Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией

Теперь самое время рассказать, к чему привела эта моя небольшая особенность…

За всю службу и до настоящего момента (это без малого восемь лет) я применял оружие шесть раз. В среднем получается раз в полтора года. Для тех, кто судит о работе милиции по фильмам и книгам, это – мизер. А спросите любого сотрудника, что они думают о таком результате, вам скажут примерно следующее: «Ну, е-мое, просто ворошиловский стрелок!» Да и то, четыре раза стрелял, когда еще на ППС ходил.

Из шести эпизодов убил двоих, обоих намеренно, и уже не на ППС, а когда опером работал.

Предпоследний эпизод. Чуть более года назад.

Иду по делам мимо школы. Смотрю, парень в пальто ведет девчонку лет семи-восьми за руку.

Июнь, а он в пальто. Нестрижен, волосы засалены донельзя, грязный весь, неухоженный. Вывод? Точно, он самый.

Я этих наркоманов терпеть не могу, особенно после смерти Димы Бурцева. Это предатели Родины. Они дезертировали с поля битвы еще до начала сражения. Родина в полной ж…, каждые рабочие руки и светлая голова на счету, надо бы встать единым фронтом, противопоставить свою жизнеспособность и сплоченность засилью непьющих иноверцев… Так нет же – полстраны бухает, полстраны – ширяется. Нормально. Такими темпами мы все скоро будем просыпаться под крики муэдзина, купола наших храмов перекрасят в зеленый цвет и вместо крестов над ними будут полумесяцы.

Короче, будь моя воля, валил бы всех этих предателей Родины на месте, где бы только встретил. Отличить их от нормальных людей – раз плюнуть, так что с идентификацией проблем бы не было.

Однако не в этом дело. Мне не понравилось, как он обращался с девчонкой. Он ее не просто вел, а буквально тащил за руку. Это было несколько мгновений, шаг, другой, третий – и все, они скрылись в переулке. Пройди я мимо десятью секундами позже, кто его знает, что бы там получилось…

Может, показалось? Решил на всякий случай проверить.

Бросился в переулок, смотрю – точно, тащит. Девчонка упирается, бубнит что-то. Странно, что не визжит, – может, знает его?

– А ну стой!

Парень обернулся – глаза навыкате, кажется, сейчас из орбит выскочат, челюсти крепко стиснуты, красный, весь дрожит от возбуждения, часто дышит. Знакомая картина. «Навинтил», удод, с избытком щелочи, все равно что конского возбудителя хапнул. Ему сейчас без разницы – кого, лишь бы побыстрее.

Короче, на мой окрик он отреагировал неадекватно: вместо того чтобы пуститься наутек, выхватил из кармана скальпель, прижал девчонку к себе и приставил лезвие к ее горлу.

– Пшшел вон отсюда! Пшел, а то я ее кончу!

А я уже на «автопилоте», без раздумий вытащил «ствол» и прицелился.

– А ну брось скальпель, отпусти ребенка. Бегом, я сказал!

– Пошел вон!!! – Он аж взвизгнул от ярости. – Бросай «ствол», а то щас кончу ее!!!

В этот момент у девчушки потекла кровь – на лезвие нажал, сволочь, сильно…

Я рядом, семь-восемь шагов, от его дурной нестриженой башки до головы ребенка – полкорпуса, он, скотина, даже присесть не догадался, «винт» все мозги выбил.

В общем, не буду рассусоливать – шлепнул я его. В тот самый момент, как у девчонки кровь потекла, как будто мне кто-то отмашку дал: ВАЛИ!!!

«Бах» – и готов.

Точно в лоб.

Одним ублюдком меньше…

Отписывался я долго. Комиссия, расследовавшая этот инцидент, сочла, что я поторопился. Не использовал в полной мере все возможности для мирного разрешения ситуации. Спасибо, родители девчонки и вся местная педагогическая общественность встали за меня горой. Под эту шумиху, кстати, прикрыли три «винтоварни», аккурат напротив школы, и уволили участкового, который «крыл» все это безобразие.

Последний эпизод. Совсем недавно, девятого мая сего года, в День нашей Великой Победы.

