Книга Изменить одиночеству (сборник) - читать онлайн бесплатно, автор Евгения Михайлова. Cтраница 7
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Изменить одиночеству (сборник)
Изменить одиночеству (сборник)
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 4

Добавить отзывДобавить цитату

Изменить одиночеству (сборник)

– Елки! – присвистнула Нина. – На такой цирк с утра я даже не рассчитывала.

– Вот спасибо, – резко произнесла Люба. – Вот ты и сказала, что считаешь меня дурой. А столько времени подружкой прикидывалась. Но я давно догадываюсь…

Она оборвала себя на полуслове и потянула Пуха к дому.

– С ней что-то происходит, – задумчиво сказала Нине Инна Сергеевна.

– С ними, – охотно ответила Нина. – Ее Степа, в состоянии стабильно среднего опьянения, вчера пытался меня расколоть примерно на ту же тему: вражескую. Я говорила с Татьяной, зоозащитницей, о том, что ищу передержку для собаки. Девочка из театра подобрала выброшенного лабрадора. Он сейчас в клинике, а потом надо куда-то везти. Говорили про цены. Степа сунул свой нос. Услышал сумму и начал вопить: «Такие деньжищи за собаку? А дети в детдомах голодают! Ты, Нинка, случайно не пятая колонна?»

– Степа – невежественный человек, к тому же пьющий, – проговорила Инна Сергеевна. – Его мозгу трудно переварить пропаганду. Но я уверена, что в душе он неплохой. Сирот пожалел. Люба его любит. А вот за нее как-то тревожно. Такая ясная, позитивная логика. Была. Мне кажется, ее настроение сказалось и на здоровье. Или наоборот.

– А мне сдается, они просто стали вместе поддавать. Не исключено, что новоселье празднуют, третий год уже, – сказала Нина язвительно и ушла домой.

Через пару дней, когда привычный круг собрался вместе на собачьей поляне, держать ответ на тему предательства пришел черед Инне Сергеевне. Она рассказала, что получила приглашение на международный симпозиум в Литве, где отдельным вопросом будет обсуждение ее научной темы. Ее доклад планировался как основной.

– Боюсь совсем расклеиться, – пожаловалась Инна Сергеевна. – Давно не выбиралась так далеко.

– За границу?! – в ужасе переспросила Люба. – Вы собираетесь за границей рассказывать о своих открытиях? Им?! Этим?!

– Люба, – мягко начала объяснять Инна Сергеевна. – Там соберутся ученые из разных стран, чтобы обсудить наши новые разработки и открытия, потому что наука развивается только так. Совместно. Она сразу для всех. Открытия не делают для того, чтобы спрятать в своей норе. В моем случае речь идет о здоровой среде для людей и животных. Место – планета Земля.

Люба какое-то время молча смотрела на нее, не находя таких же значительных слов для ответа. Да что бы она ни сказала этим умницам, они ее только высмеют! Люба сначала повернулась к соседкам спиной, а потом выпалила:

– Ну, рассказывайте всем врагам, как нас добить! Пожалуйста. На здоровье. А я пошла сына кормить.

Она сделала пару шагов и добавила совсем уж страшную фразу:

– Бог знает, что делает, когда ноги у кого-то отнимает.

Инна Сергеевна даже пошатнулась от ужаса и боли. А Нина звонко произнесла в спину Любе:

– Какая же ты тварь тупая и злобная!

На следующее утро знакомые аккуратно обошли Любу с Пухом, как островок грязи. Инну Сергеевну очень уважали, многие знали, что она входит в число лучших ученых мира.

У Любы болела уже не только голова. Ей казалось, что воздух ноет и болит вокруг нее. Это, несомненно, было предчувствие чего-то страшного. Но как узнать, откуда и когда?.. Дома стало совсем невыносимо. Костик приходил поздно, а Степа разбил машину просто в хлам. Завел разговор с сыном о том, чтобы купить другую, подержанную. Но Костик торопился и на ходу ответил:

– Только не сейчас, папа. Дело свое открываю. Кредит для него взял. Нужно не пропустить момент. Машина подождет.

