– А себя вам не жаль. После взрыва и вас шарахнет. А наши…
– Ваши даже не поймут, – Пятаков снова облокотился, на этот раз вытащив мобильник и положив его перед собой. – Слушайте внимательно. Если дернетесь, будет бум. Механизм сработал, стоило вам только сесть.
– На моем месте находился ваш рюкзак, – тут же вспомнил я, покрываясь липким потом.
– Верно. Но он не весит много, а пластинка стандартная, ее замкнуло после внедрения вашего зада на сиденье, точнее веса большего, чем десять кило. Я давно подготовился, неужто не ясно, подготовил и стул, вот только, как и когда, нипочем не узнаете. Камеры тут нет, потому это кафе и выбрал. И да, бомба на этот раз слабенькая, вас она не разнесет, оторвет ноги и все. А вот мне позволит, пользуясь вашим бедственным положением, спокойно уйти. Не дадут же ваши ценного сотрудника в обиду. И да взрывная волна ничего мне не сделает, даже если вы героически вскочите. Между нами в столе перегородка, черт его знает, зачем, но вот сделали дизайнеры, а я воспользовался.
Пятаков довольно мило улыбнулся, впрочем, видел я его сквозь розовый туман, внезапно застлавший глаза. Сердце сплясало джигу, и продолжало отстукивать, мысли остановились, я превратился… да черт его знает во что, в живой труп. Трудно сказать, что чувствуют приговоренные, но похоже на это. Секунды липко растянулись в бесконечность, я то пламенел, то обжигался холодом, застившим в грудине. Сердце немного успокоилось, однако, стоило только Пятакову выплыть из тумана, как снова продолжало трепетать под сто восемьдесят.
Я отер пот, заливавший глаза. Будто пробежал марафон, а мне выговорили, мол, надо перебежать и немедленно.
– Вот, правильно, приходите в себя.
«Спицына говорит, не врет, под тобой что-то есть».
– Прихожу, – пробормотал я, стараясь взять себя в руки и глянуть на Детонатора. Получалось плохо.
– Кажись, ваши подтвердили, что вы сидите на пластиде. Это правильно, сейчас начнется большой шухер. Мало ли что я говорю. Может, решил эффектно покончить с собой, утащив заодно еще человек двадцать. Да, раз начальник меня слышит, велите женщине закрыть главный вход. Там защелка. А потом пусть откроет черный.
Спицына медленно поднялась, оглянулась на меня, я увидел ее краем глаза, когда повернул голову. Несмело прошла к входу, тут же пропав из зоны видимости. Я слышал, как медленно постукивали ее туфли. Затем скрежетнула задвижка, отрезая нас от внешнего мира.
– Давай быстрее, хорош копошиться, – подогнал ее Пятаков. Мне показалось, свет начал меркнуть – Спицыной повелели закрыть и шторы возле двери. Затем, Детонатор распорядился зажечь свет. Кажется, усмехнулся, мне никогда не нравилась его улыбка одними губами, будто он боялся показать зубы, будто стеснялся их.
– А теперь всерьез, – он перегнулся через стол и вытащив у меня мобильный, грохнул его об пол. – Давайте, делайте то же самое и быстро. Все доставайте, чтоб не пришлось проверять. И оружие, оно вам точно не понадобится. Швыряйте вон туда.
Все полетело на кафель, что-то с хрустом и треском разбивалось, разлетаясь по углам, что-то металлически звякало, шваркая в угол. Я глядел, не отрываясь, сквозь розовые разводы на лицо командовавшего, чувствуя полное бессилие и мучаясь им, а еще власть человека, сидевшего напротив, необоримую, непоколебимую. Это в полицейских сериалах герои каждый сезон попадают в заложники и помогают коллегам снаружи, как могут, ничуть не пострадав рассудком, это такой банальный телевизионный штамп для зрителей, которые никогда не окажутся в подобной ситуации. Это придает уверенности, а еще заставляет думать, будто полиция из другого теста сделана – все умеют, все могут, всегда защитят. Вот ни фига.
В Спасопрокопьевске, насколько я знаю, это первый случай захвата органов правопорядка. Может, при царе что-то было, но документов с той поры не сохранилось, город слишком часто переходил из рук в руки во время гражданской. И надо ж тому случиться, что первопроходцами оказались именно мы. И что мы? Я сидел, стараясь не шелохнуться, трое моих товарищей послушно исполняли приказания бомбиста.
Когда Пятаков убедился, что средства связи и самообороны исчезли, он ощупал меня, все одно я не был способен предпринять что-то толковое, сидя на бомбе. Затем поднялся и потребовал подходить по одному.
– А вы думаете, я не уйду отсюда? Еще как уйду, и вы мне поможете. И сильно.
