Последний штрих к портрету

– Профессионально?

– Попасть шилом со спины так, чтобы поразить сердце, непросто, Катерина. Думаю, что вы и сами это прекрасно понимаете. Это сделал профессионал, и разумеется, не из-за золота, якобы украденного пятьдесят лет назад. Что-то потерпевшая знала такое, что представляло угрозу для убийцы. Понять бы только, что.

– Владимир Николаевич, а вы что-нибудь узнали? О тех событиях, о которых рассказывала Аглая Тихоновна.

– Узнал, хотя и немного. Дело, разумеется, давно в архиве. Очевидцев не осталось. Ребята по моей просьбе, конечно, порылись в документах, но ничего особенно важного там нет. В квартиру Колокольцевых проник неизвестный, когда их не было дома. Что именно он украл, неясно, потому что, по показаниям дочери погибших, исчезла только шкатулка с драгоценностями Ольги Колокольцевой. Но об остальном она, разумеется, могла и не знать. Преступник дождался, пока хозяева вернутся домой, и убил их, нанеся ножевые ранения. Первым, судя по всему, погиб Тихон Колокольцев, его преступник ударил ножом практически сразу, чтобы тот не успел оказать сопротивление. Женщины – мать и дочь, похоже, не сопротивлялись. Старуха, Аглая Лаврова, успела добежать до кухни, но убийца настиг ее там. А Ольга Колокольцева, похоже, впала в состояние шока и даже не сопротивлялась. Ее нашли в коридоре, у тела мужа.

– И затем был пожар…

– Да, преступник явно знал, что в кладовке есть бутыль с керосином. Он поджег квартиру, чтобы замести свои следы. Никаких отпечатков пальцев в квартире не нашли. Может, все сгорело. А может, он был в перчатках.

– Дело действительно так и не раскрыли?

– Нет, типичный «глухарь», несмотря на то, что речь шла о семье второго секретаря обкома. Никто из соседей ничего не видел, пропавшие драгоценности нигде так и не всплыли. Спустя месяц после убийства задержали рецидивиста, на которого, похоже, пытались все повесить, чтобы галку поставить и перед обкомом отчитаться, но он повесился в камере предварительного заключения. Ну, или его повесили. Так что круг замкнулся, и виновные так и не были наказаны.

– А про Дмитрия Зимина что удалось узнать?

– А вот тут интересного уже больше, – Бекетов соорудил второй бутерброд и с аппетитом начал его есть, вгрызаясь в колбасу крепкими белыми зубами, похоже, не знавшими стоматолога. Катя поневоле даже позавидовала. – Этот самый Зимин состоял на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. По делу об ограблении и убийстве Колокольцевых он, разумеется, не проходил. Его не опрашивали даже. Права Аглая Тихоновна, на школьника никто и не подумал, но уже после того, как он окончил школу, парень пустился во все тяжкие. Сколотил банду, участвовал в разбоях и грабежах, был трижды судим. Сейфы взламывал мастерски, говорят, слава о нем далеко за пределы Колымы разошлась. Кличка у него была Дима Магадан. Первый раз получил срок в 1970 году. Дали ему тогда четыре года. В тюрьме он ловко проник в ряды авторитетных уголовников. Затем в 1978-м он снова попался, на этот раз уже огреб серьезно – 12 лет колонии строгого режима. Хоть и недолго, но сидел во Владимирском централе, там его «короновали».

– Короновали?

– Да, Дмитрий Зимин, одноклассник вашей Аглаи Тихоновны, стал вором в законе. Причем достаточно авторитетным. На свободу он вышел в начале девяностых, когда и переехал в Москву.

– В Москву?!

– Да, здесь он собрал банду, которая «крышевала» бизнесменов. В столице он тоже пользовался огромным уважением, понятное дело, в преступной среде. И слава о нем ходила ой какая лихая. Кстати, в то время у него даже был роман с какой-то москвичкой, у которой он и жил. Жениться, понятное дело, не мог, ворам в законе семью иметь не полагается, но возлюбленной своей дарил роскошные меха, бриллианты, машины. Все, что полагалось, по понятиям.

– Но тогда получается, что я была права! – воскликнула Катя. – В лихие девяностые человек, который имел связи в преступном мире, легко мог найти Аглаю Тихоновну. Если хотел, конечно.

– Ну да. Если хотел. Это важное дополнение. Думаю, что в то время Дима Магадан уже ворочал такими деньгами, что никакое украденное за двадцать лет до этого золото не могло с ними сравняться. И получается, что искать ее, чтобы вернуть это золото, ему было совершенно не нужно.

