Земля войны

Чеченец пожалел волка и сунул его в карман. Вряд ли это можно было счесть мародерством.

Арзо выглянул в окно и тут услышал где-то за кустами возню и сдавленные крики. Арзо выпрыгнул во двор и побежал к кустам. Он совсем забыл, что, кроме ножа, у него нет оружия.

В кустах было трое мужчин и одна девушка. Девушка лежала на земле с задранной юбкой, и один из мужчин копошился со спущенными штанами возле ее ног, а другой держал ей у горла нож. Третий сидел рядом с автоматом.

При виде Арзо автоматчик вскочил и побледнел, и Арзо узнал его. Его звали Хамзат, и он приехал в отряд совсем недавно, недели две назад. Арзо вообще не нравились люди, которые стали приезжать в Абхазию последний месяц. Они слишком напоминали тех, других людей, которые выстилали окопы коврами и использовали транспортные вертолеты для эвакуации роялей и «жигулей», оставляя абхазам собственных раненых.

Арзо положил руку на нож и сказал:

– Отдай оружие.

Хамзат передернул затвор.

– Не подходи! – заорал он.

Двое насильников отскочили от девушки. Тот, который с ножом, при виде Арзо весь затрясся.

– Она сама! – заорал он, – сама дала, Арзо, клянусь Аллахом!

Арзо шагнул вперед, и Хамзат выпустил очередь в песок под его ногами. Первый насильник, со спущенными штанами, был похож на пингвина. Пистолет в кобуре был прицеплен у него к поясу, а пояс свалился до колен со штанами. Мародер пытался нашарить пистолет, но не мог оторвать взгляда от Арзо.

– Стреляй, – отчаянно заорал он Хамзату, – стреляй, он же нам не спустит!

– Извини, Арзо, – сказал Хамзат.

В следующую секунду над ухом Арзо взревел двигатель, и во двор, сминая кусты, въехала БМП. Ее пулемет недвусмысленно уставился на Хамзата.

То т побледнел и поднял руку с автоматом вверх.

– Туда, – сказал Арзо, и двое насильников, повинуясь его жесту, подошли к Хамзату.

Девушка встала на четвереньки и быстро-быстро поползла к Арзо. Она была похожа на слепого котенка. Арзо было не очень приятно дотрагиваться до нее, но он помог ей подняться и толкнул куда-то за кусты.

– Брось оружие, – приказал Арзо, – все трое, лицом к стене.

– Да это шлюха армянская, – заорал Хамзат, вздергивая автомат, – она из борделя, она…

В следующую секунду пуля из КПВТ ударила ему прямо в живот, и Арзо увидел, как он разлетается фонтанчиками кишок и мяса. Грохот, наполнивший маленький дворик, был такой, словно здесь шел настоящий бой. Тяжелые пули калибра четырнадцать с половиной миллиметров прошивали людей насквозь и разбивали за ними стену.

Через секунду все было кончено. Из БМП выпрыгнул Джамалудин с автоматом в руке, и только тут девочка опомнилась и истерически зарыдала. Чеченец заметил, что ей лет тринадцать, не больше. Один из кирпичных осколков, брызнувших из-под выстрелов, довольно глубоко оцарапал Арзо щеку.

– Ты чего не стрелял? – спросил Джамалудин, кивком головы показывая на оттопыривающийся карман Арзо.

Арзо сунул руку в карман и вытащил оттуда пластмассового волка.

Они с Джамалудином поглядели друг на друга и засмеялись, сначала тихо, а потом все громче и громче, а потом Джамалудин с хохотом сел на теплый песок и заржал:

– Ну не могу! А я еще думал, что это у тебя в кармане!

В вышине ослепительно горело солнце военной Абхазии, ни облачка не было над горами, обоим им на двоих едва было сорок лет, и центральная улица Гагр была завалена телами их врагов.

Это была первая в их жизни большая победа.

* * *

Прошло четыре года.

Доходы Заура Кемирова росли и росли. «Уралы», правда, стали продаваться несколько хуже, зато водка – значительно лучше. Заур обзавелся рынком в центре Бештоя, а его пищевое подразделение, кроме конфет, теперь производило молоко и сыры. Кстати, они больше не рекламировались под иностранным названием «Рикки-Тикки-Тау». На Северном Кавказе молоко Заура продавалось под брендом «Фатима», а в Краснодаре и Ставрополе – под брендом «Наташенька».