Он выпятил кадык при этих словах, и мне показалась странной его шея, я никак не мог понять, что именно там увидел или не увидел, но только тогда вздрогнул и попытался подняться. Хорошо вовремя вспомнив, на чем сижу.
Кажется, Родионов подошел первым. Детонатор удалился от моего стула, забившись в самый дальний угол кафе, и уже оттуда давая указания. Рюкзак захватил с собой, там находилось нечто, предназначавшееся исключительно для полицейских – остальных заложников он милостиво отпустил, прекрасно понимая, чего стоит каждый из нас в глазах, что общества, что других правоохранителей, которых, верно, вокруг кафе в три кольца.
– Медленно, руки за голову и без дураков. Я сейчас сделаю из вас самый надежный щит, который…
Звон стекла и шлепок прервал его слова. Пятаков вдруг как-то странно дернулся всем телом, брызнул кровью на стены и стал оседать. В голове, это я заметил даже сквозь туман в глазах, у него образовалась дырочка, хорошо мне видная, чуть в стороне от виска, как раз между плешью и чахлыми волосами. Он вздрогнул, я еще подумал вдруг, что это шутка такая, но затем рухнул на пол. Родионов немедля оказался подле него, вырывая из рук мобильный – и тут же отбросил его в сторону. Тот полыхнул прямо в ладони. Он выругался, а затем нагнулся над Пятаковым.
– Сдох, – коротко резюмировал мой товарищ. И обернулся. – Зоя, зови саперов, надо вытаскивать…
– Снайпер, – тут же парировала Спицына, откуда-то из-за моей спины.
– Наш стрелял. Черт, рановато он. Могли бы живым взять.
– Вряд ли, – заметил Звонарев. Вытаскивать Спицыну из ее убежища он не стал, подошел к двери и осторожно открыл ее. Хлопок выстрела на улице никто не услышал, только звон стекла, но сначала подумали, внутри что-то непоправимое случилось. А потому изготовились к неминуемой атаке. Родионов сообщил о предполагаемом снайпере и попросил саперов немедленно войти.
Колдовали надо мной около часа, если не больше. Заряд оказался уж больно хитрым, но они справились. А затем я увидел жену, она прорвалась сквозь оцепление, подбежала ко мне, едва только я оказался на свободе, и тут же утащила в туалет. Без слов подала тренировочный костюм. Что значит самой работать в полиции. Собственно, семнадцать лет назад мы на совместном задании и познакомились.
Я снял с себя все, переоделся. Действовал на автомате, ничего не соображая, даже не поняв поначалу, кто передо мной. Мне сказали, что все в порядке, можно подниматься со стула, – я поднялся, сообщили, что следует выйти из кафе, я так и сделал. Попав в объятия жены, тоже механически обнял ее, ничего не ощущая. Она понимала лучше меня, что именно мне сейчас необходимо, а потому отвела в туалет. Подошла врач, кажется, наша, без раздумий вколола мне что-то, что подействовало почти сразу, во всяком случае я так запомнил. И только тогда меня отпустило. Я обрел понимание мира, услышал звуки, понял голоса, увидел свет. Только тогда вцепился в жену, стал спрашивать ее о чем-то, вроде бы интересовался, как она сюда попала – с таким вот запозданием. Потом заплакал.
Конечно, на следующий день никуда не пошел, как и день, и неделю спустя. Все это время события проходили мимо меня, я обжирался таблетками, блокирующими самые тревожные воспоминания, заставлявшими их оставаться в глубинах сознания, медленно выбираясь на свет. И по прошествии трех недель – начальство выписало мне щедрой рукой месяц на восстановление – вернулся к работе. Понятно, не такой, как прежде – к рутине архивных дел, на первое время. А дальше как получится в моем состоянии.
Именно тогда я узнал, что группа, занимающаяся расследованием деятельности Детонатора, расформирована по причине смерти такового. Начальство окончательно убедилось, что он действовал в одиночку, и закрыло толстые тома, отправив их частью в архив, частью передав генпрокуратуре для окончательного погребения под спудом. А позднее выяснил, что снайпера, стрелявшего в Пятакова, так и не нашли. Больше того, не смогли выяснить даже точно, где находилась его лежка. Предполагалось, что на шестом этаже, оттуда очень удобный вид через фрамугу на ту часть кафе, где сидел убитый, но и только. Дом напротив забегаловки пустовал, а потому войти и выйти оттуда мог всякий, перебравшийся незамеченным через забор – что неведомый убийца и сделал, лишив нас возможности узнать хотя бы его лицо, не говоря уж о прочем. Дело неведомого убийцы бомбиста еще вяло продолжалось, но, по всей видимости, и оно в скором времени должно было сойти на тормозах в архив. Всем уж очень хотелось поскорее закрыть, запечатать всякие воспоминания о Пятакове, так и оставшимся тайной за семью печатями.
