Знак Нефертити

И Антон туда же. Как у него сейчас выскочило – я бы ушел... Вот тебе, мать, на этом и вся благодарность. Ты, мать, уже и слова своего не имеешь. Не ори, мать, а то уйду.

Нет, интересно, а какая мать никогда не орет на ребенка? Та и не орет, которой все равно. Та, которая птицей в ночных ожиданиях с ветки на ветку не скачет и на сыновнюю учебу не откладывает копеечку к копеечке...

Да, что-то заложено природой в родительское старании – обидно безысходное. Строишь ему с самого рождения мостик в будущее, выкладываешься по полной программе, а повзрослевший ребенок потом – раз! – и сожжет этот мосток за ненадобностью. И вот уже – пропасть в отношениях, которую перешагнуть невозможно, как ни старайся.

Нет, разве она им плохой матерью была? С рождения – все для них, что только возможно, что мало-мальски доступно... Одежда – не дай бог, чтобы не хуже, чем у других. Кружки, спортивные секции – пожалуйста. Лишний раз в парикмахерскую, помнится, не забежишь, везешь через весь город то Лерку на танцы, то Антошку на каратэ... Каждое лето – поездка к морю...

Ну да, она была с ними строга. Все капризы-непослушания с раннего детства на корню пресекала. Бывало, смотришь в магазине, как чей-нибудь малец криком кричит, с матери игрушку требует, и хвалишь себя за эту строгость – нет, мол, у меня не такие... У меня по струночке ходят, у меня воспитанные. Мои на людях и пикнуть не смеют. И не на людях тоже...

Да и не рассчитывала она на вечное их послушание, она ж не идиотка какая-нибудь! Ей бы и понимания хватило... Чтобы мосток не сжигали. Хотя бы из чувства благодарности.

Вот тебе, мать, и благодарность. Зря старалась. Отец, значит, добрый и благородный, а ты... Тоже, нашел благородного! Каким он был-то, ваш отец, видели бы!

Да если вспомнить... Никто был ваш отец, и звать никак. Одно достоинство, что фигура внушительная. Так иногда бывает – вроде посмотришь на человека и взглядом поначалу за одну фигуру цепляешься. Можно сказать, даже любуешься на него – рослый, широкоплечий, черты лица правильные, значительные. А заговоришь, а поглубже копнешь – и никаких следов интеллекта не обнаружишь...

Вот и она, тогда еще пятикурсница финансового института, никаких следов интеллекта в новом знакомом не обнаружила. Хотя ухаживал Витя старательно – в кино приглашал, в кафе, цветы дарил. Как говорят – с серьезными намерениями ухаживал. И пройтись рядом с ним было ужасно приятно – фигуру-то никуда не денешь, немаловажный это фактор, можно сказать, искусительный. Вот и подумалось – а что, собственно, почему бы и нет? Все равно когда-то замуж выходить надо, тем более возраст подоспел... И диплом впереди светит, и прописка студенческая через год закончится. А у Вити – однушка на окраине города. Правда, с ним еще мама живет... Да это ничего, она на совместное с мамой проживание и не претендует, и вообще она не из тех – не из щучек-лимитчиц. Она основательно свою семью будет строить, от мамы отдельную. А прописать жену к мужу все равно должны – надо же будет после института на работу устраиваться...

Тем более у Вити в природном загашнике, кроме фигуры, еще немаловажные для семейной жизни достоинства имелись – мягкость характера и доброта. Лепи из него, что хочешь. Или строгай из полена, как папа Карло – там добавим, тут лишнее уберем... И вообще, интеллект в семейной жизни – дело наживное. Можно для начала, например, Витю в институте приличном выучить – на заочном отделении. Днем пусть на своем заводе слесарит, а вечером – за парту. А еще, как выяснилось, на Витином заводе можно в кооператив вступить и лучше сразу претендовать на трехкомнатную...

Нет, а кто сказал, что хорошие браки только на страстной взаимной любви держатся? Да совсем наоборот – на любви и не держатся! После любви, бывает, такая ненависть остается, как похмелье после запоя... Вот хороший расчет на партнера – это вещь для брака существенная. Тем более если партнер тебе в рот смотрит и сам под нож папы Карло с удовольствием подставляется.

В общем, все тогда по ее запланированному сценарию семейного счастья и получилось. Расписались, свадьбу сыграли. А какой из Вити жених получился, в приличном-то костюмчике, – это ж пальчики оближешь, что за жених! И фактура проявилась, которую не сразу можно разглядеть под клетчатой линялой ковбойкой да плохо стриженной густой шевелюрой. Когда увидела его на свадьбе – даже загордилась самолюбиво – глядите, какой у меня муж, завидуйте...