Магомед-Гусейн стал проректором Торбикалинского университета, а Магомед-Расул стал начальником железной дороги, и так как он был необыкновенно глупый человек, то Зауру приходилось руководить еще и железной дорогой. В результате железная дорога еще и приплачивала фирме «Кемир», когда возила ее грузы.

Как-то в 1996-м году к Зауру пришел знакомый чеченец по имени Анди. В это время в Торби-кале судили банду, и один из подсудимых был брат Анди, Асланбек. Его обвиняли в пяти убийствах и двадцати семи грабежах. Анди был готов заплатить любые деньги, чтобы его выпустили под подписку о невыезде.

Заур пошел к знакомому судье Верховного Суда и спросил, сколько стоит решить вопрос, и судья ответил:

– Сто тысяч.

Заур передал эти слова чеченцу, и тому не очень понравилась эта сумма. Он ушел от Заура и две недели пытался зайти к прокурору республики. Когда он зашел, прокурор сказал, что это будет стоить двести.

Вот, через две недели, чеченец пришел к Зауру и сказал:

– Как ты держишь свое слово? Ты мне обещал решить вопрос, а до сих пор не решил! Если мой брат сядет, я спрошу с тебя по миллиону за каждый год, который он проведет в тюрьме!

Заур ответил:

– Перестань колотить понты и дай сто тысяч; как только судья получит эти деньги, твой брат выйдет на свободу.

Заур и Анди договорились, что они встретятся в девять у здания суда, и Анди даст ему сто тысяч, а Заур передаст их судье. Но вместо того, чтобы приехать в девять, Анди приехал в одиннадцать, и спросил, почему его брат до сих пор не освобожден.

– Потому что ты не привез вовремя денег, – ответил Заур.

– При чем здесь деньги? Какие могут быть деньги между друзьями? – возмутился чеченец, – Ты мог бы отдать за него судье, а я тотчас же отдал бы тебе! Это ты виноват, что мой брат в тюрьме!

Заур повернулся и сказал:

– Это наш последний разговор. Иди и решай свой вопрос сам, и больше никогда не подходи ко мне ни с одной просьбой.

Тогда чеченец плюнул и отдал Зауру сто тысяч, а тот в перерыве отдал их судье. Судья сказал, чтобы Анди не волновался, и что после двух его брата выпустят под подписку.

Вот наступило дневное заседание суда, и все семь подсудимых сидели в клетке, а в зале были их родичи. Караул в зале был не очень строгий, подсудимым разрешалось принимать передачи от родичей, и жена одного из них за пять минут до начала заседания передала в клетку буханку черного хлеба и банку с молоком.

Вот судья заслушал еще двух свидетелей и как раз хотел уже кивнуть адвокату Асланбека Адиева, и в этот миг один из подсудимых, по имени Вахит, попросился в туалет. Судья не особенно насторожился, потому что ведь все вопросы были решены, и сказал:

– Отведите его в туалет.

Вахита вывели из клетки и повели в туалет через комнату для совещаний, мимо судейского стола, и когда до двери оставалось два метра, Вахит поскользнулся и упал. Пока он падал, он ударил одного конвоира стопой по колену, так, что сломал ему ногу, а когда он выпрямился, у него в руках был пистолет. Этот-то пистолет он и приставил к голове судьи.

– Не шевелиться! – сказал Вахит.

В этот же момент один из подсудимых одной рукой зацепил охранника, стоявшего около клетки, и прижал его к прутьям, а другой рукой вырвал чеку из гранаты и показал ее охраннику. То т застыл и стоял, не сопротивляясь, пока третий участник банды отбирал у охранника ключи.

Ту т все зрители бросились вон из зала, кроме, разумеется, судьи, который не мог никуда сбежать, потому что к его голове был приставлен пистолет. А бандиты выскочили из клетки, разоружили охранников и затолкали их в ту самую клетку, в которой сидели. Правда, всего участников банды было девять человек, а из суда бежали только семеро. Двое обвиняемых поразмыслили и остались в клетке вместе с охранниками.

А те, кто бежал, выволокли судью в коридор, прыгнули в машину ГАИ, которая ждала их снаружи, и уехали.

Происшествие это было по тем временам из ряда вон выходящее, потому что не каждый день подсудимые, сбежав из клетки, забирают с собой судью Верховного суда. Все дороги из Торбикалы были перекрыты, на всех перекрестках, как угри на коже, повылезали гаишники, и машину с подсудимыми обстреляли у поворота в Южный микрорайон. Та к случилось, что она перевернулась, шлепнулась в канаву и загорелась.