– А если он ее искал не для того, чтобы вернуть золото, а чтобы отомстить?

– А за что ему было мстить Аглае Колокольцевой? Если Зимин действительно ограбил квартиру и убил родителей Колокольцевой по наводке ее подруги Птицыной, а она его «кинула» и сбежала в Москву вместе с награбленным, то мстить он должен был Ирине. Но Иру Птицыну похоронили тем же летом шестьдесят девятого года, и не знать об этом Зимин не мог. Он тогда был еще на свободе. Так что не нужна ему была твоя Аглая Тихоновна ни за каким бесом. Тем более что особой любви между ними никогда не было, а весь его преступный путь начался с убийства ее семьи.

– Хорошо, но с начала девяностых прошло еще тридцать лет, – задумчиво сказала Катя. – Конечно, Зимин не искал Аглаю Тихоновну, когда приехал в Москву, потому что она действительно была ему не нужна. Но за эти годы могло произойти что угодно. Я читала, что многие бандиты, которые в девяностых чувствовали себя как рыба в воде, не смогли приспособиться к новым экономическим реалиям. Может быть, Зимин потерял все, что имел. Может быть, его снова посадили, и он только недавно вышел на свободу. Больной старый человек без денег. При таком раскладе он мог вспомнить, что именно в Москве живет женщина, у которой предположительно хранится золото, и захотеть ее найти. И вот в этот-то момент ему и подвернулась на улице Антонина Сергеевна, Анина бабушка.

Ей показалось, или Бекетов в этот момент откровенно любовался ею? Катя понимала, что сейчас выглядит довольно привлекательно. От занимавшей ее беседы щеки у нее раскраснелись, глаза горели. Ее всегда красила увлеченность каким-то делом, она преображала ее обычно бледное лицо, вдыхая в него жизнь. И сейчас мужское любование отчего-то льстило актрисе Екатерине Холодовой, хотя не было в нем ничего непривычного, а в проявляющем его человеке ничего особенного.

– Владимир Николаевич, – нетерпеливо воскликнула она и только что ножкой не топнула, – эту версию нужно обязательно проверить! Все сходится, вы же видите.

– Я уже проверил, – ответил он и улыбнулся Кате открытой ясной улыбкой, которая очень ему шла, делая лицо более молодым и не таким суровым. – Возможно, у вас не было возможности убедиться в том, что я – неплохой профессионал, но, честное слово, Катерина, я в своем деле считаюсь одним из лучших. Мне тоже пришло в голову, что старый вор в законе, вышедший, так сказать, в тираж, то есть на пенсию, случайно столкнулся с одной своей бывшей одноклассницей и вспомнил о существовании другой, у которой много лет, по его разумению, могло храниться когда-то украденное им золото. Но все дело в том, что Дмитрий Зимин по кличке Дима Магадан никак не мог убить Антонину Демидову. И встретить ее на улице летом 2020 года он тоже никак не мог. Равно как и угрожать сейчас вашей драгоценной Аглае Колокольцевой.

– Но почему?

– Потому что в 1996 году он погиб. Утонул во время купания в Испании, где у него был дом.

– Что-о-о? Как?

– Да так, – Бекетов пожал своими мощными плечами, Катя как завороженная следила за ним глазами. – В середине девяностых многие криминальные авторитеты приобретали недвижимость именно в Испании. Дима Магадан не стал исключением. Он приобрел себе особняк в Марбелье и уехал туда жить. А спустя полгода соседи заявили о его исчезновении. Последний раз его видели входящим в воду на пляже рядом с его домом. А через несколько месяцев море выкинуло на берег неподалеку объеденное акулами тело мужчины. Труп был опознан по часам и нательному кресту как Дмитрий Зимин.

– Но он мог инсценировать свою смерть.

– Зачем? Для того, чтобы через четверть века убить старушку на Цветном бульваре? Я проверил, Катерина. За эти годы имя Зимина больше никогда нигде не всплывало. Он действительно больше не имел отношения ни к каким группировкам, ни к одному преступлению. И любовница его, кстати, спокойно вышла замуж.

– И вы верите, что он просто утонул? – закричала Катя.

– Нет, не верю. Я практически убежден, что он, как это часто встречается в криминальном мире, перешел кому-то дорогу, и его просто убрали. Конечно, он не просто утонул, а его убили. Но то, что его нет в живых уже два с половиной десятка лет, не вызывает никакого сомнения. И вопрос, который меня очень интересует, собственно, только один.