Неудивительно, что меня, со своей безумной гипотезой, слушать и слышать никто не хотел. В самом деле, кому будет интересна версия о том, что на самом деле перед нами разыграли спектакль, хорошо поставленный, славно отрежиссированный и замечательно сработавший, пусть и не совсем так, как изначально предполагалось, но даже успешнее. По моему суждению, основанному всего лишь на двух вещах, Пятаков остался жив, больше того, его вообще никогда не было в кафе. А эти две вещи: мобильный, который мой собеседник постоянно держал включенным и явно слушал не музыку, а, как и я, указания истинного хозяина положения. И отсутствие шрама на горле у убитого; я долго доставал патологоанатома, но вспомнить, имелся ли шрам в точности, он не мог, склонялся к мысли, что нет, иначе бы в глаза бросилось, но делал это не слишком уверенно. Тело Пятакова, распотрошенное и тщательно исследованное, уже погребли, когда я в очередной раз прочел особые приметы покойного, снова не нашел ни единого упоминания о шраме, возможно, его тщательно загримировали, но эта версия меня мало устраивала. Вряд ли для той, изначальной встречи, требовалась такая серьезная подготовка. А шрам, да, я его отчетливо разглядел на паспортном фото Пятакова, доставшемся нам во время обыска квартиры. Мои приятели тогда говорили, напрасно я обращаю внимание на него, вполне возможно, это дефект съемки, но я упорствовал, чем только доставал хороших знакомых и руководство. В итоге, слушала мои предположения только супруга, ей я и рассказывал все подробности неслучившегося дела. Множащиеся с каждым днем, с каждой неделей. Они и сейчас не отпускают.
Я думаю, Пятаков устроил представление, не для нас, конечно, для того человека, который по неизвестным причинам не пришел на встречу. Ради него он и минировал стул, приглашал двойника, которого, конечно, никак не мог после всего этого оставить в живых. И неважно, что у лже-Пятакова нашли в рюкзаке пять пачек пластида с уже установленными детонаторами, устройства полностью готовые к работе. Мало ли для чего он передавал их двойнику. Сам же Пятаков занял позицию в одном из окон шестого этажа и изготовился. Скорее всего, целил он в так и не пришедшего, чем черт не шутит, возможно, опасался за свою жизнь. Возможно, боялся, что сделка сорвется. Нам этого не узнать. В любом случае, двойник, сидящий в кафе, постоянно поддерживал связь с оригиналом, тогда неудивительными кажутся многие вещи, происходившие с моим собеседником во время встречи. И особенно те, что он так легко и небрежно вскрыл во мне. Он тоже прислушивался и отнюдь не к музыке, как мечталось начальству и коллегам, особенно, Родионову, пытавшемуся забрать мобильник и едва не поплатившемуся за решимость. Детонатор попросту привел в действие механизм ликвидации, один из многих, которыми усеял свой путь к этой, отнюдь не финальной развязке.
Мне могут возразить, мол, никто не знает, умел ли Пятаков стрелять. Но мы ничего не знаем толком о Детонаторе, почему не предположить, что он не просто мастер взрывчатки, но и хороший стрелок. От кафе до дома напротив всего-то сотня метров, даже давно не практикующий снайпер может легко поразить неподвижную цель. А Пятков весьма долго выбирал время, я это понял уже опосредованно, сообразив, зачем именно он загнал двойника в угол.
В тот день ему не повезло и повезло одновременно. Когда рандеву с заказчиком провалилось, неожиданно появился я, он никак не мог упустить счастливый случай покончить с собой и спокойно готовиться к новым заказам. В любом случае, когда я присел за столик, он приказал двойнику поговорить, возможно, предоставив тому право выбора вопросов и ответов. Отделу кое-что удалось нарыть на лже-Пятакова: немного, учитывая бандитское прошлое последнего. Имя и профессию жертвы, некто Нестеров Павел Фомич, медвежатник, тоже хороший подрывник, видимо, Пятаков взял себе в компаньоны на одно дельце спеца, который хорошо знает ту же работу. Десять лет назад вышел условно-досрочно за взлом сейфа направленным взрывом и с той поры как в воду канул. Вот теперь всплыл, оказалось, он действительно по молодости жил в указанном им самим районе, но очень недолго, выйти на след убитого помогли так и не сведенные татуировки на груди. Наши сразу решили, что последующие годы Нестеров попросту совершенствовал навыки, чтоб заняться наемнической работой. И не показалось странным, насколько разнился подход обоих к совершениям преступлений. Один аккуратист и педант, не выставляющий себя напоказ, другой, собственно, жертва, напротив, любящий поиграть в кошки-мышки с фортуной. И в итоге доигравшийся. Пятаков изначально не планировал оставлять того в живых, но Нестеров, очевидно, решил, что это правило к нему не относится. За что и поплатился.
