Смерть навынос

Мономах недоумевал, с чего бы это его вызвала к себе Нелидова: ему казалось, они все обсудили. Или всплыли новые обстоятельства в связи с гибелью Калерии Куликовой? Он готов поклясться, что Гурнов ничего ей не говорил, так что, черт подери, ей надо? Сам являясь начальником, Мономах тем не менее терпеть не мог общения с вышестоящими чинами. Обычно это ничем хорошим не заканчивается! И хотя Нелидова формально не его начальница, но все же она – представитель Комитета по здравоохранению, а значит, стоит выше любого работника больницы.

Однако Нелидова встретила его радушно. Она временно расположилась в кабинете начмеда по хирургии, который в данный момент находился на больничном (Мономах подозревал, что он предпочитает отсиживаться дома, пока работает комиссия).

– Спасибо, что нашли время, Владимир Всеволодович, – сказала Нелидова, поднимаясь со своего места за столом, чтобы пожать ему руку. Рукопожатие у нее было мужское, несмотря на небольшой размер кисти и субтильное телосложение. – Могу я вам предложить чай? Или кофе?

– Спасибо, ничего не надо, – ответил Мономах, предпочитая не расслабляться в присутствии женщины, которая, с одной стороны, вызвала в нем симпатию, но с другой – заставляла опасаться подвоха.

– Что ж, тогда перейдем сразу к делу, – улыбнулась она. – Знаете, я много слышала о вас от нашего общего знакомого.

Началось! Мономах не сомневался, кто этот «общий знакомый», хоть Нелидова и не называла имени.

– Но я хотела сама составить о вас впечатление, потому что не люблю полагаться на чужое мнение, – добавила она. – Хотя оно и весьма лестное!

– Неужели? – пробормотал Мономах. Он не надеялся, что Кайсаров хорошо о нем отзывался, ведь он так и не выполнил просьбу сливать ему информацию о Муратове!

– Можете не сомневаться, – подтвердила Нелидова. – Мне говорили, что вы человек честный, неподкупный и прямой. Эти качества встречаются редко… И еще реже приносят пользу их обладателю.

А вот это она верно заметила!

– Общаясь с вашим главврачом, – продолжала между тем Нелидова, – я пришла к выводу, что его неприязнь к вам проистекает из-за этих ваших, гм… особенностей характера. Именно поэтому мне важно услышать вашу точку зрения на сложившуюся в больнице ситуацию.

– Даже несмотря на то, что вы не любите полагаться на чужое мнение? – перебил Мономах.

– Вы внимательный слушатель!

– Как и вы.

– Это так, – согласилась она, катая по столу карандаш. – И все же ваше мнение мне небезразлично.

– О чем конкретно?

Нелидова пододвинула к себе папку, лежавшую на краю стола, и вытащила из нее несколько скрепленных степлером листков.

– Вы же в курсе, что на счет вашего отделения периодически поступают средства от организаций и частных лиц?

– У моего отделения нет расчетного счета, – ответил Мономах.

– Простите, я неправильно выразилась, – кивнула Нелидова. – Средства поступают, конечно же, на счет больницы, но с оговоркой: для отделения ТОН. За последние два года переводы была весьма и весьма приличные!

Мономах молча кивнул.

– Главврач называл вам сумму?

– Нет. Я никогда не видел этих документов.

– Но деньги получали?

– Да. На эти средства нам удалось сделать ремонт в некоторых палатах и поменять кровати на ортопедические. Кроме того, мы оборудовали библиотеку для пациентов: люди проводят здесь много времени, и им необходимо чем-то себя занять!

– Взгляните, эти суммы соответствуют полученным вами? – Нелидова протянула Мономаху бумаги. При виде таблиц с расписанными по графам цифрами он не смог сдержаться и присвистнул.

– Что такое? – поинтересовалась собеседница.

– Я предполагал, что Муратов отчекрыживает половину от каждого перевода, но я не думал… не думал, признаться, что до меня доходит всего двадцать процентов!

– Вот как!

Оторвавшись от документов, Мономах посмотрел на Нелидову и заметил, каким торжеством зажегся ее обычно спокойный взгляд.

– Скажите, Владимир Всеволодович, на что именно поступил последний перевод, уж больно сумма велика, – она приподнялась и ткнула отполированным ногтем в нужную строчку. – Что еще удивительнее, поступление от одного-единственного «донора»!