– Какой же?

– Кто придумал историю об их встрече с Антониной Демидовой на Цветном бульваре. Сама Антонина или твоя Аглая Тихоновна?

– А зачем Аглае Тихоновне это придумывать? – с удивлением спросила Катя. – Кроме того, она никак не могла знать ни про пропавшее из квартиры родителей золото, ни про то, что тогда, в шестьдесят девятом, пьяный Зимин после их с Ириной отъезда приходил к Антонине искать их адрес. Этого никто не мог знать, кроме Антонины.

– Да, это так, – согласился Бекетов. – Узнав о смерти своей бывшей подруги, которую она не видела пятьдесят лет, твоя Аглая Тихоновна никак не должна была вспомнить их беспутного одноклассника. И связать это убийство со смертью своих родных тоже не должна была.

– Вот видишь, – воскликнула Катя, даже не заметив, что вдруг перешла с суровым Бекетовым на «ты».

– Тогда остается только одно. Спустя пятьдесят лет после расставания со своей старой подругой Антонина Демидова приехала в Москву, к своей внучке. Тут она случайно узнала, что Аглая Колокольцева жива-здорова и живет совсем рядом. Антонина увиделась с Аглаей и поведала ей выдуманную историю о встрече с человеком, которого Колокольцева не любила и боялась. Она сделала все, чтобы запугать Аглаю Тихоновну рассказами о том, что этот самый человек ищет ее и когда-то украденное золото, а затем смогла повернуть ситуацию так, чтобы ее пригласили на день рождения к Колокольцевой, то есть в ее квартиру.

– Да, но зачем?

– Возможно, она много лет думала о рассказанной когда-то Зиминым истории о золоте. Из рассказа выходило, что золото здесь, в Москве, у Аглаи. Возможно, она решила его получить. К примеру, для того, чтобы купить внучке квартиру. Помнишь, твоя Аглая рассказывала, что она переживала, что ее Тонечка вынуждена жить в съемном жилье?

– Никак не могу привыкнуть к тому, что Аня – Тонечка, – мрачно сказала Катя. – И ко всей дикости происходящего тоже привыкнуть не могу. Если Зимина давно нет в живых, если Антонина решила обокрасть Колокольцевых, а для этого втиралась в доверие и запугивала Аглаю Тихоновну несуществующей угрозой, то кто тогда убил Антонину?

– Тот, кто решил ее остановить, – тихо сказал Бекетов. – Вот что, Катя, расскажи-ка мне все, что знаешь о близком окружении Колокольцевых. Получается, что кто-то из тех людей, которые вхожи в семью, мог забеспокоиться из-за появления Антонины. Кто-то за ней явно следил.

1994–1996 годы, Москва

Кто-то за ней явно следил. Оля Каплевская, студентка второго курса геологического факультета МГУ была в этом совершенно уверена. Кто и почему вдруг установил наблюдение за восемнадцатилетней девчонкой, она не знала, но факт оставался фактом: этого мужчину, всегда одного и того же, она видела каждый день уже вторую неделю. Когда она сбегала со ступенек университетского корпуса, он околачивался под деревом неподалеку, когда выходила из библиотеки – сидел на лавочке у входа, а пару раз Оля видела его и у собственного дома, в котором они с мамой теперь жили вдвоем.

По отцу, умершему от рака после года борьбы, Оля скучала ужасно, но, как это ни цинично звучало, была рада, что он, наконец, умер. Точнее, рада тому, что смерть оборвала нечеловеческие страдания, на которые был обречен самый главный человек в ее жизни. С мамой у нее отношения были ровные, но не особо теплые. Мама была женщиной суровой, как и положено блистательному хирургу, постоянно пропадала в больнице, приходила вымотанная и физически, и эмоционально, сил на эмоции у нее уже не оставалось, да и нежной она не была.

С отцом все было по-другому. Конечно, Владимир Каплевский, скрипач с мировым именем, много гастролировал, проводя за границей по нескольку месяцев подряд, зато, когда он возвращался, в жизни Оли наступал праздник, в котором было много объятий, смеха, подарков, безудержной отцовской фантазии и буйства эмоций. Оля Каплевская выросла в безусловной любви, которой ей сейчас отчаянно не хватало.

