот изображение коттеджа.
Подойдя поближе, Сэм увидел дом, в котором он сейчас находился, только тот стоял на вершине холма, границы которого теперь были очерчены Бриггс-авеню и 194-й Восточной улицей, по которой он уже проехал несколько раз. Вокруг сплошь трава и деревья – настоящая идиллия.