Подсудимые выскочили из машины и захватили другую. Судью они снова взяли с собой, хотя после первой перестрелки он получил пулю в голову.

Но надобно было такому случиться, что и вторую машину обстреляли через несколько минут. Машина разбилась о стену пятиэтажки, а подсудимые выскочили из машины и побежали в дом. На этот раз они оставили судью в машине, потому что он был совсем плох, а вместо судьи они разжились какой-то старухой, сидевшей на лавочке.

Ничего старуха не помогла: троих из сбежавших застрелили при штурме, а еще четверых убили два дня спустя в Халинском районе.

Асланбек Адиев был среди этих четверых. Что же до судьи, он помер в больнице.

Вот прошла пара месяцев, и чеченец по имени Анди снова приехал к Зауру и потребовал с него деньги, уплаченные за брата, и еще столько же за моральный ущерб.

– Ты что говоришь? – возмутился Заур. – Асланбеку достаточно было остаться в клетке вместе с охранниками, и он бы вышел на свободу! А он вместо этого затеял таскать судью в заложники! Эти деньги вы сгубили собственной глупостью, да вдобавок они были с судьей, когда его тащили в «жигули»! Уж не знаю, сгорели ли они вместе с машиной или их украли менты!

– Ты украл деньги, которые я дал тебе для судьи, – сказал Анди, – и от этого погиб мой брат. Клянусь, ты за это заплатишь.

– Вышвырните его вон, – ответил Заур.

Через три дня после этого разговора Заура Кемирова украли.

* * *

С тех пор, как Джамалудин отправился за рулем «Урала» в Грозный, не доделав урока по тригонометрии, братья ни разу не виделись. Даже когда Зауру сказали, что его брат ранен, он промолчал. Спустя два месяца ему сказали, что Джамалудин женился на красавице-абхазке, и что Ардзинба подарил молодым танк. Заур промолвил:

– Что ж, будет теперь чем грабить свадьбы.

Поэтому Джамалудин узнал о похищении брата только через три недели. Он приехал в Бештой на следующий день, и с ним были его друзья.

В Бештой уже съехались все родичи, и так как новый дом Заура еще стоял недостроенный, они все собрались в офисе Кемирова, расположенном в обшарпанном заводоуправлении завода нефтяного оборудования.

Двоюродный брат Заура, Аслудин, прилетел из Москвы на собственном ТУ-134.

– Я решу эту проблему, – сказал Аслудин, – я уже поднял на ноги всех. Сам глава ФСБ России занимается этой проблемой, а министр внутренних дел посылает сюда двух своих замов. Такого не будет, чтобы моего брата воровали, как белье с веревки.

Другой двоюродный брат Заура, Шапи, прилетел из Турции на чартерном «Челленджере», зафрахтованном черкесской общиной.

– Со мной сюда прилетели два представителя нашей общины, – сказал Шапи, – они этнические чеченцы. Каждый из них очень уважаемый человек в Турции, и у каждого из них бизнес на сто миллионов долларов. Они уверены, что вернут брата за два дня.

Шурин Заура, Магомед-Салам, приехал на совещание на черном «Мерседесе» с мигалкой. Заур недавно сделал его коммерческим директором фирмы, и Магомед-Салам очень гордился своей машиной.

– Это беспредел, – сказал Магомед-Салам, – мы что, зайцы, что ли? Вот мы сейчас поедем в Чечню и потребуем вернуть Заура. Вот я поеду, Шапи поедет, Вали поедет…

– Езжай, – сказал Джамалудин. – Та м как раз сейчас ребята с «калашами» на «Жигулях» ездят. Твой «Мерс» им пригодится.

Что же касается двух братьев Заура, Магомед-Гусейна и Магомед-Расула, то Магомед-Расул оказался в больнице с инфарктом, а Магомед-Гусейна отправили за ним присматривать, потому что было известно, что это хорошие люди, но проку от них немного.

* * *

Через три дня после приезда Джамалудина чеченец по имени Анди выходил от своей любовницы, когда возле него затормозила машина, и выскочившие из нее тени сунули Анди в мешок, а мешок – в багажник.

Его привезли в лес, и когда мешок с головы Анди сняли, он увидел, что стоит на мягком, засыпанном листьями склоне, а рядом стоят Джамалудин и еще три человека с автоматами. Джамалудин бросил чеченцу лопату и сказал:

– Копай.

Чеченец выкопал в земле яму в половину своего роста, и пока он копал, ему чудилось, что ветви в лесу читают над ним похоронную молитву. Когда могила была готова, Джамалудин спросил:

– Где мой брат?