Отец уходил в тот нелегкий год, когда Оля оканчивала школу и определялась с выбором будущей профессии. Мама, разумеется, хотела, чтобы она была врачом, папа – музыкантом, но Оля не чувствовала в себе тяги ни к отцовскому, ни к материнскому поприщу. С самого детства ее интересовали камни, а еще путешествия. Маленькая Оля не могла усидеть на месте дольше пятнадцати минут, ее все время тянуло на открытия и исследования, а счастливее всего она чувствовала себя тогда, когда садилась в самолет или поезд, чтобы отправиться к новым, неизведанным местам. Из этой ее страсти и родилась будущая специальность – Ольга твердо решила, что станет геологом.

Когда она открылась родителям, папа уже болел, отчаянно борясь с коварным недугом, исподволь подтачивающим его силы и решимость выжить, а маме, пожалуй, было все равно. Папины похороны пришлись на разгар выпускных экзаменов в школе, и, пожалуй, мало кто удивился бы, если бы Оля их завалила или не поступила в институт. Но Оля была убеждена, что любое дело, за которое берешься, нужно делать максимально хорошо, поэтому школу она окончила с золотой медалью, как мама когда-то, и в университет поступила легко, словно играючи.

Пока она готовилась к экзаменам, ей становилось немного легче. Она говорила себе, что папа просто уехал на очередные гастроли и скоро вернется, и оттого было не так больно приходить в пустую квартиру, все еще хранившую как отцовские вещи, так и одному ему присущий запах. Отца не стало в мае, а в сентябре в Олиной жизни появился Вася Антонов, снявший с ее плеч большую часть невыносимой скорби. С Васей все стало совсем иначе.

Мама появления в Олиной жизни Васи, кажется, даже не заметила. Она все так же пропадала на работе, дежурила ночами, разрабатывала сложные операции. Оля знала, что медикам задерживают зарплаты. Всем в их стране задерживали зарплаты, при условии, конечно, что работа была в принципе, но на жизни их семьи это никак не сказывалось. Деньги были, и еда в холодильнике была, и новые сапоги, если Оля говорила маме, что старые порвались, и джинсы, и модные польские кофточки.

Сама мама одевалась в «Березке», и Оле тоже иногда перепадали оттуда какие-то вещи, хотя модницей она, в отличие от мамы, не была, предпочитая джинсы любой другой одежде. Для будущего геолога это было правильно. Вопросов о благосостоянии семьи Оля не задавала, знала, что отец оставил достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались. Работая за границей, он получал гонорары в валюте, и мама, обладая врожденным чутьем, ни в какие банки ее не относила и ни в какие сомнительные сделки, типа скандального МММ, не вкладывалась.

Вокруг жили иначе. Семья того же Васи едва сводила концы с концами в провинциальной глубинке. Завод, на котором работали его родители, закрылся. Мать устроилась нянечкой в детский сад, откуда носила домой продукты: молоко, масло, мясо. Отец, инженер по профессии, брался за починку всего, что ломалось у соседей, тем и жили, умудряясь еще учить сына в Москве. Денег Васе, конечно, никто не присылал, и он с первого курса подрабатывал, где мог, как правило, грузчиком или дворником. А вот продукты с собственного огорода и все то же украденное у детей мясо и масло раз в две недели мать привозила электричкой, и Вася ходил ее встречать, а потом тащил в общежитие полные сумки, на содержимом которых нужно было продержаться до следующей партии еды.

Конечно, Оля, как могла, подкармливала Васю, приглашая его после учебы домой, но он был очень гордый и стеснялся есть чужую еду, хотя по убранству их квартиры было ясно, что Каплевские не бедствуют и уж точно не голодают.

– Твоя мама не хочет поставить вторую дверь или хотя бы врезать дополнительные замки? – как-то спросил у Оли Вася. К тому моменту они дружили уже около года. И даже Оля при всей ее наивности понимала, что они вовсе не только дружат.

Они удивительно подходили друг другу: высокие, красивые, оба белокурые и синеглазые. Со стороны они смотрелись как брат с сестрой, но Вася питал к Оле совсем не платонические чувства, а у нее при каждом взгляде на него немного кружилась голова.

– Зачем? – не поняла она вопроса про дверь и замки, потому что думала о том, когда же все-таки он осмелится ее поцеловать.

– Затем, что у вас квартира как музей. В ней полно антиквариата, и все это стоит бешеных денег, а вы живете одни, две женщины, и частенько не бываете дома. Ты что, не знаешь, что в стране беспокойно, и в Москве тоже?

Оле действительно мысль о том, что их могут ограбить, не приходила в голову. И маме, видимо, не приходила тоже. По крайней мере, когда Оля передала ей разговор со своим другом, то мама наморщила лоб и посмотрела на дочь с удивлением, словно видела ее впервые.