У нас на майские праздники всегда «усиление». С первого и по девятое весь оперсостав сутками напролет пашет на ниве общественной безопасности. То есть занимается профилактической работой по предотвращению терактов. В последнее время у нас развелась куча всякой сволочи, охочей до этого дела, вот и приходится по праздникам заниматься работой ФСБ. Мало того, что надо пешочком, ножками, периодически обходить нарезанную тебе «делянку» (проверять подвалы, чердаки, бойлерные, трансформаторные будки и так далее), так еще нужно перетрещать со всем «контингентом» – нет ли каких «левых» движений в нашем районе, все ли путем…

В общем, три дня подряд спал урывками, по три-четыре часа, сутками на ногах. Я не оправдываюсь, просто хочу сказать, что не следует ждать от человека в таком состоянии особой взвешенности и толерантности.

Едем с коллегой по делам на моей раздолбанной «шохе». Время – три часа пополудни, парады и торжественные речи отгремели, публика хаотично бродит, повсеместно пахнет шашлыком, хриплые репродукторы транслируют ностальгические песни военных лет. Празднично.

Смотрю, сосед мой, дядя Ваня, фронтовик-орденоносец, куда-то целенаправленно ковыляет со своим костылем. Нетвердо этак ковыляет, покачивается – пьяненький уже.

Я фронтовиков здорово уважаю. Есть за что. Это лучшее, что у нас осталось от Союза. Старая гвардия, которая выиграла в чудовищной войне и пережила страшный геноцид русского народа, устроенный бандой нелюдей под предводительством рябого грузинского маньяка. Поколение победителей. Полжизни отдал бы, чтобы принадлежать к этому поколению. У них нет обязательств перед потомками, они отдали долг Родине на десять тысяч процентов. Мне перед ними стыдно. Потому что мое поколение сейчас беспечно прос…ет то, за что они в свое время проливали кровь.

В общем, по этому поводу можно долго расточать словеса, но факт – соседа уважаю и всегда помогаю ему, чем могу.

Короче, остановился, поздравил, спросил, куда путь держит. Говорит – в «Незабудку». Какой-то доброхот там ветеранам стол накрыл. Это кафе на самой окраине, почти в лесу, – отсюда пешком далековато будет, даже для молодого и здорового.

Усадили деда в машину, подвезли до «Незабудки». Пока ехали, он разомлел, носом клюет, зевает. Говорю – может, ну ее, эту «Незабудку», домой поедем?

– Шутишь, что ли? Однополчане ждут, нельзя подводить!

Ну ладно. Проводил его до крыльца, разворачиваюсь…

Вдруг в помещении кафе – «Ту-дух»! По звуку похоже, как из «ТТ» пальнули. Ни фига себе, гуляют ветераны!

Я оттеснил соседа, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Шум, гам, дым коромыслом – посреди зала стоит мужик лет сорока, в белом костюме, в руке – «ствол». Мужик – натуральный хач, лицо смутно знакомо, где-то я его видел. Напротив мужика – могучий такой дед, бородатый, седой как лунь, весь пиджак в орденах, в глазах – гнев и презрение, руки скрючены – вот-вот вцепится!

Пояснительная записка по ситуации – это уже потом все стало известно, в ходе расследования.

Мужик в белом – «вор», Зураб Эбуа, «погоняло» по имени. Я его до этого живьем не видел, знал только по ориентировкам, он питерский, приехал в гости к земляку. Между нами, если разобраться, Зураб – такой же «вор», как вы и я. Короновался за деньги, «апельсин», совсем «без понятий» (вор не должен носить «ствол»).

Сидел этот Зураб на веранде (там красивый вид на лес), узнал, что ветераны гуляют, зашел поздравить. От всей души, от чистого сердца. «Подогнал» старикам ящик водки к столу, тост сказал… Да, видимо, немножко не так сказал, как надо…

Тост примерно так звучал, со слов очевидцев: «За Победу, за ветеранов, за великого Сталина, с именем которого вы шли в бой… Я горжусь, что это мой земляк», и все такое прочее…

Тут один дед возьми и встрянь: «Да сволочь был твой Сталин! Как немец напал, он со страху обос…ся, три дня из сортира не вылезал. Левитан за него речь говорил. И вообще, такие чудовищные потери как раз из-за того, что во главе страны стоял ссыклявый грузин, который от тени своей шарахался. Все фрицам ж… лизал, думал, за его лакейство они на нас не нападут. Его тысячу раз предупреждали, п…са этакого, а он все голову в песок прятал, как страус. А ж…, значит, оставлял снаружи – засаживайте, типа того, кто хочет, я сделаю вид, что ничего не замечаю…»

Обидные слова, правда? А кому в лицо брошены? «Авторитету», «вору».

