Вечный двигатель маразма
Я попятилась. Ваза ушла вправо. Я полетела за ней и вломилась в шкаф. Дверь его отъехала, вывалилась гора вещей: ботинки, щетки для чистки обуви, рожок, электросушилка, штук шесть портфелей Степы, противогаз, огнетушитель, автомобильная аптечка и несколько кассет для видика, которого уже лет десять как в доме нет. Я изумилась. У нас есть противогаз и огнетушитель? Зачем кассеты? Надо, наконец, разобрать гардероб!
Ваза застонала и… легла на пол. Меня выдернуло из горы хлама. Я на животе проехала до «китайской» красоты и влетела в ее широкое горло.
Рост у меня невелик, вес ему соответствует, на мне лучше всего сидят вещи для тринадцатилетних подростков. Хотя недавно к нашей бухгалтерше в офис приходила ее дочь-шестиклассница, у девочки был такой красивый бюст, о котором мне остается только мечтать. Меня без проблем втянуло головой внутрь вазы.
– Степа, – запищала я, – Степа!
От неожиданности произошедшего голос у меня почти пропал. А мужа, как я уже рассказывала, не разбудить даже канонадой.
В первую секунду мне захотелось зарыдать, потом я прошептала:
– Слезами горю не поможешь. Думай, что делать!
Оцените по достоинству положение, в которое попала девушка Тараканова. Я нахожусь внутри здоровенной вазы, головой ко дну. Руки прижаты к бокам. На ладони намотаны концы резинового шланга, распутать их я не могу. Я сейчас как шпротина в банке. И что можно сделать? Выползти!
После нескольких неудачных попыток я стала медленно двигаться в обратном направлении. Когда половина тела очутилась на полу в прихожей, меня охватила эйфория. Ура! Скоро победа! Я сделала еще один сильный рывок! Ну!!! Ваза заскрипела и вмиг приняла вертикальное положение. Я снова провалилась внутрь и встала на голову. Воображение нарисовало такую картину. Звенит будильник, Степа, конечно, не просыпается. Очнется он не ранее девяти, удивится, что я его в нужный час не растолкала, но не испугается, решит: Вилка забыла его разбудить. Потом Дмитриев выйдет в коридор, отправится в ванную, на кухню… Ему незачем сразу топать в прихожую, в холл он выберется через час, не раньше. А там ваза, из которой торчат ноги. Интересно, я на тот момент еще буду жива? Сколько времени женщина может простоять на макушке, если она стоит на ней впервые в жизни? Простите за тавтологию, но как высказаться иначе? Нет, надо изо всех сил раскачивать вазу! В носу зачесалось, на дне вазы скопилось много пыли. Понятное дело, внутрь уродины никто с пылесосом не лазил. Я чихнула и на секунду оглохла от звука. Ваза пошатнулась и упала. С воплем «Банзай» я в одну секунду вылетела из нее, размотала концы шланга, встала и увидела: подарок Жени слетел с подставки.
– Альтернативная программа, – вякнул «Волшебник», который во время моей возни со шлангом и вазой молчал.
– О нет! – простонала я. – Сейчас же заткнись! Прекрати вещать! Отказываюсь тебя слушать!
– Альтернативная программа прыжков заменена самовольно на классическую японскую борьбу сумомативоно, – продолжал «Волшебник», – штрафные санкции исчерпаны. Есть недостаток калорий. Съешьте яблоко.
– Отстань, – буркнула я, – пойду посплю часок.
– Съешьте яблоко, съешьте яблоко, – забубнил «Волшебник», – штрафные санкции за отказ выполнить приказ активируются через пять минут. Съешьте яблоко.
Услышав про новое наказание, я горной серной метнулась к холодильнику. Завтра с утра никаких тостов с маслом и сыром. Один огурец и две редиски! А после пресс-конференции, которая состоится вечером, я расторгну договор и верну им деньги. И забуду на всю жизнь про чудо-пояс!
Глава 11
– Ангел мой, – улыбнулась Ксения Петровна, – у вас есть дети?
– Нет, – ответила я.
– Принципиальное нежелание или что-то со здоровьем? – продолжила интересоваться мать Любы.
– Есть проблемы, которые медицина пока не способна решить, – призналась я, – по всем показателям я совершенно здоровый человек. Если посмотреть на результаты моих исследований, то нет никаких препятствий для появления ребенка. Но ничего не получается.