– Не знаю, – ответил Анди.

Джамалудин приставил ствол к мизинцу чеченца и выстрелил.

– Где мой брат? – повторил вопрос Джамалудин.

– Я не знаю, – закричал чеченец, – меня уже таскали в ментовку, все ваши думают на меня, но я клянусь, что я пальцем его не трогал!

Джамалудин выстрелил снова и отшиб ему безымянный палец.

– У тебя еще восемнадцать пальцев, – сказал аварец.

Чеченец заплакал и сказал:

– Я отдам тебе весь мой бизнес и перепишу на тебя две мои квартиры, но я клянусь Аллахом, Джамалудин, я не трогал твоего брата и никому его не продавал!

Джамалудин достаточно долго воевал, чтобы понять, что пленник не врет. Поэтому чеченца перевязали и отвезли в родное село Кемировых, чтобы он исполнил свое обещание.

* * *

Вот прошло еще три дня, и Джамалудин Кемиров уехал в Чечню. В доме, куда он приехал, его уже ждали. Возле дома толклись «Нивы» и джипы, а возле джипов стояли люди с густыми, как ельник, бородами.

Во дворе дома за дощатым столом сидели пять или шесть очень известных командиров, и Джамалудин по-дружески обнялся с Арзо Хаджиевым и еще с одним человеком, с которым он воевал в Абхазии.

– У меня украли брата, – сказал Джамалудин, – тот, кто это сделал, пошел против шариата. Разве он украл русского или еврея? Он наследил в собственном доме, считайте, что он украл брата Арзо.

Полевые командиры поглядели на Арзо. То т помолчал и сказал:

– Мы воевали вместе, и если бы не ты, меня бы похоронили у детского садика в Гаграх. Но когда мы взяли Гагры, получилось, что мы сделали это для Москвы. Скажи, будешь ли ты воевать против России?

– Сначала отдайте Заура, а потом будем разговаривать, – ответил Джамалудин.

– Что ж, – сказал Арзо, – люди, которые украли Заура, сделали работу, а за всякую работу полагается платить. Договаривайся сам об оплате, сюйли.[2]

– В Гудауте ты не звал меня «сюйли», – сказал Джамалудин. – Тогда ты звал меня «брат».

– Кто не говорит «да», говорит «нет», – ответил Арзо. – Тот, кто не воюет против Москвы, мне не брат.

Помолчал и добавил:

– Я и все мои друзья попросим, чтобы все было быстро и хорошо.

* * *

На следующий день после возвращения Джамалудина из Чечни в доме Кемировых раздался телефонный звонок. Междугородный оператор сообщила, что их вызывают из Гудермеса, и когда Джамалудин поднял трубку, на том ее конце раздался голос с чеченским акцентом.

– Три миллиона долларов, – сказали по ту сторону трубки.

– Перед тем, как я заплачу деньги, я должен встретиться с моим братом, – ответил Джамалудин, – откуда я знаю, что товар у вас?

– Я пришлю тебе его палец в доказательство, – ответил посредник.

– Мало ли у кого ты отрежешь этот палец? – возразил Джамалудин, – сейчас в Чечне столько трупов и столько пальцев, что можно продавать эти пальцы, как деликатесы, папуасам. Вы отрежете палец у покойника, а скажете, что это братний. Я хочу увидеть брата. Без этого разговора не будет.

– Хорошо, – сказал посредник.

* * *

Спустя два дня машины Джамалудина подъехали к Ровенскому кругу. Тогда это еще не было такое знаменитое место, как впоследствии, когда на кругу каждый день продавали и покупали людей. Но все-таки круг был самым очевидным местом для встречи на границе Чечни и Аварии, и когда Джамалудин подъехал к этому месту, он увидел, что по ту сторону блокпоста стоят два черных джипа.

Машины Джамалудина остановились по эту сторону, и Джамалудин пошел через блокпост один. В это же самое время из машин, стоявших по ту сторону блокпоста, тоже вышел человек и пошел ему навстречу. Он должен был оставаться с людьми Джамалудина в качестве заложника, пока Джамалудин осмотрит товар.

Когда они одновременно проходили мимо солдат на блокпосте, Джамалудин повернул голову, и увидел, что это Арзо Хаджиев.

– Ты станешь богатым человеком, нохчи, – сказал Джамалудин, – если продашь каждого своего брата по три миллиона.

– Я не в доле, – ответил Арзо, – это все, что я мог для тебя сделать.