– Ты думаешь, что нас могут ограбить?

– А почему нет? – резонно уточнила Оля. – Времена неспокойные.

– Но у нас дом в самом центре с консьержкой в подъезде. Тут и чужих-то не бывает, – заметила мама. – Но ты права, я действительно никогда об этом не думала.

– Мамочка, ты же сама мне рассказывала, как в Магадане ограбили вашу квартиру и убили твоих родных, – голос Оли немного дрожал, потому что она вдруг представила, как это было ужасно. – Почему же ты так безмятежно относишься к тому, что история может повториться?

– Ты права, я слишком легкомысленно относилась к вопросу нашей с тобой безопасности, – ровным голосом сообщила мама. – Я благодарна твоему другу за то, что он обратил на это наше внимание, но теперь ты мне поведай о том, а что это за такой глазастый друг.

В результате в доме действительно появилась металлическая дверь с крепкими замками, а Васю пришлось знакомить с мамой, и ничего хорошего из этой встречи не вышло. Вася краснел, смущался и от этого дерзил, а мама смотрела ясными, ничего не выражающими глазами, а после Васиного ухода сказала, как припечатала:

– Доченька, я понимаю, что можно любить собак, причем всех, без разбора. Но приводить в дом дворнягу – не самое лучшее решение, особенно когда вокруг достаточно питомников с чистопородными кобелями.

– Что ты имеешь в виду? – вспыхнула Оля.

– То, что этот милый и, разумеется, очень красивый мальчик – тебе совсем не пара.

– Потому что он бедный?

– Богатство – дело наживное. А вот беспородное происхождение никуда не спрячешь. Твоя прабабушка была дворянка, между прочим. А прадед – известный советский дипломат.

– Мой прадед был зэком, которого охранял мой дед – начальник колонии, – парировала Оля.

– Не смей оскорблять моего отца. Он был порядочным и добрым и, кстати, практически вторым человеком, руководившим целой областью. И уж против чего ты не сможешь возразить, так это против кристальной репутации твоего отца – музыканта, которого знали во всем мире. Да и я, знаешь ли, себя не на помойке нашла.

– Вася тоже не с помойки! – закричала Оля. Упрямством она, пожалуй, была маме под стать. – Да, он из провинции и из бедной семьи, но он учится лучше всех на курсе и обязательно добьется успеха. И да, я его люблю.

– Люби на здоровье, – мама улыбнулась надменно, свысока. – Просто никак не ожидала, что у тебя, дочери своего отца и моей дочери, могут быть такие плебейские вкусы. Не для того я вырвалась из Магадана и победила Москву, одна, без родителей, без связей, только своим горбом и усердием, чтобы ты добровольно, не по этапу, возвращалась в свой «Магадан». Я не возражала, когда ты выбрала странную, неженскую профессию, предусматривающую круглогодичное ношение штанов и ночевку в палатках. Меня это удивляло, потому что твоя бабушка и прабабушка никогда в жизни не носили брюк, да и я стараюсь следовать их примеру, но я не возражала. В конце концов, хорошо, когда у женщины есть свои интересы в профессиональной сфере. Но неужели ты не видишь, что с этим мальчиком у тебя не будет будущего?

– Мое будущее – мое дело! – запальчиво закричала Оля. – Или что, ты выгонишь меня на улицу? Откажешь от дома?

Мама рассмеялась весело, задорно, как колокольчик прозвенел.

– Разумеется, нет, – отсмеявшись, сказала она. – Это твой дом, и ты моя дочь, даже если ты и станешь самым большим моим разочарованием в жизни. В конце концов, он действительно красив как бог, хоть и простоват. Этого у него не отнять. Я понимаю, ты влюбилась. И я также понимаю, что тебе нет необходимости, как мне когда-то, принимать взвешенное решение и влюбляться только в достойного. У тебя есть в жизни стартовая позиция, у меня ее не было. Так что люби на здоровье своего Васю. Дальше будет видно, как жизнь повернется. Может, он меня еще удивит, и окажется, что его есть за что уважать.

Так Оля получила «благословение» встречаться с Васей, не таясь от мамы, и примерно в это же время заметила слежку, которая ее если не напугала, то озадачила. О наблюдающем за ней мужчине она, разумеется, сказала Васе, и тот все рвался подойти к обидчику и накостылять ему хорошенько, чтобы даже не думал приближаться к Оле. Еле она его отговорила.