Короче, Зураб потребовал, чтобы дед свои слова обратно забрал. И вообще, говорит, я не убил тебя за такое оскорбление только потому, что ты наш гость (кафе принадлежит его другу, к которому он приехал). Извинись, не испытывай судьбу.

Дед ему в ответ (дословно, из протокола): «Это русская земля. Я здесь хозяин. Это ты у меня гостем можешь быть. Но нам такие гости на х… не нужны, тварь ты чернож…, так что уе… отсюда, не порти людям праздник!»

Ну вот, примерно в этот торжественный момент я и приоткрыл дверь.

Зураб успел шмальнуть в потолок – дед и ухом не повел, руки тянет, хрипит, сейчас вцепится. Зураб пятится, «ствол» выставил перед собой, сначала просто так, наобум, потом смотрю – целенаправленно поднимает его на уровень головы ветерана (дед высокий – здоровый такой, богатырь). Вижу его профиль: губы в бешенстве закусил, лицо перекошено гримасой. В какой-то момент я отчетливо понял – все, сейчас выстрелит.

Короче, выхватил я «ствол» и спокойно, как в тире, всадил Зурабу пулю в башку.

Все.

На этом моя работа в Балашихе закончилась.

Кто в курсе, уверенно скажут: и не только работа, но и жизнь кончилась. Не жилец ты, паря, на этом свете.

Кто не в курсе, сообщаю: шлепнуть на людях «вора» – это вовсе не то же самое, что, допустим, уложить рядового наркомана, который тащит в переулок девчонку. Пусть даже вор этот «апельсин» – это никого не волнует. Он «вор», за ним стоят «люди» (это они так себя называют – другие, типа того, не люди!), и тот, кто имел неосторожность совершить публично такую глупость, обречен.

Хорошо – семьи нет. Неделю я сидел под «домашним» арестом в кабинете. От дел отстранили, оружие отняли, на улицу выходить запретили. Сообщили, что будут думать, куда теперь меня эвакуировать.

Приезжали из Совета ветеранов ВОВ, заверили, что за меня встанет вся страна, судилища над геройским опером никто не допустит. Спасибо на добром слове…

Судилища надо мной никто устраивать и не собирался. Применение оружия сочли правомерным, расследование провели на диво быстро, в приказе объявили благодарность.

И все смотрели на меня как на обреченного. Какое тут судилище… И так приговорен – заочно, без права на кассацию…

Неделя прошла – приехал генерал Азаров из МВД. Вот такой я большой человек стал – такие шишки ради меня в наше захолустье наезжают!

Генерал полистал личное дело, коротко переговорил со мной. Потом зачем-то стал уточнять, сколько раз и при каких обстоятельствах я применял оружие за весь период службы.

Я ответил на все вопросы. Скрывать смысла нет, у него, как я заметил, на меня была подробная справка – видимо, наши кадровики подготовили.

– А что там за история, когда в погранвойсках служил?

Ага, и про это подняли. Ну что ж, шила в мешке не утаишь. Рассказал я и про ту историю. Потом осторожно поинтересовался: а для чего все это?

– Скоро узнаешь. – Азаров как-то неофициально подмигнул мне, вроде бы даже по-свойски. – Собирайся, тебя отвезут.

– Куда?

– А тебе не все равно? По-моему, тебе сейчас без разницы – куда.

– Ну, в общем – да. Лишь бы это было подальше отсюда. А еще было бы здорово, если бы никто не знал, куда вообще я делся.

– Это можно устроить. Собирайся…

Ну вот и все. Так я и попал в управление «Л»…

Черный Яр – небольшой город на границе Московской и Тверской областей, один из самых известных в России наукоградов. Город разделен пополам рекой Волгой, немного выше по течению – огромное водохранилище, плотину делали специально для электростанции, обслуживающей местный научно-исследовательский ядерный центр. Здесь вообще все предприятия так или иначе связаны или напрямую с научно-исследовательской деятельностью в области «ядра», или работают на обеспечение этой деятельности.

Вот на одно из таких предприятий меня и привезли. Вроде бы ехали по городу, свернули в небольшой переулок – смотрю, кругом двухэтажные старые коттеджи, опушка леса, какой-то карьер и – высоченный бетонный забор, насколько хватает глаз, убегает вправо и влево. Металлические ворота на электроприводе, застекленная будка охраны. Что за забором – не понятно, там тоже лес, ничего не разглядишь.

