Настоящее прошлое. Однажды в Америке

– Слушай, Банк Англии уже влил в попытку удержать фунт больше двадцати миллиардов. Ну пора же! – снова подал я голос еще минут через двадцать. Билл, скрипнув колесиками кресла, резко развернулся ко мне всем телом и уставился на меня насмешливым взглядом:

– Роман, кто из нас трейдер?

– Ну-у-у… ты. Но деньги-то в основном мои!

«Большую игру» мы начали месяц с небольшим назад. С покупки брокерской конторы. За пять миллионов долларов! И это при том, что у Билла с друзьями уже была своя собственная зарегистрированная контора. Впрочем, когда я задал этот вопрос Биллу, он сквозь зубы сообщил, что у нее нет какой-то нужной лицензии. А когда поинтересовался у Экмана насчет ее получения, он только горько усмехнулся:

– Во-первых, получение лицензии – дело долгое. Пока мы пройдем все провер…

– Да у нас еще куча времени! Август только начался… Еще больше месяца!

– У нас всего чуть больше месяца. И каждый день – на вес золота! – зло рявкнул Билл. Потом помолчал и продолжил чуть более спокойно: – И ты не знаешь американскую финансовую бюрократию. Могу тебе сказать, что, если запустить процесс с понедельника, лицензию мы получим где-то к Рождеству. В лучшем случае – на День благодарения.

Я насупился. Мне не понравилось, что он на меня рявкнул. Нет, я могу понять – нервы, возбуждение, но я же тут главный инвестор!

– А почему тогда мы не купили чего подешевле? Были же фирмы и за полмиллиона или миллион максимум?!

– Потому что это свежие фирмы! Без истории. И им никто не даст кредитов. Или ты хочешь напрочь просрать шанс заработать, ввязавшись в дело только на свои деньги?

Если честно, я приблизительно так и думал. У меня ж уже имеются, по моим меркам, сумасшедшие деньги – чего еще надо-то? Миллиард мы, конечно, не заработаем, но миллионов двадцать – вполне. А куда больше-то? И как? Мы ж не Сорос…

– М-м-м… ну ладно, поверю тебе. Но с чего бы у нас всего полтора месяца? Ведь все произойдет только…

– Ты хочешь, чтобы тебя взяла за жабры комиссия по ценным бумагам, а то и ФБР? – перебил меня Экман.

– Н-н-нет, – опешил я. – А с чего это они должны…

– Вот и не мешай мне! – рявкнул Билл. – Ты не просто так обратился ко мне, а потому что считаешь, что я знаю, что нужно делать? Так что успокойся…

Следующие полтора месяца слились для меня в одну сплошную череду встреч, переговоров, перелетов и собеседований с десятками людей. Сначала я просто тихо сидел в уголке, наблюдая, как Экман общается с людьми и-и-и… нанимает персонал. Пять человек, десять, пятнадцать, двадцать… На третьем десятке даже осторожно поинтересовался – не много ли? Им же зарплату платить, и немалую, плюс страховки там всякие. Это ж опять расходы… Слава богу, я по старой привычке задал этот вопрос в промежутке между двумя собеседованиями. То есть когда мы были наедине. Потому что Билл резко развернулся и уставился на меня каким-то странным взглядом.

– Что? – Я слегка вздрогнул.

– Действительно, чего это ты тут прохлаждаешься… – задумчиво пробормотал Экман, после чего развернулся к столу и нажал кнопку селектора:

– Мисс Гаевски! – Так звали нашу секретаршу, доставшуюся нам по наследству вместе с фирмой.

– Слушаю вас!

– Вторая переговорная свободна?

– Минуту… Да, мистер Экман.

– Подготовьте ее для мистера Маркова. И отправляйте туда половину кандидатов… – Билл отключил селектор и боднул меня взглядом: – Помнишь те вопросы, которые я задавал?

– Да, но-о-о… – я слегка смешался. Потому что вот совсем не ожидал подобного вопроса.

– Отлично! Тогда просто задавай их и записывай ответы. Потом покажешь мне.

– А что им говорить, если спросят – нанимаем ли мы их?

– То же, что я: мы вам позвоним!