– Судя по имени дарителя, – ответил Мономах, – деньги предназначались на покупку роботизированного комплекса «Да Винчи».

– Я что-то об этом слышала… Но вы же понимаете, что я терапевт, а не хирург, не могли бы вы меня немного просветить на этот счет? Вашему отделению необходим этот робот?

– Не только нашему отделению. Если бы мы его приобрели, все хирурги могли бы им пользоваться. У нас и в травматологии, к примеру, – для имплантации позвоночных дисков и других видов протезирования. В урологии, онкологии, торакальной и абдоминальной хирургии он и вовсе незаменим, ведь «Да Винчи» позволяет осуществлять малоинвазивное хирургическое вмешательство! Он дает 3Д-изображение, причем хирург видит его в десятикратном увеличении на экране, а также обеспечивает гашение естественного дрожания и семь степеней свободы вращения инструментов – у человеческой кисти меньше!

– Я вижу, вы готовы говорить об этом роботе часами! – лукаво заметила Нелидова.

– Вы просили объяснить…

– Но им, наверное, трудно манипулировать, да? – предположила она. – Надо пройти специальную подготовку?

– Я и несколько моих хирургов обучались на спецкурсе в Москве, так что мы готовы работать с «Да Винчи».

– Кто оплатил курс?

– Ямалов. – Мономах кивнул в сторону бумаг. – Тот же, кто перевел деньги.

– Но «Да Винчи», насколько я понимаю, так и не был приобретен?

– Верно.

– Почему?

– Потому что я не получил всю сумму, только процентов двадцать.

– Вы не сообщали об этом господину Ямалову? Насколько я понимаю, у вас доверительные отношения, ведь он у вас лечился?

– Я его оперировал.

– Не надо скромничать! Я навела справки – вы собрали его позвоночник, как мозаику. Я, конечно, не хирург, но вполне способна читать рентгеновские снимки.

– Не думал, что вы так глубоко в это влезли!

– Деньги, Владимир Всеволодович, любят счет. Государственные – в особенности, но и средства, поступающие от частных лиц, следует употреблять по назначению. Так вы не беседовали с Ямаловым?

– Беседовал, но… Дело в том, что у нас не было непосредственного разговора о том, что он поможет купить «Да Винчи», я лишь ответил на несколько его вопросов о необходимом отделению оборудовании. Ямалов спрашивал, о какой сумме может идти речь. Я сказал, что это зависит от комплектации, но назвал примерную цифру. Видимо, он решил, что может себе это позволить. Но я понятия не имел, что речь идет об оплате робота, – подумал, что Ямалов просто решил подкинуть отделению деньжат!

– Потому что Муратов дал вам небольшую часть?

– Да. Я позвонил Ямалову и поблагодарил его, но в разговоре мы не обсуждали сумму, просто обменялись любезностями. Теперь я понимаю, что это была моя ошиб…

– Не ваша, Владимир Всеволодович, – прервала его Нелидова. – И это – не ошибка! По документам, большую часть вышеперечисленных сумм, адресно поступивших в больницу для вашего отделения, получил ваш коллега, господин Тактаров.

– Я не удивлен, – пожал плечами Мономах. – Тактаров с Муратовым приятели. Скорее всего, главный решил сам распределить деньги и помог другу. Формально, конечно, он не имел права этого делать, но жизнь, как говорится, вносит свои коррективы!

– У меня, честно признаюсь, несколько иная версия произошедшего.

– Какая?

– Муратов не пришел бы к вам, чтобы предложить «распилить» деньги, полученные от бизнесмена Ямалова, – вы стали бы последним человеком, к которому он смог бы обратиться с таким заманчивым предложением. Зато он очень даже мог прийти к своему душевному другу Тактарову, который, думается мне, воспринял идею с восторгом. Муратов не рискнул оставить вас вовсе без денег, ведь он предвидел, что либо вы свяжетесь с Ямаловым, либо он сам захочет выяснить, как вам понравился его подарок. Поэтому ваше отделение тоже получило кое-что, но лишь малую часть. Как вам расклад, Владимир Всеволодович?

– Что ж, не исключаю такой возможности. Но вы же понимаете, что я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваше предположение?

– Разумеется, разумеется. Нам предстоит выяснить, на что пошли деньги Ямалова и других «доноров». Отделение Тактарова подвергнется тщательной проверке, ведь если средства поступили в его распоряжение, он должен продемонстрировать, что нашел им достойное применение. Но что-то подсказывает мне, что у Тактарова возникнут затруднения!