Джамалудин отвернулся и пошел дальше.

Его везли довольно долго, часа три, усадив между двумя боевиками и напялив мешок на голову, и когда Джамалудина наконец вывели из машины, было уже совсем темно. Они стояли на небольшой площадке, отбегавшей в сторону от дороги между двух скал. Горы вокруг были как складки покрывала, которое бросил Аллах, прежде чем навсегда покинуть эту землю, и прямо под правым колесом джипа темнел треугольный рот минной воронки.

Один из сопровождающих Джамалудина показал рукой на «Ниву», стоящую по ту сторону воронки, и сказал:

– Говори только по-русски.

Джамалудин сел на заднее сиденье «Нивы», и когда человек, сидевший там же, повернул голову, Джамалудин спросил у него:

– Где мой брат?

Человек молчал несколько секунд, как будто не понимал, что его спрашивают. Он был очень худ, – килограмм на тридцать меньше, чем весил Заур, когда Джамалудин видел его последний раз; у него было серое, как пемза, лицо, опутанное свалявшейся паутиной бороды, и глаза покойника.

– Заур? – сказал Джамалудин.

Человек неожиданно улыбнулся, так, что его лицо от морщин сложилось гармошкой, и сказал:

– Знаешь, я как раз собирался поехать в Дубай, чтобы похудеть. Бешеные деньги это должно было стоить. Похоже, я сильно сэкономил на диете.

– Как с тобой обращаются? – спросил Джамалудин.

– Я не жалуюсь.

Человек, наблюдавший за ними с переднего сиденья, едва заметно хмыкнул, а Джамалудин обнял брата и сказал:

– Я вернусь за тобой.

– Дир рахъаса арац къуге,[3] – проговорил Заур, прежде, чем его оборвал гортанный окрик.

Джамалудин вылез из машины и пошел к тем людям, которые его привезли. Несмотря на то, что на чеченце с переднего сиденья была черная шапочка с прорезями для глаз, Джамалудин узнал его по искалеченному большому пальцу на правой руке: четыре года назад этот человек был в отряде Арзо. Его чуть-чуть не расстреляли за мародерство.

* * *

Заур Кемиров запретил платить выкуп не из одной гордости: настоящая причина запрета заключалась в том, что он сам вел переговоры о своем освобождении.

Это было не так-то просто, потому что Заур сначала не знал, кто его держит и где. Он очнулся в подвале, в котором даже не было щелки наружу, и вдобавок, когда его везли, постелив на пол «Жигулей», ему сломали руку.

Стена подвала была сделана из бетонных плит с выпиравшими из них ушками арматуры, и к этому-то ушку и пристегнули наручником сломанную руку Заура. Заур в это время был без сознания, и никто не заметил, что рука сломана.

Спустя два дня Заура достали из подвала, посадили в машину и снова куда-то повезли. В конце путешествия его ждал другой подвал, который отличался от первого: ушко в бетонной арматуре было на полу.

На этот раз Заур сидел не один; вместе с ним в подвале был какой-то карачаевец. Заура и карачаевца очень берегли. Еду им подавали сквозь окошечко, так, чтобы они никогда не видели лиц тюремщиков, а если тем случалось войти в подвал, Зауру и карачаевцу всегда велели отвернуться к стене и накидывали им мешок на голову.

Вот прошла неделя после того, как Заура украли, и тюремщики через окошечко велели Зауру лечь ничком и не шевелиться. Заур лег и накрылся курткой, как мог, а в подвал вошли двое.

Зауру накинули мешок на голову и посадили прямо.

– Как тебе в моем отеле? – спросил тот, который стоял справа.

– Не жалуюсь, – ответил Заур.

Невидимый собеседник хмыкнул и сказал:

– Это хорошо, что ты не жалуешься. Не люблю жалобщиков. Я купил тебя за полтора миллиона и выпущу за три. Сейчас тебе снимут наручники, и ты напишешь по этому поводу письмо к родным.

Заур понимал, что его собеседник врет: не было у него полутора миллионов, а были б – никогда б он их за краденого не заплатил.

– Никто не заплатит за меня три миллиона, – ответил Заур, – у меня нет таких денег.

– Как это нет? – возмутился невидимый собеседник, – все знают, что одна водка приносит тебе в год по сто миллионов, да и конфеты твои стоят не меньше!