Степа надулся, как водится, ушел с чистой совестью в запой, чтобы не искать работу, и вот уже третий день не приходит ночевать. Но к этому Люба привыкла, даже считала, что так лучше. Незачем сыну видеть пьяного отца. А Степа потом приходит виноватый и покладистый.

В то утро она пришла с Пухом в обычное время с прогулки, достала ключи, а дверь оказалась не заперта. Люба вошла в прихожую, осмотрелась в ужасе – все было перевернуто и разгромлено. Она бросилась в комнату сына. Костик лежал на кровати в плавках, связанный по рукам и ногам. Рот был заклеен черным скотчем. С опухшего, разбитого лица кровь стекала на подушки. Руки, ноги, даже живот – все было в синяках и кровоподтеках. Люба тихо скулила, отдирая с губ своего мальчика скотч, вытирая ладонями его кровь, прижимаясь к ранам губами. Он был настолько слаб, что с трудом приоткрыл глаза. И не мог ничего произнести разбитыми губами.

Люба бросилась к своему мобильному телефону, который по утрам оставляла дома на кухонном столе, – его не было. Домашнего аппарата в прихожей тоже не было. Не нашла она в квартире ни одного из трех телефонов Костика. Краем глазам отметила, что больше нет ни одного компьютера, телевизора, даже ее кухонной техники. На площадке Люба позвонила в соседние квартиры, но никто не открыл, все были на работе.

У нее едва хватило сил выбраться на улицу, но она ничего не узнавала в собственном дворе, лиц не видела у прохожих. Люба тяжело прислонилась к стене дома и дико закричала, завыла, как волчица:

– Ой, беда! Люди! Сына убивали!

Случайные прохожие останавливались на безопасном расстоянии, пытаясь понять: не пьяная ли эта женщина. Но на крик уже бежала Нина, которая услышала и узнала голос Любы, возвращаясь с собакой с прогулки.

Нина практически втащила Любу обратно в дом, быстро позвонила в полицию и «Скорую», нашла в аптечке вату, бинты, принесла из ванной мокрые полотенца. Когда приехала полиция, Костик уже открыл глаза и даже выпил немного воды. Потом и врачи приехали.

– Так вы говорите, дверь была открыта? – спрашивал у Любы участковый Гончаров. – Может, вы ее забыли закрыть, когда уходили с собакой?

– Нет, я точно ее закрыла. Я всегда проверяю.

– Тогда получается, что ваш сын кому-то открыл, кого знает. Кто мог прийти к нему в такое время?

– Никто. Никто утром к нему не может прийти. И он никому не мог открыть. Это самое главное, что я прошу записать. Костик так крепко спит, что он слышит только мой голос. И больше ничего.

– Что-то странное вы говорите. Ну ладно, разберемся, когда он сможет говорить. Может быть, вы кого-то подозреваете? Кто-то знал, что у вас квартира была нашпигована техникой? Вынесли только ее, я правильно понимаю?

– Не только. Нет вообще никаких денег – ни в тумбочке Костика, ни даже в моем тайнике – в банке под гречкой. И бумажник Костика пропал, а у него было несколько карточек.

– Вы знаете, о каких суммах идет речь?

– Нет. Только Костик знает.

– Так вы никого не подозреваете? Может, ваш сын с кем-то выпивал и рассказывал, что и сколько у него есть?

– Мой сын не пьет. И он никому такие вещи не рассказывает. Кого подозреваю… Кого все подозревают. Это враги! Сами знаете, как за нами всеми следят, все про нас знают. А у Костика еще столько компьютеров было, полон дом. Через компьютеры они и следили за нами.