– Господь не дает, – вздохнула Ксения Петровна, – сама слышала такую фразу. Мы с мужем не верили в Бога, он был коммунистом, я тоже член партии. Не подумайте, что у нас были идейные соображения, романтические желания вроде «построим светлое будущее во всем мире, люди станут жить счастливо». В советские годы бездетную пару не выпускали за рубеж, боялись, что супруги сбегут в загнивающий мир капитализма. Так раньше в газетах писали: «Загнивающий мир капитализма». Помню, как мы с Сережей оказались на гастролях в Париже. Пошли вечером гулять. Столики на улицах, люди ужинают, веселые все… Муж шел, шел, потом говорит: «Ясное дело, капитализм загнивает, но какой аромат!»
Ксения засмеялась.
– Хорошо, что мы одни были, удрали от группы. Сопровождающий кагэбэшник точно бы начальству про фразу дирижера настучал, и кататься тогда нам с мужем только по СССР, не видать больше Парижа. К чему я это вспомнила? Ах да, в Бога мы не верили, полагали, что наука поможет. Но ничего не получалось. Врач шепотом посоветовал:
– Пусть Ксения съездит в городок Красный Факел. Там живет знахарка, если уж она не поможет, то придется вам смириться.
Мы с Сережей рассмеялись, муж доктору сказал:
– Не тринадцатый век на дворе, у медицины огромные возможности, найдем специалиста.
И вот тогда гинеколог произнес:
– Вам наследника Господь не дает. Не в телесных проблемах дело, в душевных. Сходите в церковь, посоветуйтесь с батюшкой. Наука в вашем случае бессильна! Тут молитвы, пост требуются, покаяние, надежда на милосердие Божие. И пусть Ксения съездит к Амвросии. У нее осечек не бывает. Если она возьмется с вами заниматься, успех гарантирован. Поверьте, вы не первые в моей практике с такой проблемой. На вас проклятие лежит.
Ксения посмотрела на меня.
– Представляете, в каком состоянии мы из кабинета вышли?
Двинулись на выход, Сережа негодует:
– Что за чушь врач нес? Да за такие речи диплома лишают! Развел поповщину!
Я тоже от гнева киплю, открываем дверь на улицу, а прямо у входа стоит дама. Лето было, она в легком платье, и сразу видно, что беременна, вот-вот рожать. Уже не молодая, к сорока подкатывает.
Ксения пододвинула ко мне поближе вазочку с конфетами.
– Угощайтесь. Вам сладкое можно, а вот мне из-за лишнего веса запретили. Вот как тот гинеколог, который меня от бесплодия лечил, говорил, так и получилось. Он объяснил:
– Вам сейчас прописали разные препараты. Их прием аукнется вам в старости, самое невинное, что вас ждет: ломкость костей. Сердечно-сосудистые проблемы намного хуже, их вы тоже получите.
Хозяйка взяла мою чашку и поставила под кран электросамовара.
– А потом он про знахарку завел. Ох, я все время с главного пути на боковые дорожки съезжаю. Путано рассказываю.
– Нет, нет, я отлично вас понимаю, – заверила я.
Ксения развела руками.
– И что? Теперь я могу ходить, но не очень долго. В основном по дому передвигаюсь. Гинеколог верно предсказал – ломкость костей. Я в свое время упала, повредила шейку бедра. Спасибо, операцию сделали. К чему я это вспомнила? Да просто так, конфеты вам предложила, а сама есть не могу, врач запретил. О чем мы говорили? Ах да, беременная дама у двери. Нам сразу ясно стало, что она не дворником работает. Одежда импортная, туфли, сумка, все не советское. Духи французские, серьги, кольца – дорогие, укладка свежая. В те годы она из толпы выделялась. Бабы в СССР в сорок рожали редко. Тогда считалось: если ты к двадцати пяти годам не обзавелась парочкой наследников, то убогая совсем. Женщина шаг сделала, споткнулась, Сергей ее подхватил. Она стала его благодарить, потом вдруг тихонько так протянула:
– У вас лица грустные, встревоженные. Сложности с зачатием?
Я не склонна была делиться интимными проблемами с посторонними, но вдруг кивнула.
– Да.
Незнакомка оглянулась по сторонам.
– В этой клинике много гинекологов, но большого толку от них нет. Мой вам совет, поезжайте ко Льву Косточкину, он гений. Мне все говорили: шансов забеременеть нет. А теперь вот-вот рожать.
– С нами у доктора не получилось, – мрачно произнес Сергей. – Сегодня он отказался, чушь понес про знахарку. Мракобесие в двадцатом веке!
