– А ты, Гольдин, вспомни, разве не водятся за тобой грешки в отношении молодых? Или не ты заставлял молодых подшивать тебе подворотничок и чистить сапоги?
– Я, между прочим, товарищ старший лейтенант, в свое время не одну сотню этих самых подворотничков «дедам» подшил. И ничего, не ныл, исполнял все как положено. Чем эти «духи» лучше меня?
– Не забывайся, Гольдин, и не наглей. Ты не со своими друзьями базаришь, а с офицером разговариваешь. И демагогию свою брось. Видите ли, его в свое время припахивали, теперь, значит, подошла очередь самому нагружать молодых? А знаешь, чем попахивает твоя жизненная позиция? Трибуналом, Гольдин, трибуналом. И не дай тебе бог задеть серьезно кого из молодых. Я тебе быстро дело оформлю. И мне без разницы, что с тобой, по твоим же словам, когда-то делали в учебке. Понял?
– Понял.
– Ты хорошо понял?
– Так точно.
– Запомни наш разговор, Гольдин. Контролировать буду лично. Не искушай судьбу.
– Разрешите идти?
– Валяй и давай следующего.
С остальными военнослужащими из группы риска Доронин беседовал в том же духе. И хотя понимал Александр, что одних слов явно недостаточно и «старики» будут, несмотря ни на что, прессовать молодых, но, чтобы этот прессинг не вышел за рамки допустимого, профилактика подобного рода лишней не будет.
Костя с Николаем между тем находились в автопарке. К обслуживанию бэтээров их не допустили, выдав по огромной метле и поставив задачу вымести всю территорию, от «линии боеготовности» до забора.
– Ну как служба, Кость? – спросил Колян, широко, как косарь в поле, размахивая метлой, создавая вокруг себя довольно плотную пылевую завесу.
– Да ничего. Ты пыли только поменьше, дышать нечем.
– Вот и да, что ничего хорошего. А пылить, Кость, обязательно надо, иначе как твою работу заметят? Больше пыли, больше толку. Но это все, Кость, только цветочки. Мне братан после армии рассказывал, как их, молодых, гоняли. Не позавидуешь.
– И что конкретно он рассказывал?
– Много чего, сразу и не вспомнишь, давай лучше мести, а то вон чухан моргалки свои открыл и пасет нас.
За работой со стороны наблюдал один из сержантов роты.
– Смотри, Кость, так и пялится. А ротный у нас ничего мужик. Наверное, с понятием. Хорошо, что к такому попали. Ротный в армии – большое дело. Взводные – так, шелупонь. Только от ротного зависит, будет ли все нормально или кранты наступят.
– Мы ж его, Коль, совсем не знаем. Может, это он поначалу такой добрый, хотя, я согласен, мужик он вроде ничего.
– Вот и я о том. У меня нюх, Кость, на опасность хорошо развит, и опасности я пока не чую, пока все нормально складывается. Главное, что после отбоя нас ждет. Не может быть, чтобы «деды» не нагрузили. Если только ответственный постоянно будет в казарме… Тогда, пожалуй, сложновато им будет.
– А может, дедовщины такой здесь вообще нет?
– Ага! Куда ж она денется? Ты иногда думай, что говоришь-то. Ротный че сказал? Остро она не стоит, но с проявлениями ее мы столкнемся обязательно. Вот так. А че это значит? То, что рано ли поздно, но нас будут сношать, и от этого никуда не уйти. Иначе и быть не может. Какая тогда это армия?
– А ну кончай работу, – раздался голос одиноко стоящего сержанта. Когда пыль улеглась, он подошел к солдатам. – Вас сюда зачем поставили? – задал он вопрос, обращаясь к Николаю.
– Бетон мести, – ответил Колян.
– Так какого… вы базарите, промахи? Работы выполняются молча, усвоили, дефективные? Еще услышу или увижу, что переговариваетесь, – языком вместо метлы заставлю работать. Ясно, дебилы? Вперед, чего уставились?
Николай с Костей взялись с новой силой за прерванную работу. Сержант отошел под козырек бокса.
– Промахи, дефективные, дебилы… Сам-то кто? Болт мазутный, козел безрогий, – бормотал почти про себя Николай, – не нравится ему, как метем. Возьми метлу и покажи, раз делаем не так. А то: дебилы. Сам-то чухан чуханом, а все туда же.
– Прекрати, Коль. Услышит – достанет.
– Да пошел он… – Колян, выругавшись, все же работу продолжил молча, иногда бросая враждебный взгляд на сержанта.
– Внимание, балбесы! – Младший командир, или, вернее, подобие его, посмотрел на часы. – Перекур пять минут. В курилку бегом, марш!
Новобранцы побросали метлы и галопом ринулись к месту курения – открытой со всех сторон беседке. Николай, забив место себе и другу, внимательно рассматривал соседей по несчастью в надежде стрельнуть сигарету. Своих у него уже не было.
– Эй, белобрысый? Покурим?
– Уже курим.
– С кем это? Что-то я не слышал, чтобы кто-то забивал?
– Со мной курит, – откликнулся небольшого роста парень с восточными чертами лица.
– Куда тебе курить-то? Весь и так желтый. Короче, обойдешься, а мы курим с тобой.
– Че ты борзеешь? Лучше других?
– Лучше. А ты как думал? Может, тебе доказать это?
– Сам-то кто? – уже отступаясь, пробормотал парень, лишенный наглостью сослуживца желанного окурка.
– Ты не скули там. Оставлю тебе. Я добрый.
Колян получил долгожданный бычок и смачно, растягивая удовольствие, втянул в себя изрядную порцию дыма, сразу ополовинив и так небольшой окурок.
– А ты откуда родом, чувак? – обратился Николай к тому, у кого перебил курево.
– Из-под Уфы.
– Татарин, что ль?
– Почему татарин? Башкир я.
– Ладно, на, затянись.
– Закончить перекур! По рабочим местам бегом, марш! – Сержант строго следил за временем.
* * *
Доронин перед ужином собрал командиров взводов и отделений, поставил задачу ответственному офицеру и, не дозвонившись до Чиркова, направился к коммерческой палатке. Возле нее никого не было, и Александр наклонился к окошку.
– Здравствуйте, Катя!