Но это еще были цветочки. А ягодки посыпались, когда мы начали общаться с банками и всякими там инвестиционными компаниями. Потому что, как объяснил мне Билл, все игроки, которые хотя бы претендуют на звание крупных, играют на заемные средства. Свои собственные деньги вкладываются в обеспечение маржинального плеча… Так что сначала мы тупо занимали у всех, до кого могли дотянуться. Причем Экман регулярно сетовал, что почти не получается занять в фунтах.

– А то дважды бы заработали…

Кое-что занять удалось. Как выяснилось, то, что через мои счета прошло шестьдесят с лишним миллионов долларов, весьма благотворно влияет на желание банков предоставить тебе кредит. Деньги к деньгам, чо… Ну, то есть со мной это благотворное влияние работало по минимуму. Потому что у меня не было в США никакой кредитной истории. Потому что я был совсем «свеженьким» налоговым резидентом и еще не имел «в анамнезе» ни единого годового отчета. Потому что я не был гражданином. И потому что мой подтвержденный доход до момента выигрыша в лотерею был достаточно низким. Но даже с учетом всех этих ограничений у меня получилось взять взаймы еще около десяти миллионов долларов… Нет, можно было и больше. Миллионов тридцать – сорок. Но, увы, более крупные суммы обуславливались целым рядом ограничений, которые нас с Биллом никак не устраивали… И кстати, Экман, не имея на счетах ничего серьезного, смог аккумулировать даже больше меня. На него сработало и наличие кредитной истории, и происхождение, и то, что здесь называется «пухлая записная книжка». Именно ради обладания ею люди так рвутся во всякие там Стэнфорды, Кембриджи, MITы, или в ту же Гарвардскую школу бизнеса. Причем, как он мне объяснил, связь с однокашниками, большая часть которых буквально обречена на занятие в будущем достаточно крупных и важных постов в самых влиятельных и крупных корпорациях не только страны, но и мира, – это лишь один, пусть и в перспективе, наиболее важный бонус. Есть и другие. Причем часть из них начинает работать практически сразу. Например, можно позвонить своему преподавателю и попросить у него рекомендацию для обращения к какому-нибудь влиятельному лицу, окончившему твою «альма-матер» лет на десять ранее. И потому уже занимающему какой-нибудь важный пост в том или ином банке или инвестиционной компании. Или отцу однокашника, с каковым познакомился на дне рождения этого оболтуса и который может принимать решения по инвестированию миллионов долларов здесь и сейчас… Короче, возможности были. И Экман сумел их прекрасно реализовать, наглядно показав мне разницу между эмигрантом и местным. Увы, Америка ждет тебя с распростертыми объятиями только на стройплощадках, за баранкой такси или на кассе в «Макдоналдсе». А за все, что чуть превышает эту планочку, даже среди коренных американцев идет жестокая схватка. Но у них-то есть и гражданство, и знакомства, и опыт жизни в этой стране, и связи, нарабатываемые десятилетиями. А что из этого есть у тебя, если ты эмигрант? Плохой английский с жутким акцентом? Ну-ну – добро пожаловать в самую демократичную страну мира… Но самые значимые средства Биллу удалось занять «на фирму», наглядно доказав мне правильность решения о ее покупке. Так что в игру мы вступили… с огромными долгами, в разы превышавшими весь мой выигрыш, вместе взятый. То есть считая и налоги, и те деньги, которые забрали себе организаторы лотереи… Если мы проиграем – я умру в американской долговой тюрьме! Ну или как тут у них это называется…

– Слушай, ну пора уже!

Мой партнер закатил глаза:

– Роман! Наша операция идет уже больше месяца. И все это время ты демонстрировал вполне адекватные реакции. Что ж сегодня такой нервный-то?

«Да потому что именно сегодня наступила «черная среда!» – захотелось заорать мне. Все! Последний день. Промедлим – можем потерять все! Ну, или большую часть заработанного… Но я лишь молча скрипнул зубами и отвернулся. ВСЕ! Больше! Никогда! Не! Буду! Играть! На! Валютной! Бирже! НИ-КОГ-ДА!!!