Дама показала на белую «Волгу», которая стояла у тротуара.
– Давайте сядем на пару минут в мой автомобиль, я вам расскажу кое-что.
Глава 12
Ксения Петровна взяла из вазы конфету, повертела ее и вернула назад.
– Своя «Волга», одежда-духи, сама за рулем… В советской стране такой набор свидетельствовал о принадлежности к элите. Муж или из крупных партийных работников, или из творческой интеллигенции. Она, наверное, тоже нас вычислила: хорошо одеты, вещи импортные. Стало понятно, что мы люди одного круга. Незнакомка назвалась Надей, фамилию не сообщила, рассказала, что много лет лечилась. Результата ноль. Знающие люди посоветовали ей Льва Николаевича Косточкина. Надежда отправилась в Подмосковье, и… процедура прошла успешно!
Ксения облокотилась о стол.
– Мы не поняли. Сережа спросил: «Процедура? Какая?»
Надя пустилась в объяснения:
– Новаторский метод. Официальная медицина его не признает. Косточкина выгнали из НИИ. Ехать надо с мужем или с тем, от кого ребенка хочешь. Жена Льва очень просила никому про них не рассказывать, Косточкину может здорово нагореть, он берет за услуги деньги. Только ради науки. Если у доктора не будет средств, он не сможет продолжать работу. Придет ко Льву Николаевичу семья без копейки в кулачке, услышит про цену и от злости, что они нищие, воспользоваться процедурой не могут, телегу накатает в милицию. Контакт гинеколога можно только семье со средствами дать, приличным людям, которым доносы строчить мерзко! Вы мне такими показались. Поэтому я и рискнула.
– На следующий день мы помчались в область. Сережа сказал: «Плевать, кто нам наворожит. Бог, черт, наука… Лишь бы помогло!»
Ксения улыбнулась.
– И… все чудесно станцевалось! Родилась Люба. Мы прямо с ума от счастья сошли. Девочка нашим божеством стала! Мы ее на руках носили, все ее желания исполняли. Обожали безмерно. Доченька, несмотря на родительскую любовь, росла неизбалованным ребенком. Ну, в подростковом возрасте были проблемы, как у всех. В семнадцать лет Любочка превратилась в ангела! Кто мог написать мерзкую книжонку, которую вы мне показали, понятия не имею! Наша семья никому не причиняла зла.
– Вы когда в последний раз общались с Любой? – осторожно спросила я, уже понимая, что у пожилой дамы есть проблемы с памятью.
– Она мне на дню по сто раз звонит, волнуется. Послушайте, – улыбнулась Ксения.
Она подошла к телефону, который стоял на консоли, и нажала на кнопку.
– Мамочка, – затараторил характерный, чуть картавый голос Любы. – Почему ты не отвечаешь? Что-то случилось? Надеюсь, ты просто умываешься. Перезвоню через десять минут.
Дама засмеялась.
– И впрямь, я находилась в ванной, за шумом воды не слышала звонка.
Меня охватило безмерное удивление.
– Вы дружите с дочкой?
– Естественно, – пожала плечами хозяйка, – а как же иначе?
– Но… история с квартирой, – стала заикаться я. – Любовь получила хоромы, а вы однокомнатную на окраине и…
Ксения показала на окно.
– Гляньте, что там, рукой подать, стоит?
Я подошла к окну.
– Вроде больница.
– Частная клиника, – уточнила балерина, – прекрасный центр реабилитации. Единственный в Москве, куда берут немолодых людей с моим «букетом» болезней. После того как я сломала шейку бедра, потребовался курс реабилитации. А его можно пройти только здесь. Теперь представьте, каково мне из центра сюда каждый день ездить? Нужно вызвать такси, встать в пять утра, приехать в центр к восьми, в полдень назад. Мне объяснили: занятия на тренажерах, бассейн, массаж – каждый день. Только тогда будет результат. И что? Как только я приступила к занятиям, начала ходить, долго, правда, не выдерживаю, но передвигаюсь по дому самостоятельно. На процедурах бываю через день. Понимаете? В моем случае лучше жить в шаговой доступности от клиники. Да я не одна такая! В доме, куда я переехала, живет несколько спинальников, они в том же центре реабилитируются. Хорошо, хоть однушка для меня здесь нашлась. И проблема с квартирами в разных концах города не у меня, а у Любы. Не я к ней, а она ко мне постоянно катается.
– Ясно, – пробормотала я, хотя мне ничего было не ясно.
Ксения показала пальцем на книгу, которая лежала на столе.