– Это очень хорошо, – ответил Заур, – что ты понимаешь, что я бизнесмен, а не чиновник и не бандит, потому что тогда ты должен понимать, что у бизнесмена не бывает свободных денег. Я ведь строю новый кондитерский завод в Краснодаре и взял в банке кредит, и если я не верну первую его часть через месяц, то у меня отберут и водочную линию и завод, на котором я делаю «Уралы». Тебе тогда не достанется ни полушки, а новые хозяева будут только рады, если меня убьют.

– Значит, тебе придется заплатить три миллиона раньше, чем за месяц, если ты хочешь сохранить свой бизнес.

– Я же тебе сказал, – ответил Заур, – три миллиона я за месяц не соберу, а через месяц у меня ничего не будет.

– Как это не соберешь? Ты в месяц продаешь десяток «Уралов», а стоит они каждый по сто тысяч!

– Очень хорошо, – сказал Заур, – ты можешь взять себе эти десять «Уралов». Это мы можем устроить за две недели. Но я никак не могу отдать тебе больше, потому что, во-первых, мы не может собирать их больше десяти штук в месяц, а во-вторых, не могу же я дать тебе столько установок, чтобы самому себе испортить рынок на годы вперед!

Полевой командир, который купил Заура, сильно озадачился, потому что он не первый раз воровал людей, но еще ни разу не слышал, чтобы эти украденные вместо выкупа начинали торговать нефтеперегонными установками. Те м не менее кое-что показалось ему в этом предложении разумным.

– Ну что ж, – сказал командир, – у меня есть кое-какая нефть. Сколько денег в месяц принесет твой «Урал»?

– Он может принести до десяти тысяч долларов в день, – сказал Заур, – но чтобы ответить точнее, мне надо посмотреть на твою нефть и написать бизнес-план. Только мне нужен человек, чтобы продиктовать ему план, потому что я не умею писать левой рукой.

– А что тебе мешает писать правой? – спросил полевой командир.

– Твои люди ее сломали, – ответил Заур.

Некоторое время чеченец колебался между осторожностью и алчностью, но в конце концов последняя победила. Однажды утром пленнику надели на голову мешок, достали из подвала и отвезли в район нефтедобычи. Та м он осмотрел скважины и, так как Заур был опытный инженер, он дал несколько хороших советов.

Он написал бизнес-план, и этот бизнес-план полевой командир переправил в Москву, своему родственнику, чтобы тот сходил с ним в Институт нефти и газа и получил заключение. Заключение оказалось положительным, но тут два российских бомбардировщика опростались над районом нефтепромыслов, и хозяин Заура подумал, что нефтепереработка в условиях войны – вещь ненадежная, даже если эта нефтепереработка ездит на колесах повышенной проходимости.

Он пришел к Зауру и сказал:

– Мы не нашли никакой ошибки в твоих цифрах, но все-таки мне нужны наличные, а не оборудование. Продай-ка что-нибудь кому-нибудь другому, а мне отдай деньги.

– В общем-то я много продавал, – сказал Заур, – я, например, поставил партию мебели одной фирме в Калмыкии, и эта партия была аж на семь миллионов долларов. Я могу переуступить вам долг, и если вы получите его, мы бы смогли работать на постоянной основе. Нынче много должников норовит не платить, и мне нужны ребята, которые заставят их это сделать.

Это предложение показалось чеченцу заманчивым, и он послал своих людей в Калмыкию.

Из-за этих переговоров в жизни пленника произошли кое-какие послабления. Чтобы договориться с Калмыкией, понадобилось не только подписать бумаги, но и пару раз звонить туда. Каждый раз Заура для звонков вывозили в Гудермес, и его тюремщики становились все дружелюбнее. Во время переговоров с Калмыкией чеченцам даже пришлось сказать Зауру имя человека, который туда поедет, чтобы он назвал это имя по телефону, и теперь ему не накидывали каждый раз мешок на голову, когда хозяин Заура входил в подвал.

* * *

Спустя три дня после того, как Джамалудин увидел своего брата на заднем сиденье «Нивы», молодой чеченец по имени Ахмад проезжал блокпост на границе Чечни и РСА-Дарго. Он отъехал от поста метров на двести в направлении Бештоя и увидел на дороге человека в серых брюках и желтой куртке, который брел себе по обочине, оглядываясь по сторонам. В руке человек держал портфель, который обычно держат начальники. При виде «Шестерки» Ахмада человек поднял руку и замахал, прося машину остановится.

Ахмад удивился, увидев человека с портфелем, и решил, что если этот человек чеченец, он его подвезет, а если русский – то украдет. В крайнем случае Ахмад решил, что он убьет этого человека и заберет его куртку и портфель.