Чем больше приближался этот день – тем больше меня трясло. Тем более что все эти полтора месяца мы не только тратили, но и ТЕРЯЛИ деньги! На сделках, оказавшихся излишне рискованными, на скачках курса, на комиссиях за каждую операцию… они были небольшими – всего 0,01 %, но один минимальный лот – это около 5 тыс. фунтов или 10 тыс. долларов. Билл же все наши деньги пустил на фьючерсы с кредитным плечом от 1:5 до 1:20. Ну, какие смог взять… Причем я, идиот, еще бурчал, что, типа, «самых выгодных» с плечом 1:20 мы взяли мало… они все и улетели – обнулились при скачках курса! Маржин-колл, позиция автоматически закрывается, и вы теряете все вложенные деньги! Да тут звездануться можно! Нет, все-таки для того, чтобы заниматься трейдингом и биржевой игрой, нужен совершенно особенный склад ума и нервы толщиной с воловьи жилы…

Но при этом всю остальную работу никто не отменял. Я мотался между Нью-Йорком, Бостоном, Филадельфией и Монтаной, спал в самолетах, жрал на бегу, а лекции для курса филологии, который меня пригласили преподавать, писал вечерами в отельных номерах на новеньком NEC UltraLite, который обошелся мне в сумасшедшую сумму – 5 000 долларов. Увы, забить на них я не мог. В моих документах, позволяющих мне находиться на территории США, мое место работы было жестко зафиксировано. На переоформление же требовалось время, которого вот как раз сейчас у меня просто не было.

Впрочем, не все было сплошь плохо или напряжно. Предположение ведущего шоу из Майами насчет того, что мой выигрыш в лотерее отразится на продажах моих книг, сработало на все сто двадцать процентов. Продажи не просто скакнули вверх – они улетели в космос! Ace Books в пожарном порядке гнало допечатки всех имеющихся в их распоряжении текстов, а их юрист мотался за мной вослед, согласовывая новые контракты. Причем от моего скромного блеянья насчет того, что другие мои книжки могут быть совсем неинтересны американцам, поскольку написаны именно для русского читателя, что там свой контекст, свои, понятные только русским, аллюзии, отсылки к героям других книг, неизвестных в Америке, отметались напрочь.

– Мистер Марков, – снисходительно пояснили мне, – Америка любит везунчиков. А вы – везунчик! И если до вашего везения можно дотронуться, например, купив вашу книжку, – многие так и сделают. Даже если они не собираются прочитать из нее ни строчки.

Если честно, меня подобный подход слегка покоробил. Я тут, панимаишь, пишу, мучаюсь, ночами на сплю, а сейчас выясняется, что все, что я написал, мало кому интересно. Что им достаточно того, что вот этот тип, называющий себя русским писателем, – везунчик! Но потом плюнул. Не хотят читать – не надо. Потом подумаем, как их к этому привлечь.

К началу сентября мне нестерпимо захотелось слетать в Москву. Несмотря на то что Аленка с детьми прилетели ко мне в конце июля. Через неделю после того, как до России дошла весть о том, что я выиграл в американскую лотерею семьдесят миллионов долларов. Но, несмотря на это, я их практически не видел. С моим-то темпом жизни… А вот дома, в Москве, мы были вместе, считай, круглые сутки. Опять же – деда давно не видел. С батей и тестем вискарика бахнуть тоже было бы хорошо. Сам я эту англосаксонскую самогонку не особенно уважал, но бате она пришлась по душе еще с тех пор, когда я притащил его из поездки в Париж, прикупив в дьюти-фри «Шарля де Голля»… Но я понимал, что это желание – чисто психология. Устал я. Переоценил свои возможности и уровень собственной психологической устойчивости, вот подсознание и начало проситься «спрятаться в норку». В привычную среду. Окружить себя чем-то однозначно хорошим… Нет, я знал, что будут трудности, но почему-то считал, что не очень-то и большие. Ну я же сейчас еще в той, старой, нормальной, напрочь исчезнувшей в будущем Америке. Да и темп жизни тут еще совсем неторопливый. Плюс – я ж все знаю. Ну, что будет происходить. Так что справлюсь. Вот и справился, блин…

Основная игра началась восьмого сентября в пять часов пополудни по нью-йоркскому времени. В Лондоне в тот момент было уже девять часов вечера, так что и Лондонская биржа, и Банк Англии, и Министерство финансов Великобритании к тому моменту закончили свою работу. Но здесь, на другом побережье Атлантического океана, все были наготове. Это стало понятно по тому, что уже через пятнадцать минут нашу атаку на фунт кто-то поддержал. Причем этот «кто-то» обладал куда большим ресурсом, чем мы. Потому что фунты хлынули на рынок полноводной рекой. Именно в этот момент я первый раз высунулся из окна и заорал:

– Кортес! Три хот-дога и литровую колу! – Марафон начался…

– Есть! – Билл вскочил на ноги и вскинул руки в победном жесте.