Проверились, заехали, дорога хорошая, «бетонка». Едем дальше, постепенно вырисовывается окружающая обстановка. Справа и слева – такие же заборы, с сигнализацией и датчиками поверху. Среди деревьев, на аккуратно вырубленных полянках, видны ангары, бетонные корпуса зданий, какие-то технические сооружения. Мимо одного КПП проехали – справа, у дороги, потом мимо второго, третьего… Получается, мало того, что на общем въезде ворота и охрана, так еще каждое предприятие имеет свою отдельно выгороженную территорию и пропускной пункт. Ничего, работает система. Я думал, это уже все в прошлом.

Место, куда меня привезли, называлось «Двадцать седьмая лабораторная площадка». Как и повсюду, здесь отдельный въезд, КПП, застекленная будка, забор с сигнализацией. Ехали мы сюда минут двадцать. Получается, все эти предприятия, объединенные общим производственным циклом, – еще один отдельный город, только уже на самом деле закрытый для посторонних глаз (Черный Яр до недавнего времени имел статус «закрытого города»).

Несколько трехэтажных бетонных корпусов, три ангара, перед ними – огромная бетонированная площадка, с желтой «вертолетной» разметкой (!) посредине. Как и повсюду, здесь везде деревья, аккуратные аллейки с фонариками, в вечернее время все светится. Если не брать во внимание отдельно стоящие ангары и площадку, вполне похоже на уютный дом отдыха. Тихо, воздух свежий, напоенный смолистым ароматом, птички поют.

В корпусе, куда меня определили, верхний этаж был жилой, там располагались номера наподобие гостиничных «полулюксов», на двоих жильцов. В номере две комнаты, гостиная и спальня, телевизор, холодильник, мягкая мебель, санузел с ванной и отдельной душевой кабинкой.

На втором этаже – офисы, библиотека и медицина, на первом – столовая, просторный конференц-зал на полторы сотни человек (он же – кинотеатр, там висел экран и стоял проектор), хорошо оборудованный спортзал и кафе-бар.

Все работало: во всех помещениях, которые я перечислил, находились люди. Людей было немного, но вели они себя вполне непринужденно и занимались кто во что горазд: кто-то там по груше лупил, трое под кольцом мячом стучали, в баре играла музыка, несколько человек беседовали, футбол смотрели, чего-то пили, из столовой аппетитно пахло, а в конференц-зале аж для четверых показывали кино «Бой с тенью». Прошелся я по второму этажу, в кабинете стоматолога кому-то зуб сверлят. Бормашина зудит, но никто не орет. Наверное, хороший доктор. Это радует. Жуть как боюсь зубы лечить. Лучше пусть ножом в ляжку пырнут, чем зуб сверлить!

В общем, все нормально, жить можно.

Меня поселили в номер, человек, который занимался мной, предупредил:

– Не распространяйся, кто ты такой. Будешь знакомиться, назови имя, этого достаточно.

– А если будут спрашивать?

– Не будут.

– Точно?

– Точно. Сам тоже дурных вопросов не задавай, тебе совсем не обязательно знать, кто кем работал и так далее. Понятно?

– Понятно.

– Ну все. Отдыхай. Если какие вопросы по проживанию – администратор на первом этаже…

Сначала решил: пустили меня по «Программе защиты свидетелей». Есть у нас такая программа – власть предержащие хотят показать всему цивилизованному сообществу, что мы тоже не варвары, печемся о законности, защите интересов граждан и боремся с преступностью. Другой вопрос, что никто из сотрудников никогда не слышал, чтобы эта программа работала. Я как-то пробовал, по простоте душевной, задать начальству вопрос: надо было спрятать одного свидетеля, готового «расколоться» на хороший материал в обмен на гарантии безопасности. Меня обозвали идиотом и посоветовали поменьше смотреть импортные боевики про работу «правильных» полицейских.

А теперь подумал – ага, вот оно! Наверное, вот так она и работает, эта замечательная программа.

Сходил на обед – кормят замечательно, побродил по округе, освоился, на людей посмотрел… Программа, может, и замечательная, но с конспирацией тут у них явно нелады. Узнал двоих – пересекались на службе, оба сотрудники, молодые-ретивые, один из Долгопрудного, другой из Юго-Западного округа.

Недолго думая, сбегал на второй этаж, к «куратору».