– Женщина, – устало зевнул Гончаров. – Я ночь не спал сегодня, а вы мне такую пургу гоните. Вам лечиться нужно. Ладно, вас вызовут к следователю для дачи показаний. Сейчас вы все равно толком заявление не напишете.

Когда Костя пришел в себя, то сумел произнести лишь главное. Он проснулся, когда над ним стояли три человека в масках. Они его связали, стали требовать, чтобы он сказал, где деньги. Пытали током, резали ножом, били. Он сказал. Когда нашли карточки, выбили из него пароли. Потом заклеили рот и стали паковать всю его технику. Он никого не узнал. Суммы на картах назвал, вместе оказалось прилично. Нина помогла ему войти с ее айфона в личный кабинет сбербанк-онлайна. Денег на картах уже не было.

Костю увезли в больницу. Нина помогла Любе прибрать ее ослепшую и оглохшую квартиру. Заставила выпить крепкого чаю, смыть с себя кровь сына. Накапала ей полную рюмку валерьянки, влила в рот, уложила под плед на диване на кухне и ушла, забрав к себе Пуха.

– Спи, я потом к тебе забегу, принесу свой старый мобильник. А пока сама буду узнавать новости в больнице. Как только разрешат туда поехать – поедем вместе.

Из дома она позвонила Инне Сергеевне, и та подняла на ноги знакомых врачей, чтобы узнать полную информацию.

Степа, муж Любы, узнал о случившемся в то же утро, когда пришел в «Пятерочку» за выпивкой. Место его пребывания большой тайной не было. В соседнем доме безработная Вера устроила из большой квартиры убежище для мужиков, решивших отдохнуть от жен и детей. Там она варила фирменный самогон, говорят, даже наркотиками приторговывала. В накладе не оставалась точно.

Степа ахнул, пошел домой, заглянул в квартиру, увидел пустые стены и осиротевшие компьютерные столы, провода на полу, Любу, которая с закрытыми глазами стонала на диване, – и тихо скрылся бегством. В приюте Веры его утешили.

Это было очередное повисшее дело о квартирной краже. Ни одной зацепки, ни одного свидетеля. Когда по делу был назначен следователь, Инна Сергеевна приехала к нему на такси.

– У меня нет информации. Просто я хорошо знаю семью. Для них это страшная катастрофа. Я уже не говорю о том, что состояние Константина – серьезное, требует лечения, то есть денег. Плюс у него кредит. А у них ни гроша. И вот я подумала: Костик ведь может назвать очень точно украденные вещи: по маркам, номерам, датам изготовления. Они наверняка будут продаваться через интернет, на сайтах типа «Авито». Стоит только что-то одно поймать – и можно выйти на похитителей. Сумма кредита очень крупная. Парень дело собирался открывать.

– Вы считаете, что мы можем на одну квартирную кражу посадить армию сыщиков? Нет у меня такого счастья. Сам посмотрю, конечно. Но это просто одно из моих многочисленных дел.

– А в принципе у вас бывают успехи на этом поприще?

– Бывают. Но не в случаях, когда никто ничего не видел и не знает, мать бредит, а отец не просыхает.

– Я понимаю, о чем вы, – мягко сказала Инна Сергеевна. – Вы не будете против, если я привлеку к поиску частного детектива? Мне рекомендовали хорошего специалиста.

– Я буду за. Мне рисовать раскрываемость тоже не хочется. И пострадавшего на самом деле очень жалко. На редкость умный паренек. Не заслужил.

– Значит, договорились.

Стройный красивый светловолосый мужчина сидел напротив Инны Сергеевны в ее гостиной, пил кофе, внимательно слушал и смотрел на нее веселыми синими глазами.

– Инна Сергеевна, – произнес Сергей Кольцов, когда она все рассказала. – Я бросил все и примчался к вам в силу неразделенной любви к науке. Мне много хорошего вчера о вас сказали. Сижу, слушаю, – и верю с трудом. Вы хотите, чтобы я занялся банальной квартирной кражей? Не хочется показаться нескромным, но приходит на ум ядерный реактор для поджаривания яичницы.