– Кхакх! Кха-кхах-кхха… – я подавился куском хот-дога, который хомячил в настоящий момент, заедая стресс, и закашлялся. Экман повернулся ко мне и окинул меня веселым взглядом.

– …Кхах! Кха! Кхах!

– Запей. Вон в бутылке с колой еще пара глотков есть.

– А-хах, – я судорожно кивнул, вцепляясь в бутылку. – Кхах… Глык, глык… Что… Что случилось?

Билл мотнул головой в сторону экрана, на котором вместо котировок отобразился какой-то коротенький текст.

– Ламонт объявил, что они выходят из МВК! Все – они слились!

– Кто? Откуда выходит?

– Норман Ламонт, министр финансов Великобритании… Ай, неважно! Главное – они слились. – Тут он вновь опустил свою задницу в кресло и задумчиво произнес: – А знаешь, пожалуй, я не буду пока покупать фунты. Подожду еще пару-тройку дней. Или чуть больше.

– В смысле?

– Поверь мне – это еще не предел падения. Фунт точно продолжит свое пике.

– Но-о-о… нам же… кредиты… – растерянно пробормотал я.

– Есть еще время, Роман, – Экман успокоительно махнул рукой. – Доверься мне. Я знаю, что делаю.

Я стиснул зубы. Черт, черт, черт! Я точно знал, что черная среда – шестнадцатое сентября. Именно в этот день Сорос и заработал свой миллиард… или нет? И миллиард за один день – это очередная байка? А на самом деле все было не совсем так? Или вообще совсем не так… да нет, насчет совсем не так – это я загнул. Точно же, что и фунт упал, и Сорос заработал. Просто, может, не за один день, а за-а-а… несколько.

– Ты уверен?

– Да, – твердо кивнул Билл. Я вздохнул и, скривившись, схватился за виски, прострелившие болью. Блин! Клянусь! Никогда! Больше! Не! Играть! На! Валютной! Бирже! Клянусь!

– А-а-а… сколько мы уже подняли? Ну, грубо.

Экман воздел очи горе и замер, наморщив лоб. Я замер.

– На данный момент миллионов тридцать грязными. Минус проценты, минус налоги… выйдет на руки миллионов четырнадцать. На двоих. Так что можешь считать, что за последнюю неделю ты увеличил свой выигрыш в полтора раза. – Билл усмехнулся: – Но ведь это еще не конец! Чует мое сердце – фунт скатится не менее чем до одного доллара семидесяти центов. При том что, когда мы его продавали, он шел почти по два доллара!

– А сейчас?

– Доллар и девяносто центов! – гордо заявил Экман. – Но я тебе отвечаю – падение только началось.

По большому счету, стоило напиться, но из-за этой сволочи Билла мы все еще были в игре. А у меня с прошлой жизни было твердое правило – никогда не считать деньги, пока они еще не у меня в кармане. Ну, или на счете. Так что с выпить… да нет – выпью, но не напьюсь. И не за выигрыш, а так… малеха снять стресс. Вот зуб даю – выпью!

Но эти планы так и не реализовались. Добравшись до ставшей уже почти родной «Плазы», я поднялся в номер, чтобы переодеться и спуститься в ресторан, но, присев на кровать, понял, что я уже никуда не пойду. На хрен! Просто сил никаких… Нет, сейчас, чуть успокоившись, я утвердился во мнении, что ни о чем не жалею. Деньги, которые мы должны были получить, должны были пойти не столько на то, чтобы обеспечить моей семье безбедную жизнь – этого я, скорее всего, добьюсь и своим литературным творчеством, сколько на исследования теломерной терапии. На этот раз я собирался пожить подольше. И не один, а с любимой. Но мы с Аленкой и так уже потеряли пять лет. Потому что наиболее выгодным возрастом начала теломерной терапии считались двадцать пять лет. А нам с ней в следующем году стукнет по тридцатнику. Ну, с разницей в полгода… И я совершенно не знал, сколько денег нужно для того, чтобы успеть хотя бы за год выйти на первый, пусть еще относительно слабый, сырой и недоработанный препарат. Везде же пишут, что на разработку и регистрацию лекарств тратятся десятки и сотни миллионов долларов! Нет, в моем случае с регистрацией можно и подождать. Уж себя и жену я даже незарегистрированными препаратами обеспечу. Тем более что, как писали, никакими серьезными вредными побочными эффектами даже не до конца очищенный экстракт не обладал. Слабой эффективностью – да. Но нам пока и того хватит. Насколько я помнил, в первый год приема препарата для достижения эффекта двукратного замедления старения использовалась капсула с содержанием активного вещества всего в тысячу единиц. Через пять лет требовалось уже три тысячи, а через десять – двадцать тысяч. Нет, можно было принимать и начальные препараты, с содержанием в тысячу, вот только уже через пять лет его эффективность падала в три-четыре раза, в зависимости от особенностей организма, а через восемь он становился полностью бесполезен. Но в странах третьего мира так случалось. Для них стандартный курс был дороговат. Считалось, что максимальный, тридцатилетний, курс могли себе позволить только двадцать процентов населения планеты. А вот десятилетний – уже восемьдесят. А потом я отрубился…