Подумывала Оля и о том, чтобы рассказать про неприятного незнакомца маме, но сначала все откладывала неприятный разговор, опасаясь аномальной маминой реакции (в случае с мамой никогда и ни в чем нельзя было быть уверенной), а потом мужчина и вовсе куда-то исчез, оставив ее в покое.

Оле было приятно думать, что он наблюдал за ней, чтобы проследить до квартиры, выбрать время, когда там никого не будет, и ограбить, но его остановила тяжелая металлическая дверь и надежные замки, а также Вася, после обнаружения незнакомца не оставляющий Олю в одиночестве ни на минуту. Как бы то ни было, непонятная слежка закончилась так же внезапно, как и началась. И если еще около месяца Оля постоянно вертела головой, пытаясь обнаружить странного наблюдателя, то потом расслабилась, а со временем и вовсе забыла о нем.

В ее юной жизни было слишком много хорошего: университет, любимое интересное дело, Вася, друзья, мама, книги, память об отце и его скрипка, бережно хранившаяся в бывшем отцовском кабинете, первая любовь, которая, вопреки маминым надеждам, не проходила, а наоборот, расцветала, становилась все крепче. И помнить о чем-то плохом, тем более мимолетном, не нанесшим вреда и, пожалуй, даже не превратившимся в сформулированную угрозу, совершенно не хотелось.

К разговору с мамой о Васе она, впрочем, однажды все-таки вернулась. Было это год спустя, на третьем курсе, когда Оля неожиданно поняла, что беременна. Вася, узнав о ребенке, обрадовался так, что Оле показалось, будто он сошел с ума. Он прыгал по комнате в каком-то диком танце, издавал гортанные крики, а потом схватил Олю на руки и закружил по комнате.

– Ты станешь моей женой, – все повторял он, – ты выйдешь за меня замуж, родишь мне ребенка, мы будем жить здесь, в этой квартире. Я знаю, что твоя мать терпеть меня не может, но не выгонит же она тебя на улицу.

В том, что мама никогда от нее не откажется, Оля была уверена, но к разговору, который грозил стать тяжелым, все-таки готовилась несколько часов и отчаянно трусила. Как ни странно, к ее новости мама отнеслась спокойно, лишь улыбнулась, грустно заметив, что стареет, раз ей пришла пора становиться бабушкой.

– Что ж, свадьба так свадьба, – сказала она и потрепала Олю по голове. – Разумеется, вы будете жить здесь, у меня, по крайней мере, пока не окончите университет. Тебе будет нужна помощь с ребенком, да и жить вам без меня будет совершенно не на что. Ты должна обещать мне только одно.

– Что именно? – осторожно спросила Оля, не зная, радоваться ей материнской покладистости или огорчаться.

– Если у вас родится девочка, то вы назовете ее в мою честь. Аглая Дмитриевна и Аглая Тихоновна в нашей семье уже были, что ж, готовимся встречать Аглаю Васильевну.

– Ну, конечно, это я обещаю, – легко согласилась Оля, уверенная, что у нее родится мальчик. – Вот только фамилию Васину возьму. Говорят, для мужчин это важно. Мам, то есть ты совсем не переживаешь, что я выхожу замуж за Васю?

Мама немного помолчала перед тем, как ответить.

– Видишь ли, дочь, – сказала она, наконец. – Я по-прежнему убеждена, что твой будущий муж выбрал не тебя, а всю нашу семью, в целом. Он женится на нашей квартире, моих деньгах и связях, твоем образе жизни. Не перебивай, потому что ты сама спросила, и теперь выслушаешь мой ответ. Возможно, он при этом любит тебя. Ты чудесная девочка, умная, добрая, красивая, и, совершая эту сделку, он ничего не теряет. Но, видишь ли, это неважно. Даже если вы разведетесь, даже если ты не будешь счастлива с ним и останешься одна, я не вижу в этом никакой катастрофы. У нас есть возможности вырастить твоего ребенка хоть с Васей, хоть без Васи. И даже неудачный опыт ценен. Ты ни за что меня не простишь, если я разрушу твой брак, потому что ты любишь его, этого прыткого отца твоего ребенка. Любишь и хочешь ему верить. И ты даже представить себе не можешь, как я тебя понимаю. В конце концов, так уж сложилась моя жизнь, что я всегда любила только одного мужчину. Одного, и никто так и не смог его заменить. Я была бы счастлива жить с ним до конца моих дней. И если ты сейчас хочешь того же, что ж, бери то, чего ты хочешь.