– Я извиняюсь, но… Короче, двоих узнал. Общаться будем – они меня наверняка вспомнят. Я к чему: думал назваться другим именем. А теперь, получается…

– Другим именем – смысла нет, – покачал головой «куратор». – Работать будем преимущественно в этом регионе, по службе придется часто пересекаться с прежними коллегами. Ну и будут тебя все время окликать по настоящему имени. Согласись, масса поводов для возникновения щекотливых ситуаций.

– Да уж, это точно…

– Но ты не расстраивайся. Здесь тебя никто не достанет. Из здешних тебя никто не сдаст. Потому что здесь все сами такие…

Да, это я слишком хорошо о них подумал. Значит, нет никакой программы, а просто – будем работать?! А еще: здесь все сами такие?! Ну и в какую сторону мы все такие будем здесь работать?

Пошел, встретился с теми сотрудниками, которых узнал. Они меня сразу вспомнили, даже по имени назвали. Смотрят снизу вверх, благоговейно, как на какого-то рембу.

Ага, понял. Я «вора» уложил. Весь город об этом трещит, я теперь – знаменитость. Не было бы этого эпизода, никто бы и не вспомнил, кто я такой и как меня звать.

Но «куратор» прав, мне теперь имя менять смысла нет. Потому что прогремел «по самое не могу», все будут мгновенно узнавать и вспоминать.

Парни нормальные, смекалистые, с юмором, пообщались в охотку, вопросов по работе не задавали – видимо, получили такой же инструктаж, как и я. Пошли переоделись, сетку натянули в спортзале. Пока натягивали, публики прибыло – быстренько образовали четыре пятерки и до ужина с азартом рубились в волейбол.

Не знаю, чем мы будем заниматься, но в целом мне здесь понравилось. Жить можно…

Неделя прошла в таком же спортивно-оздоровительном режиме. Ели-спали, занимались физкультурой, вечером смотрели кино. Народ все прибывал – только не совсем у нас, а несколько наособицу. Между корпусами поставили сетчатые заборы, в заборах – металлические калитки, ключи только у администрации. Прямо как в зоне – «локалки», чтобы не бродили где попало. В нашем корпусе было около трех десятков людей, примерно столько же – в соседнем, и появились они все разом: привезли их в одно утро на «Икарусе». В третьем корпусе тоже кто-то жил, но тех было плохо видно – далековато.

– С соседями пока общаться не обязательно, – такое объявление сделал администратор на завтраке в тот день, когда привезли людей во второй корпус. – Вы, конечно, люди свободные, никто вам ничего не запрещает, но… В общем, это пожелание руководства. Пока – не надо. Начнете работать, там все будет ясно…

«Соседи» наверняка получили такое же предупреждение, но истолковали они его превратно. Полдня они возились с лопатами на лужайке перед своим корпусом, беспощадно выдирали кусты, уничтожали клумбы, таскали какие-то булыжники и к обеду соорудили практически полноценное футбольное поле. А через час после обеда с их стороны к калитке подошел угрюмого вида крепыш и отвязно заорал:

– Эй, опера! Хорош дрыхнуть! А ну давай старшего сюда, для переговоров!

Основная масса «наших» валялась по номерам, набиралась после обеда сил для очередной волейбольной баталии. Короче, многие вышли на лоджию, посмотреть, кто там орет, коротко посовещались и уполномочили меня сходить к этому горлану, пообщаться. Знаете, я в лидеры не набивался, среди нас были люди и постарше, с опытом, солидные такие. Просто так получилось за эту неделю, что все остальные относились ко мне с каким-то особым уважением. Это все из-за «вора», которого я имел неосторожность шлепнуть.

Спустился я к этому горластому, посмотрел на него вблизи… Что-то личико знакомое. Точно! Он раньше, года три назад, в СОБРе был, в ЦРУБОП. В общем, несколько раз доводилось участвовать в совместных мероприятиях.

– Оп-па! – горластый, рассмотрев меня, изменился в лице. – А ты не Андрей Горбенко?

– Он самый. А что?

– Ну… Ничего. Просто – респект тебе от всего спецназа. Если что – только намекни. Мы за тебя полстолицы уложим. А другую половину раком поставим…

Да уж… Грубо, но… приятно. Скажу прямо, я всегда побаивался этих головорезов и рядом с ними чувствовал себя неполноценным. Это же машины для убийства, боевые роботы. Они нашего брата – рядового сотрудника – за чмошников держат. Вроде бы одно дело делаем, от нас зависит очень многое, без нас у них просто не будет работы… А все равно относятся всегда с высокомерием, как к низшей касте. Они уважают только себя и подобных себе. Такие люди, что поделать.