Завтрак я проспал. Так что пришлось заказывать еду в номер. Пока ждал официанта – прогнал свой обычный разминочный комплекс. С энергией у меня дело обстояло по-прежнему – я ее ощущал, мог немного перенаправить, причем теперь не только в ноги или легкие, но и в некоторые другие достаточно крупные части тела типа руки, спины, груди или головы. Но не в любой момент, а почти исключительно во время разминки. Ну, или максимум сразу после нее. И все. То есть никаких чудес типа дистанционного удара или чего-то похожего у меня даже близко не получалось. Но зато вроде как получалось таким образом бороться с болью. А то и чуть ускорять заживление. Как минимум поверхностных ран и ушибов. Была у меня пара случаев во время пробежек. Один раз поскользнулся на повороте и заработал вывих ступни, а второй раз звезданулся локтем о столб уличного освещения. Какой-то придурок на велосипеде из-за угла вывернулся – пришлось уворачиваться. Так вот – после того как я попробовал во время разминки направить энергии в поврежденные ступню или локоть, боль довольно быстро ушла. И не возвращалась часов шесть. А потом нужно было снова делать разминку и направлять энергию… Да и окончательное выздоровление заняло у меня, по всем прикидкам, заметно меньше времени. Как бы не раза в два, а то и в три.

После позднего завтрака я завалился на кровать и подтянул поближе телефон. Потому что решил сегодня не идти в контору. Раз уж Билл взял все на себя – пусть теперь отдувается. А с меня хватит нервов. Да и нужно сделать несколько звонков. У меня вон на курс русской филологии аж девяносто семь человек записалось. В два раза больше, чем у Фила Киркпатрика. Отчего он теперь мне жутко завидовал и регулярно строчил на меня кляузы куда только мог. Мол, манкирую своими обязанностями, переношу лекции, до сих пор не провел ни одного семинара – а руководство мне потакает… Ну, он прав, конечно, – потакает. Вот и сейчас я валяюсь на постели в нью-йоркском отеле, а не читаю лекцию с кафедры… Но куда им деваться? Я ж звезда! Во-первых, везунчик, каких мало. Во-вторых – титулованный спортсмен. Ну и, в‐третьих, – герой.

Несмотря на то что я получил свои награды, воюя на противоположной стороне, потому как США поддерживали именно моджахедов, руководство колледжа отнеслось к ним вполне уважительно. Впрочем, сейчас к рухнувшему СССР отношение здесь, по эту сторону Атлантики, было скорее снисходительным. Мол, жили в глухих лесах какие-то идиоты, которым пришла в голову идиотская мысль конкурировать с Америкой. Вследствие чего они и рухнули. Ибо иначе и быть не могло! America is the best! Но они наконец-то поумнели и сдались. Так что теперь можно и похлопать их по плечу, и даже слегка похвалить, сказав, что замах был зачетный. Типа, пусть и глупенько, но амбициозно. А мы, в США, ценим амбициозность… И это еще никто пока не знает о нашей с Экманом авантюре. Ну, будем надеяться, и не узнает. Хотя бы какое-то более-менее долгое время. Потому что если она закончится-таки планируемым успехом, то для американцев это будет круче, чем все мои уже упомянутые регалии. Какие там золотая медаль Олимпиады или государственные награды? Забудьте! Самым большим кумиром в Америке всегда являлся человек, который умеет делать деньги!

Сноски