– Сергей, вы никогда не занимались квартирными кражами? – улыбнулась Инна Сергеевна.

– Конечно, занимался. Если в такой квартире не меньше десяти трупов. Шутка. На самом деле я понял ваши чувства. Действительно, парня очень жаль, да и интересно мне взглянуть на его изобретения. Время терять нельзя, пока деньги окончательно не уплыли. Так что свяжите меня со следователем, пусть позвонит в больницу, чтобы меня пускали к Константину. Думаю, скоро приеду к вам с отчетом.

Частному детективу Сергею Кольцову понадобилось три дня для раскрытия преступления. Украденные вещи он с помощью Костика на самом деле нашел по интернету. Продавцов задержали подставные «покупатели». Дальше ниточка привела в приют Веры. Оттуда и вывели на Степана, мужа Любы и отца Костика. Он был так обижен на «богатого» сына, что дал свои ключи полузнакомым дружкам по пьянке, которые убедили его, что просто немного накажут неблагодарного отпрыска, а деньги потом отдадут Степану, себе возьмут только процент за работу. Но, конечно, его кинули. И Степан охотно рассказывал о них все, что знал. Вера тоже с удовольствием сотрудничала со следствием, чтобы спасти свое предприятие. Всех нашли, задержали. Спасли самые ценные для Костика вещи, почти все деньги.

Люба приняла правду спокойно и достойно. Перед тем как Костика должны были привезти из больницы, к ней домой пришла Инна Сергеевна.

– Послушай меня, Люба. Тебе, наверное, как и мне, сказали, что у Костика очень повреждена правая рука, ограничена дееспособность. Остались проблемы со слухом: порваны барабанные перепонки. Последствия травмы глаза требуют очень тонкого вмешательства. У нас вряд ли найдутся специалисты, чтобы это исправить. А действовать нужно немедленно, пока есть шанс. Я поговорила с коллегами из Германии, Италии, Испании, послала снимки и выписки. Есть врачи, которые за это берутся.

– Господи! – всплеснула руками Люба. – Вот деньги, мне сейчас в полиции выдали. Кому дать?

– Никому. Успокойся. Деньги Костика нужно положить на его новые карты. Это ведь кредит, его возвращать нужно с процентами. Люба, разреши мне оплатить лечение Константина. Этот мальчик родился и вырос на моих глазах. А у меня, так получилось, есть лишние деньги. Не успею я их на себя потратить.

Люба застыла, прижав руки к груди, как будто удерживала свое настрадавшееся сердце, чтобы не выскочило.

– Ничего не скажу тебе, Инночка Сергеевна. Никаких спасибо тут не хватит. Да и не знаю я нормальных слов. Я отслужу. Вот моя душа, она теперь твоя.

Костик поехал лечиться. Люба по-прежнему гуляла с Пухом, но мало говорила с людьми. Она ждала суда. Выступила как потерпевшая по делу обвинения своего мужа в организации нападения на сына. Сказала такие слова:

– Каждый человек заслуживает понимания и прощения. Пусть суд учтет все, что уменьшит Степану срок. Скажу честно: он был хорошим мужем, нормальным отцом. Пил, но с кем не бывает? Пусть простят его все люди. Он знает нищету, вот и позарился на деньги сына. Пусть пожалеет его судья. Только не я. Услышала я тут, что он сказал бандитам: «Бейте, только не сильно». Вот за это, а не за деньги и вещи прокляла я тебя, Степан. Тут много юристов, хочу, чтобы мне помогли срочно развестись и выписать его из нашей квартиры. Нет тебе пути к нам, Степа. Живи, не тужи, но мое слово твердое. Мы прощаемся навсегда.