– Спасибо, конечно, что поделились со мной своими соображениями, – проговорил Мономах после короткого молчания, – но зачем вы это сделали?

– Затем, Владимир Всеволодович, что Муратов и Тактаров могут обратиться к вам с целью оправдать себя и задним числом что-то изменить. Может, даже попробуют подмахнуть какие-то левые документы, применив к вам угрозы или посулы. Так вот, если это произойдет, я прошу вас сразу же сообщить мне, договорились?

– Договорились. Только я сомневаюсь, что кто-то из них рискнет это сделать!

– Когда человек попадает в безвыходную ситуацию, он, бывает, кидается за помощью даже к злейшему врагу, полагая, что терять ему нечего. Я знаю, что вы не захотели, как это… стучать на Муратова, но обещайте мне хотя бы, что не станете ему помогать!

– Помогать? Это же подсудное дело, я правильно понимаю?

– Совершенно правильно! Так мы поняли друг друга?

Юрист беглого Томина Роман Искомов принял Аллу в крохотном офисе, расположенном в одном из бизнес-центров на Васильевском острове. Аренда наверняка стоила кучу денег, ведь местоположение обязывает, но квадратных метров – кот наплакал! В комнатушке едва-едва умещался стол, позади которого стоял несгораемый шкаф, пара стульев и диванчик на две персоны, причем лишь при условии, что они не тяжелее восьмидесяти кило!

Юрист оказался представительным мужчиной лет сорока с небольшим. Одет он был в дорогой импортный костюм, галстук заколот золотой булавкой с рубиновой головкой. Алла не помнила, чтобы видела Искомова во время вечеринки в особняке, но это не удивительно, ведь там было полно народу.

– Я не верю, что Ларису могли убить! – говорил он, качая головой. – Неужели правда?

– Мы пока ни в чем не уверены, – осторожно ответила Алла. – Рассматриваются любые версии.

– Но вы же задержали Инну?

– Любой, кто присутствовал в доме во время гибели Бузякиной, может легко оказаться на месте Гординой. Скажите, почему вы удивлены тем, что кто-то мог желать Ларисе зла, разве у нее совсем не было врагов?

– Ну почему же, врагов у нее было полно, только вот я даже представить не могу, что кто-то из них мог приложить руку к ее гибели!

– Можете сообщить имена? – Алла достала записную книжку и огрызок карандаша.

– Как-то это… не совсем удобно: получается, я подставлю тех, кого назову? А ведь некоторых из них я хорошо знаю!

– Вы никого не подставляете, как вы изволили выразиться, – странно слышать такое от юриста, Роман Олегович! Вы всего лишь помогаете следствию. Так как насчет имен?

– Ну, думаю, Ольга могла точить на Лару зуб…

– Ольга Ивакова?

– Да. Она ведь заменила Лару в проекте Парахневича и рассчитывала, что будет сниматься, а Лара возьми да и вернись, да еще и в такой потрясающей форме! И Парахневич задвинул Ольгу ради нее. Только Ольга ничего бы не сделала Ларисе: она может кого-то подсидеть, нагадить по-женски, слух какой-нибудь пустить, но только не убить, нет!

– Кто-то еще?

– Инна и так у вас…

– У нее были причины ненавидеть Ларису?

– Ну, это сильно сказано – ненавидеть! Хотя они часто ссорились. Я несколько раз становился свидетелем их скандалов.

– Из-за чего же им скандалить? – удивилась Алла. – Ведь Томин и его жена сделали для девушки много хорошего?

– Сам удивляюсь.

– Поговорив с людьми, близко общавшимися с Бузякиной, я сделала вывод, что у нее в последнее время появились денежные затруднения. Что вам об этом известно?

– Не много. Знаете, трудно было не заметить, что Лариса перестала жить на широкую ногу, и произошло это как-то в одночасье, внезапно. Я пытался поговорить с ней, но она наотрез отказывалась это обсуждать.

– А как по-вашему, что произошло?

– Возможно, муж урезал содержание?

– Томин платил Ларисе?

– Ежемесячно. Он утратил контроль над своими российскими счетами, но успел подсуетиться и перевести часть денег за границу, в офшорные зоны, где трудно применить даже международные законы! Лара каждый месяц получала приличную сумму.

Примечания