– Дорогая Виола! Понимаю вашу озабоченность. Ваше имя использовано в дурных целях. Но я вам в этой ситуации ничем помочь не могу. Почему вы пришли ко мне?
Говорить правду, что я решила, будто пасквиль написан моей собеседницей, явно не стоило.
– Поскольку в книге указано много подробностей из вашей личной жизни, я предположила, что вы можете знать автора. Вероятно, это одна из ваших подруг.
Хозяйка поморщилась.
– Близкая подруга! О нет! Когда-то моя мама посоветовала юной дочери: «Ксеньюшка, запомни, чем больше приятельниц ты впускаешь в свое окружение, тем сильнее рискуешь остаться без мужа. Большинство женщин не может спокойно видеть чужое счастье. А мужчины, как дети, видят, яблоко на ветке перед носом покачивается, раз, и сорвут его. Поэтому первое правило: общайся с подругами всегда вне дома, в гости приглашай их редко. Второе: все женщины, с которыми ты решишь поддерживать отношения, должны состоять в счастливом браке и быть непривлекательными. Третье: никогда не жалуйся никому на супруга. Четвертое: не отпускай никуда его одного. Если мероприятие предполагает присутствие только мужчин без жен, незачем твоему суженому туда ходить. Прямо не запрещай, сделай так, чтобы он сам дома остался. Предложи мужу нечто более привлекательное, чем компания. Изучи его, и легко справишься с этой задачей». Мама меня научила, что друзья у мужа и жены должны быть общие. Только так, порознь ни с кем не общайтесь. Правил мать мне сообщила много. Я их усвоила и всегда вспоминаю мамулечку с любовью и благодарностью. Благодаря ее мудрости я прожила очень счастливую жизнь. У нас с супругом была в друзьях только одна семья. Но Таня и Андрей давно уехали в Америку, уж много лет, как я с ними связь потеряла.
– Может, домработница? – предположила я.
Ксения сделала резкий жест рукой.
– Следуя маминому совету, я не допускала, чтобы прислуга жила в моем доме. Только приходящие бабы, два раза в неделю. Каждая работала по году, потом мы расставались. Поломойка получала премию, подарок, я ей вежливо говорила: «Простите, дорогая, у нас с супругом намечаются длительные гастроли за границей. В Москву вернемся через пару лет. Очень жаль, вы замечательная помощница по хозяйству. Вот здесь в конверте прекрасная характеристика от меня». И все. Более мы не встречались, имен всех не помню. Но, думаю, их уж никого нет. Памятуя советы мамы, вначале я нанимала баб старше Сергея лет на десять, а когда муж состарился, стала подыскивать многодетных. Очень берегла свой брак.
– Вроде у вас есть родственница? – не успокаивалась я.
– Галина, – протянула Ксения, – мда. Была такая. Наши пути разошлись очень давно. Очень.
– Почему? – бесцеремонно поинтересовалась я.
Ксения кашлянула.
– По личным причинам. В разрыве отношений всегда виноваты двое. И не всегда близкие становятся близкими людьми. Надеюсь, вы поняли мой каламбур. Мы с Галиной никогда тесно не дружили. Она ничего обо мне не знает. И, уж поверьте, эта особа не способна написать книгу.
– Если на обложке указано имя автора, то не факт, что он сам написал текст. Достаточно наговорить некие сведения на диктофон и отдать редактору, который сделает книгу воспоминаний, – улыбнулась я, – так поступают многие знаменитости.
Ксения засмеялась.
– Виола, ключевое слово в вашей речи «знаменитость». Галина никогда ею не была. Я стала звездой, мое имя знал весь балетный мир и его до сих пор вспоминают в профессиональных кругах. Слова «Sic transit gloria mundi», перевожу с латыни: «Так проходит мирская слава», ко мне не относятся. Зрители и сейчас помнят балерину Гасконину. Мне установили в Мексике памятник…
Я не смогла удержать возгласа удивления:
– Памятник? При жизни?
Глава 13
Ксения встала, подошла к старинному буфету, достала альбом с фотографиями и подала его мне.
– Много лет назад я, еще незамужняя, юная балерина, получила первую сольную партию. Очень волновалась перед спектаклем, на сцене выложилась по полной, знала, что в зале сидят несколько балетных критиков и пара человек, от которых во многом зависит моя судьба. На следующий день меня вызвали в дирекцию театра и объявили: «Вас приглашает в Мехико в свой театр Мигель Диас». Я, наивная, сразу отказалась:
– Спасибо, мне хочется танцевать дома.