Прошло три месяца. Разогрелась поздняя весна. Собаки очумело нюхали пьяный воздух. Хозяйки ловили нежное солнышко. Люба с Пухом шли неторопливо, но было такое впечатление, что они оба сдерживают себя из последних сил. Люба – такая открытая душа, что ее можно прочитать издалека и по жесту, взгляду. Она очень похудела. А Пух смотрел как мудрый, опытный пес.

– Хотела дотерпеть до вечера, – сказала Люба, кивнув подругам. – Чтобы сюрприз вам был. Но, чувствую, что нет моих сил. Скажу сейчас. Костик прилетел! Сами увидите, какой он стал. И это не все. Он привез невесту! Познакомились в оздоровительном центре в Испании.

– Да ты что! – пришла в восторг Нина. – Кто она? Красивая?

– Девочки, дело в том, что она японка. Я даже ее имя правильно не смогу сказать. По-нашему Соня. Она говорит по-русски, только очень смешно. Ты спрашиваешь, красивая ли? Соня – просто куколка, а не девушка. Я смотрю и не могу поверить, что она настоящая. А уж как Костика любит! Подарки они всем привезли. Вечером собираются к Инне Сергеевне в гости. И тебя, Нина, просили прийти. Что вам привезли, не скажу. А мне – всего натащили. И то, что пыль вместо меня вытирает, и то, что пельмени лепит, и что посуду моет. Мне надо только на кнопки нажимать. И еще пальто длинное, цвета меда. Очень дорогое. А к нему шляпу. Я говорю: «Сонечка, я их никогда не носила, у меня голова не для них устроена». А она отвечает: «Ты неправильно думаешь, Люба. Ты – красивая женщина». А ведь Сонечка дизайнер, говорит, что понимает в красоте.

Люба покраснела, всхлипнула, закрыла лицо руками.

– Соня совершенно права, – авторитетно заявила Инна Сергеевна. – Женщина ничего не знает о себе, пока не наденет шляпу. Хоть раз в жизни. Будь добра, приходи ко мне вечером в своих обновках.

Люба пришла к Инне Сергеевне задолго до вечера. Притащила продукты, деловито начала готовить ужин для всех. Параллельно убирала квартиру. Инна Сергеевна сидела у окна в кресле, укрытая пледом. Ждала гостей, уговаривала свою боль подождать.

– Подними ноги, Инна Сергеевна, – сказала Люба, которая по привычке мыла пол без швабры, просто на карачках.

Она подняла голову, посмотрела Инне Сергеевне в лицо и обняла ее колени, окутанные пледом.

– Подними мои родные ножки, Инночка Сергеевна. Я хочу согреть их своим сердцем. Там теперь только Костик, ты, Пух и Соня. Моя семья. Счастливая я баба.

Яков и Мирослава

Он потерял дар речи, когда увидел ее впервые. Все, что он по крупицам, по картинкам, мелким догадкам и тайным ощущениям знал о тайне женской прелести, все было собрано в ней одной. В новом коменданте их большого дома Мирославе Арсеньевне Игнатовой. Она была полноватой и в то же время стройной. У нее была высокая грудь, крутые бедра и сильные, плотные ноги. А в ее лицо Яков не мог долго смотреть, глаза слепило. Круглое, светлое, как луна в полнолуние, оно освещалось карими бархатными глазами с горячей золотистой глубиной. Рот был манящим и улыбчивым. Грудной голос мило произносил слова с картавым «р», как у маленькой девочки или француженки.

Яков понимал, что Мирослава так приветливо смотрит на всех и всем так дружелюбно улыбается. Но он не мог запретить себе надеяться на невероятную удачу: ему Мирослава улыбается теплее, чем всем остальным.

Яков стонал теперь по ночам не столько от боли, сколько от сознания своей увечности. Это было самой жестокой насмешкой судьбы: Яков встретил женщину мечты, когда стал инвалидом. Позади у него кошмарный год сплошного несчастья. Похоронив жену, болезненную, худенькую до прозрачности Валю, совсем не пьющий Яков слишком много выпил на поминках. Когда гости разошлись, он, не в силах выносить страшную пустоту квартиры, решил выйти за сигаретами. Было темно, ноги разъехались на льду. Он упал на спину, потерял сознание от невыносимой боли. Пришел в себя уже в больнице. Его готовили к серьезной операции. А дальше существование, похожее на страшный сон, помогало заглушить осознание потери. Физическая боль истребляла боль души.