А сам Детонатор… трудно сказать, где он теперь. Я просматриваю прессу, выискивая его следы, но пока без толку, хотя прошло уже много времени, и по идее, талант подрывника-наемника должен где-то да всплыть. Возможно, он покинул нашу страну, может, обосновался в Европе. Во Франции убили криминального авторитета похожим образом – подорвав его дом. В Германии взорвали машину с помощником депутата ландстага. На Мальте уничтожили машину с журналисткой, влезшей, как это им свойственно, глубоко не в свое дело. В Алжире произошел взрыв в кафе, убивший двоих и ранивший столько же, остальные посетители, сидевшие за соседними столиками, даже не пострадали. В Бразилии…
Нет, перечислять можно долго. Пятаков канул в неизвестности, он может находиться где угодно и заниматься чем угодно. Возможно, снова занялся стрельбой, почему нет, сменил квалификацию. Возможно, просто залег на несколько лет. А может, столь эффектным способом и вовсе решил отойти от дел. Все равновероятно. Мне остается только просматривать прессу, всматриваться в монитор в поисках ответа на вопрос, мучающий уже три года. Где он, что он? Пока я не нашел ответа. И не знаю, смогу ли найти.
Самоубийство влюбленной
Он появился во время обеда, когда десятки страждущих потянулись мимо моего офиса в кафе. Бизнес-центр ожил, зашевелился, как это обычно случается в начале и конце рабочего дня. В этот момент полупрозрачная дверь в кабинет отворилась, внутрь заглянула кудрявая голова немолодого шатена, чей век подкрадывался к пятому десятку.
– Леха, ты? – выпалил он, втягиваясь внутрь. Я не сразу признал в посетителе знакомца, поначалу пристально вглядывался, решая, как его вытурить без скандала. – Вот не думал, что так потускнеешь. Да ведь двадцать лет прошло, седина в висках уже, – он помолчал, потом спросил: – Что, признать не смог? Коробанов Женька, ну?
Только так и вспомнил. Вначале как обожгло, но после спешно нацепил маску ничего не выражающего субъекта. Когда-то ее боялись, этой маски, во время перекрестных допросов, господи, почитай пятнадцать лет назад. Сейчас… вспомнить бы, когда последний раз приходил в суд по работе, а не…
– Чего тебе? – хрипло спросил, едва разлепив губы.
– Двадцать лет не виделись, и на тебе, – а он почти не изменился, те же манеры, то же неприятное растягивание гласных. Я уж забыл, как он может бесить. – Ладно, я по делу пришел. Клиентов у тебя хоть отбавляй, вот встал в очередь. Примешь?
– Чего тебе? – повторил я. Коробанов фыркнул, присев нога на ногу на стул напротив, тот противно пискнул ножками, когда его сдвинули с места.
– По судам-то ходишь? Слышал, небось, что с моей благоверной стряслось, – я покачал головой. – Странно, тебя ж прежде от не оттащить нельзя было. Или забыл.
– Забыл, – громко и не слишком убедительно солгал я. – Ты ее захомутал, чего мне оставалось.
Женька молча протянул газетную вырезку. Строчки долго прыгали перед глазами прежде, чем собрались в строй.
«В Спасопрокопьевской области в легковой машине нашли тела пропавшей женщины и ее любовника. Все подробности случившегося сообщил нашему изданию собственный корреспондент Никита Иволгин».
– Когда? – одними губами спросил я.
– Читай, там все, – Коробанов вдруг оказался так же немногословен.
Снова вырезка, странно, вдруг подумалось, а почему не на планшете, это же так естественно. Потом мысли пропали, я осилил три абзаца. Поднял голову.
Лида, как же так? Первая красавица на курсе, славная подружка, ветреная, неугомонная, что же с тобой стало? Вскружила голову, умчалась вслед за Женькой в Нижний, скрылась с глаз. Но не стерлась из памяти. Я все спрашивал тех, кто общался с новоиспеченной четой, как там, что? Говорили не очень охотно, припоминая подробности. Первая красавица облетела как одуванчик, через год не узнать было – тихая, застенчивая, слова поперек не скажет. С лица сошла, усохла, кто-то из доброхотов, показал мне их фото с первенцем трех лет. Я не узнал Лиду. На себя не похожа, а этот взгляд… он потом мне в кошмаре не раз снился. Будто я тому виной, а не он.