С Витиной мамой тоже отношения быстро наладились. Нет, не душевно-интимные, конечно, – еще чего. Так, скорее, снисходительно-уважительные. Ну, позудит свекровь иногда над ухом, ляпнет чего-нибудь заковыристое... Так на то она и свекровь, простите, чтобы марку держать. Ей по штату ляпать положено. А ее, невесткино дело, слушать и улыбаться вежливо – спасибо, мол, что подсказали... Ага, без вашего совета никак бы не обошлись...

Поначалу они с Витей дешевую комнатку в коммуналке снимали – надо было на первый кооперативный взнос накопить. Во всем себе отказывали, даже в кино редко бегали – благо, к съемной комнатушке еще и допотопный телевизор прилагался. В общем, жили святой целью, блюли накопительную дисциплину – каждую копеечку прямиком в копилочку. Витя учился в заочном строительном, по выходным еще и подрабатывать успевал. И на заводе часто оставался на сверхурочные. Аккурат и успели к Леркиному рождению в новую квартиру въехать и даже немного мебелью пообжиться. Через пять лет Антон родился, семейный корабль дальше поплыл... Машину купили, потом о даче подумывать начали... Нормальная семья, спокойная, дисциплинированная, вполне с капитанского мостика управляемая...

Витя никогда и не пытался столкнуть ее с капитанского мостика. Казалось, всегда всем доволен был. Покладистый муж, беспрекословный. Да если б она знала, что у него внутри всякие обиды копились! А то ведь молчал всегда, подставлялся под случайно выброшенное раздражение, ни разу на ее ор не ответил. Опустит голову, уставится в пол, желваки по щекам погуляют – и все. А ей – что? Она выплеснет и тут же забудет. А Витя-то помнил, все внутри себя складывал, ссыпал порохом в бочку. Нет, да кто бы знал...

Правда, свекровь ей часто сигнализировала – не от доброты душевной, конечно, а так, выскальзывало у нее между прочим. Однажды, например, она слышала, как та пробурчала себе под нос – сколько можно-то, сыночек... Да как ты с ней живешь, с окаянной...

Ей бы задуматься, а она тогда усмехнулась легкомысленно. Вроде того – пожалела мать детину-сыночка! Да и вообще... Лучше бы спасибо сказала – мало она, что ль, для ее сыночка сделала! Так бы оттрубил всю жизнь за слесарным станком... Тянула его на себе, как могла! Да еще и привычка, с годами пригревшаяся – вежливо на свекровкины высказывания улыбкой отвечать – свое дело сделала. Не задумалась, не пробило. А жаль.

Собрался Витя в одночасье – она и не поняла, зачем он чемодан складывает. Еще спросила – в командировку, что ли, от работы послали? А он глянул на нее отчаянно и тихо произнес: «Нет... Я, – говорит, – ухожу от тебя, Ань...»

А она опять ничего не поняла! Округлила глаза, подняла плечо в недоумении, хмыкнула легкомысленно. Витя сел на кровать, закрыл руками лицо, помотал головой из стороны в сторону и все повторял оттуда, из-под ладоней – все, не могу, не могу...

А ее вдруг зло взяло, гаркнула на него сердито – чего не можешь-то, говори толком! И Витя... Ее добрый покладистый Витя... Нет, она никогда этого момента не забудет. Он вдруг... Тоже взял и на нее гаркнул! Впервые за все годы, громко, с отчаянием – да я с тобой жить больше не могу, терпение мое кончилось! Не могу, и все! И вообще, у меня уже давно другая женщина есть!

Они потом поговорили спокойно, конечно. На кухне. Вернее, это Витя говорил, а она слушала. Слушала и удивлялась – надо же, какие мелочи-обиженки он у себя в памяти хранит... Одна мелочь-обиженка к другой мелочи-обиженке, вот и большая обида уже слепилась. А главное, она-то сама и не помнит ничего, ни одной обиженки... Ну, наорала, ну, раздражение выбросила... Для нее – сущая мелочь, а для него, значит, оскорбление мужского достоинства. Надо же, как пафосно звучит – оскорбление мужского достоинства! Хоть бы подумал, что сам во всем виноват! Конечно, сам, если под плохое настроение попадался... И вообще, все поняла, прости, больше не буду...

Думала легкомысленно, что на этом «больше не буду» восстание пупсиков и закончится. Встала, подошла, принялась обнимать, мурлыкать, как кошка, даже в спальню игриво потянула... Да не тут-то было. Витя в своем решении оказался – кремень. Отодвинул ее довольно жестко, шагнул в прихожую уже с чемоданом. А она стояла, как идиотка, улыбалась глупо-растерянно и все не верила, что это наяву происходит...