Яков жил один, пару раз в неделю приходила работница. Приносила продукты и убирала. По воскресеньям приезжал навестить племянник. Яша учился преодолению, заново осваивал каждое движение, каждый шаг. Учился ходить, обслуживать себя. Он был очень чистоплотным и щепетильным. Даже стирал себе сам. Ему исполнилось сорок пять лет. И иногда он с ужасом думал: сколько еще таких мук впереди? Что делать, если он не сможет вернуться к работе? Как жить, если он не сможет выйти к людям?

Но он вышел, опираясь на палку. И со временем его покладистый, позитивный характер сумел и в этом состоянии примириться с судьбой. Яша уже был не один. Он стоял во дворе, а мимо шли похожие на него люди. Был обычно полдень. Все работающие давно уехали, мамы прокатили свои коляски в сторону детских площадок, собачники пробежали со своими питомцами. В домах оставались лишь те, для кого доступен путь до ближайшего магазина или лавочки. Если не через одного, то через три точно они испытывали тот же дискомфорт: хромали, опирались на палки, толкали перед собой жуткие «ходунки». И все встречали приветливый, заинтересованный взгляд симпатичного мужчины с голубыми глазами на загорелом даже зимой лице.

Яков был океанологом, ходил на научных судах в экспедиции. Считал своими коллегами всех ученых и моряков. А теперь его товарищами стали люди, которым дойти до магазина тяжелее, чем переплыть море.

Вскоре Яша стал центром маленьких собраний: его окружали, чтобы поговорить, поделиться, узнать новости. Он научился подчеркивать общность с любыми собеседниками, начиная с оборота: «Вот нам, инвалидам…» Или: «В нашем возрасте…» Второе не очень нравилось женщинам моложе восьмидесяти. Никто не думал о том, что Яша совсем недавно был молодым, сильным мужчиной. О том, что ни в каком кошмарном сне не видел себя инвалидом. Не очень ухоженный, давно не стриженный, с сединой, которая полезла сразу и внезапно, с сивой щетиной, которую не хватало сил каждый день брить, Яша стал человеком без возраста. Человеком стадии окончательного несчастья и поражения.

Он сумел примириться и прийти к выводу, что жизнь – это богатство и подарок в самой сложной ситуации. Человек, которому доводилось много часов пробираться, справляясь с болью, к собственной ванной, знает все о победах.

И Яков продолжал бы осваивать постепенно и кротко свой новый и странный мир, открывая маленькие радости. Но ему понадобилось зайти к коменданту. И он пропал.

По утрам сначала просыпался ясный мозг, потом тупая боль, которая продолжала терзать его сильное, когда-то тренированное и спортивное тело. Сначала он видел перед собой светлое лицо, похожее на молодую луну, потом свою тяжелую уродливую палку. Стакан с водой на тумбочке, гору упаковок с лекарствами, немытую пепельницу с окурками. Тоскливый запах мужского одиночества.

Яша никогда не решился бы зайти к Мирославе во второй раз, но она позвонила сама.

– Яков Михайлович, вы просили зайти насчет счетчика. Я как раз недалеко от вашего подъезда. Могу зайти посмотреть. Откройте мне.