– А ты зря не в маске. Я тебя тоже узнал, ты – Серега Разуваев.

– Да я и не прячусь. Мне без разницы, прятаться уже просто смысла нет. Так что клал я на их конспирацию. Короче, давай – собирайте команду. Мы вас вызываем на футбольный матч. Играем на ящик пива, даем фору – два мяча.

– Это вы нам – фору?!

– Угу. Солдат ребенка не обидит.

– Да мы вас – как тузик грелку…

– Да ну?! Ну давай, раз такие борзые – на два ящика пива, без форы.

– Заметано.

– Ну все, готовьтесь. Начало ровно в шестнадцать ноль-ноль.

– А как к вам пройти?

– Что значит – «как пройти?» Ножками!

– Через забор сигать?

– Зачем? Скажи администратору, пусть откроет.

– Думаешь, откроет?

– Да куда он, на хер, денется! Ну хочешь, я скажу.

– Скажи.

– Будешь подыматься к себе, в дверь стукни – пусть выйдет на пару ласковых…

Так… Да, администратор с Разуваевым даже спорить не стал, мгновенно открыл калитку. Попробуй с таким поспорь! Команду мы собрали бегом, и так же бегом соседи нас вынесли со счетом восемь – два. Ну просто хоккейный счет получился. Играли, кстати, они не грубо, но до их физических кондиций нашему брату – как от Урюпинска до Гваделупы в коленно-локтевой позе. Кроме того, они играли очень слаженно, взаимодействие, как мне показалось, у них буквально на ментальном уровне.

Вот вам и вся конспирация. Соседи наши – это спецназ, особым образом подготовленные и обученные бойцы. Нет, все-таки интересно, чем это таким мы тут будем заниматься?

Через некоторое время, после того как заселились «соседи», мы начали работать.

Для начала нам «спустили» распорядок. И соседей, и загадочных типов из третьего корпуса кормили в нашей столовой, и чтобы мы лишний раз не пересекались, нам всем установили время для приема пищи: первый поток – соседи, потом – мы, последние – хлопцы из третьего корпуса. Завтракаем, потом всех (вот это уже была «обязаловка») загоняют на организационный час в конференц-зал. Так что с людьми из третьего корпуса никто из нас не общался вообще. С соседями тоже общались только на футбольном поле, криками и тычками: поиграли – разбежались, никаких особых отношений не возникало в силу их пресловутой «кастовости», о которой я уже упоминал. Видимо, администрация это понимала, и наши ежедневные футбольные баталии никто не пресекал. Что характерно – люди из третьего корпуса в футбол не играли и спецы даже не предпринимали попыток их приглашать. Загадочные товарищи…

Наладили распорядок, потом объявили штатную структуру и задачи. Довели специфику.

Управление «Л» состоит из четырех отделов: оперативно-разыскного, НТО (научно-технического), физической защиты и обеспечения. Плюс – руководство, офицеры управления.

Представили начальника нашего отдела. Да, основная масса тех, кто живет в нашем корпусе, – это и есть оперативно-разыскной отдел. За исключением четверых доходяг среднего возраста, что компактно ютятся в двух номерах по соседству (это весь штат НТО). Начальник – Владимир Филимонович Доценко, сорок два года, служил в ОБНОНе, потом в ФСКН. Вполне симпатичный дядечка, солидный такой, увесистый, взгляд прямой, открытый, в глазах ум светится. Вроде бы не спесивый, а там дальше видно будет.

Отдел наш состоит из двух отделений: розыска и оперативного. Деление получилось неравномерным: в отделении розыска пятнадцать человек, а у нас – всего семеро. Типа того, семеро козлят. Причем «козлят» – глагол. Шутка.

Угадайте, кто у нас начальник оперативного отделения? Ну разумеется, товарищ Горбенко, лучший в мире истребитель «воров».

Интересно… Неужели наше начальство при назначении руководствовалось именно этим фактом? По деловым качествам я на новом месте проявить себя никак не успел, так что даже и не знаю…

Насчет «Л» кто-то пошутил, что это, дескать, «ликвидация». Шутника мягко поправили: ликвидация – это, конечно, дело хорошее! Возможно, некоторые элементы такого плана в нашей работе и будут присутствовать… Но в целом название взято исходя из основного направления деятельности управления.