Начальство сверкнуло очами.
– Я не спрашиваю вашего согласия. Сообщаю наше решение. Вы летите в Мексику.
Я чуть не зарыдала.
– За что? Почему вы лишаете меня счастья выходить у вас на сцену! Всегда мечтала работать только здесь! Я плохо вчера исполнила партию?
Директор убрал суровость.
– Ксения! Господин Диас очень нужный нашей стране человек, страстный любитель балета. В Мексике он создал театр, который существует на его личные средства. Вчера Диас присутствовал в ложе и восхищен вами.
У меня слезы по щекам покатились. Географию я вообще не знала. Где эта Мексика? На краю света. Там плохо, грязно, люди нищие. Вот такие представления жили в моей голове. Откуда они взялись, я понятия не имела. Начальник неожиданно подошел ко мне, обнял меня и тихо заговорил:
– Дурочка. Весь коллектив на мыло от зависти к тебе уже изошел. К Мигелю каждая готова нестись босиком. Не видать бы тебе Мексики, если бы Диас на самом верху просто какую-нибудь приму для своего театра попросил. О тебе бы и не вспомнили. Но Мигель назвал твое имя. Потанцуешь там пару лет и вернешься. Здесь тебе Одетта-Одиллия пока не светят. И вопрос: засветят ли? А у Диаса все главные партии твои. У него там весь коллектив из Ленинграда, Москвы, Перми. Собственные кадры он пока не воспитал. Есть несколько местных балеринок, так они сотого лебедя на восьмой линии у озера изображают. В Москву вернешься со статусом этуали, звезды. Диас тебе потом и в Москве поможет, он хороший человек. И очень-очень-очень богатый. В СССР – он лучший друг тех, кто стоит у руля власти. Девочка, не глупи. Такая удача выпадает раз в жизни, хватай ее за хвост и улетай. Театр – это бассейн с акулами. Если ты не имеешь мощного покровителя, тебя вмиг сожрут.
Ксения усмехнулась.
– Я, наивная, возразила: «Я талантливая и трудолюбивая. Непременно прорвусь».
Директор меня по голове погладил:
– Дитя неразумное. Талантливых и трудолюбивых мало, их первыми на пельмени разделывают бездарные и ленивые, коих у нас много.
И я улетела в Мексику. Провела там несколько лет, влюбилась в эту прекрасную страну, объездила ее всю, узнала историю, подружилась с местной элитой, исполняла главные партии. Потом Диас умер. В Москву я возвращалась со слезами. Меня будто на части поделили: одна домой хотела, вторая мечтала навсегда остаться в Мексике. Директор оказался прав. Я вернулась в статусе звезды, меня сразу ввели в спектакль. Основная партия! Вот-вот премьера… И вдруг анонимка в горком партии, ушат грязи на Гасконину. Правды в том ведре нечистот не было, но меня сняли с роли. Ничего не объяснили, просто убрали. Я в слезах позвонила Пьетро, сыну Мигеля, он вместо отца у руля всех дел встал, и зарыдала:
– Хочу к тебе назад! В Мехико!
Пьетро расспросил меня и успокоил:
– Ложись спать! Не нервничай! Завтра местные жабы перед тобой на колени встанут и лбами в пол бить будут. Кураж, мой ангел, кураж. Я все улажу. Папа умер, жабенки решили, что ты теперь одна на ветру. Да у тебя я есть!
В шесть часов меня разбудил звонок директора.
– Ксеньюшка, дорогая, произошла какая-то ерунда! Никогда не хотел снимать вас со спектакля. Понятия не имею, кто повесил на доску приказ, я его не подписывал. Вы этуаль, звезда мирового масштаба…
И бу-бу, и гу-гу… Больше мне никто не гадил. Все поняли: Мигеля нет, да меня Пьетро опекает.
Ксения начала переворачивать страницы альбома.
– Тут мексиканские снимки. Перед театром Диаса возвели памятник: я в образе умирающего лебедя.
Хозяйка убрала на место альбом фотографий.
– Моя связь с Мексикой давно порвалась. К чему я это рассказывала?
– Вы были звездой, а Галина – нет, – напомнила я. – Она обычная, ничем не примечательная гражданка.
– Вот-вот, – сказала хозяйка дома. – Хотя почему «была»? Я и нынче не мумия балета. Меня помнят, у меня армия поклонников. Но Галина обо мне ничего не знает. Мы давно не общаемся.
– А с Настей вы поддерживаете отношения? – спросила я.
– Это кто? – искренне удивилась хозяйка.
– Дочь Галины, – напомнила я.
– А-а-а, – протянула Ксения, – ну да! Я ничего о ней сообщить не могу. Если случайно на улице столкнемся, друг друга не узнаем. В последний раз я видела девочку, когда та еще под стол пешком ходила. Жизнь нас развела по противоположным берегам. Дорогая, я только сейчас поняла, почему вы ко мне пришли. Мне приятно видеть в своем доме известную писательницу, но вы зря потратили время. Решили, что пасквиль накропала я? Да?
Я кивнула.
Балерина ухмыльнулась.
– Не смущайтесь. Сама могла прийти к такому выводу. Вы мне дали прочитать несколько страниц, и стало ясно: события, которые описаны, не происходили прилюдно, в них участвовало только двое. Я и дочь. Но ни она, ни я не брались за перо.
– Кто же тогда? – пробормотала я.
Ксения пожала плечами.
– Танцуй я до сих пор на сцене, меня сей вопрос мог бы и замучить. Балерине не пристало становиться героиней скандала и пересудов. Танцовщице надо парить над толпой, а свою личную жизнь прятать от посторонних, жадных до сплетен людишек. Но в нынешние времена произошли кардинальные изменения. Сейчас скандал является рекламой. Кто и зачем излил свою желчь и зависть на бумагу? Понятия не имею. Мне личность «писателя», мотивы, по которым он это сделал, абсолютно безразличны. Ныне моя жизнь размеренна, спокойна, она состоит из визитов в клинику, прогулок, чтения книг.
– Может, доктор? – уцепилась я за последнюю соломинку.
Ксения наклонила голову.
– Дорогая Виола, как вы себе это представляете? Я появляюсь в кабинете и говорю врачу: «Послушайте, как моя дочь не ладила со мной». У него на внимание к воспоминаниям старухи нет ни времени, ни желания. И…
Она показала пальцем на брошюрку, которую я положила на стол.
– Весь этот бред за один визит изложить невозможно. Тут потребуются месяцы! А я не посещаю психотерапевта. Простите, дорогая Виола, очень приятно беседовать с вами. Но скоро придет Любочка, мы собрались в торговый центр. Давайте я провожу вас до двери.
Делать было нечего, мне пришлось уйти.
Я спустилась во двор, села в машину и стала ждать. Надеюсь, Ксения Петровна не соврала, чтобы избавиться от докучливой гостьи, и Любовь на самом деле сейчас приедет к матери. Чтобы скоротать время, я поболтала с мужем, отправила ему на почту аудиозапись беседы с балериной. Потом включила радио и стала слушать новости.
– На Бюсинской улице горит ресторан режиссера Волынского, – заверещал женский голос, – жертв пока нет! В магазине «Кресла и столы» крыса укусила певца Круглова. Врач клиники имени Пустовойта избил звезду одного эпизода культового сериала «Ракета на тот свет» Анну Коргину, которая стала требовать бесплатный рецепт на дорогое лекарство. От тяжелой болезни скончался артист Ванякин. В мусорном баке нашли труп неизвестного. У него в кармане был билет в кино. Вы слушали новости культуры столицы. Не отключайтесь. Блям-блям. И о погоде!
Теперь зачастил мужчина:
– Сейчас в Москве льет дождь.
Я взглянула в окно. Может, я в Екатеринбурге? Надо мной чистое голубое небо, ни облачка.
– Ветер порывистый, – еще увереннее заговорил диктор, – временами шквалистый. МЧС предупреждает о возможности урагана. На столицу движется торнадо. Не ставьте машины под столбами, деревьями, рекламными щитами, у домов. Возможно обрушение ветхих сооружений. Блям-блям.
– Если любишь колбасу, приходи в Кукукозу, в нашем магазине, прямо на витрине… – запел визгливый дискант.
Я легла на руль. Почему журналисты обожают плохие новости? Нет бы рассказать об открытии нового магазина, об опытном докторе, который спас больного. Даже про плохие новости можно сообщать с оттенком позитива. Горит дом, пожарный вынес из огня старика, спас ему жизнь. А корреспонденты говорят и пишут только о плохом, хорошего они не замечают. Почему? И, на мой взгляд, новости культуры, это обзор новых спектаклей, сообщения о премьерах, а не доклад о криминальных происшествиях и крысе, которая покусала певца. Может, грызун не виноват, вдруг мужчина пел между нот и довел его этим до бешенства?