И пока она шла, поднималась, он бестолково метался: прятал какие-то вещи, смахивал с чего-то пыль, передвигал нелепые перегородки, которые везде ставила его покойная жена. Они прожили вместе почти двадцать лет, и Валя все время тщательно прятала от мужа свою наготу. Свое тело подростка – почти без груди, с худыми бедрами, как у мальчика, и впалым животом. В этом животе не смог даже зародиться ребенок. Валя была почти невесомой. Яков очень ценил и уважал ее образованность, человеческую порядочность. Он считал, что Вале с ее чистотой и искренностью нет равных среди людей. Его мужское желание больше напоминало нежность взрослого человека по отношению к беспомощному ребенку. А невероятная стеснительность жены заставляла его чувствовать себя рядом с ней неуклюжим животным. Все, что он помнит о близости с Валей, – это свои попытки не сделать больно, не быть тяжелым, не ранить откровенным взглядом или грубым прикосновением. И он, как святыню, оставил эти ее ширмы с японским рисунком. За ними она снимала дневную одежду, чтобы упаковать себя в вечернюю, которую затем там же сменяла на ночную.

Мирослава вошла, широко улыбнулась, сбросила у порога туфли на каблуке и пошла босиком к его туалету, цепляясь широкой юбкой за старую мебель. Яша, растерянный и растроганный, смотрел, как она села на крышку унитаза, надела очки, стала рассматривать цифры. Все, что она делала, казалось ему таким значительным, каждое движение и жест – исполненными особой красоты. А грудные нотки ее голоса, ее мягкое «р» действовали на него как расслабляющая мелодия.

Мирослава закончила с осмотром, прошла на кухню, стала ему что-то объяснять. Смысл совершенно не давался Яше, так кружилась голова от самой ситуации. Но он решился:

– Мирослава Арсеньевна, не выпьете со мной чаю? Я как раз купил вчера вишневое варенье.

– С удовольствием. Бегаю с утра, давно мечтаю перекусить. А можно я сначала воспользуюсь вашим туалетом?

– Конечно. Только, извините, дверь у меня сломалась. Рабочие вчера ее вынесли, я новую еще не заказал.

– Ерунда. Могу вам, кстати, посоветовать мастера.

Яша стоял в кухне, и все его чувства трепетали от того, что женщина мечты вошла в его туалет, как у себя дома. Он слышал, как шуршит ее юбка, как она смывает воду и моет руки. И все это казалось ему мучительно родным.

Мирослава вкусно пила чай, с аппетитом ела булку. Варенье она задумчиво попробовала и вынесла приговор с видом эксперта:

– Химия. Как все в магазине. Принесу вам настоящее. Сама варила. Тут я никому не доверяю.

– Мирослава Арсеньевна, – начал Яша, – я так вам благодарен…

– А можно без Арсеньевны? – улыбнулась она. – Не выношу этого. Чувствую себя древней старухой, когда начинают по отчеству. И без «вы» давайте. Мы все же чаю напились на брудершафт.

Она беззаботно рассмеялась, как будто они знакомы сто лет. И для Яши вдруг пропало все время, когда он не знал Мирославу.

Все было в его жизни по-прежнему: тяжелые мысли, физические преодоления, тревожные подсчеты расходов. Но вдруг – ярким сном, ароматным ветерком, лучиком ослепительного света был разрушен сумрачный фон безрадостного одиночества… И что-то сладкое таяло в груди, как в детстве в предвкушении подарка…

Мирослава забежала к нему, как обещала, и принесла две литровые банки варенья – вишневое и абрикосовое. Отмахнулась от благодарности и понеслась дальше. Яша терпеливо ждал вечера. Вскипятил воду, заварил чай. Открыл бережно, как величайший, драгоценный деликатес, банку с янтарными абрикосами в оранжевом сиропе. И задохнулся от восторга. Долго сидел на кухне, курил, глядя в пространство сквозь сверкающую красоту банок с вареньем. Ему захотелось с кем-то поделиться радостью. Набрал телефон соседа.

– Ты как? Все хорошо? Мне тут знакомая домашнее варенье принесла. Просто исключительное. Может, принести тебе немножко?

Сосед ответил согласием, принял на пороге баночку из-под горчицы, куда Яша отлил вишневого варенья, поблагодарил и спросил: