Смерть под уровнем моря
На лавочке у входа в сквер сидели немецкий офицер и молодая женщина в гражданском. Он что-то вальяжно говорил, она согласно кивала, явно боялась возразить.
О подобных историях Вадим слышал. Барышни, оставшиеся на оккупированной территории, особенно обладающие привлекательной внешностью, обзаводились влиятельными ухажерами, как правило, из офицерской среды. Это позволяло им иметь средства к существованию и относительную безопасность. Советская власть таких приживалок относила к изменникам, хотя вряд ли они активно сотрудничали с оккупантами. У многих были семьи, старенькие родители.
За парком потянулись роскошные особняки, бывшие царские бани, типография его императорского величества, где в предвоенные годы выпускались агитационные брошюрки и труды классиков марксизма. За типографией снова шла зеленая зона, шеренги кипарисов, магнолий, стена вечнозеленого лавра, листья которого домохозяйки обожают бросать в суп.
Местность справа понижалась к морю. За стеной деревьев возвышались серые зубчатые стены знаменитого Марининского дворца, в котором с середины двадцатых годов работал самый крупный в округе художественный музей. Кому принадлежал дворец до прихода большевиков, Вадим представлял смутно. Это не входило в его обязанности.
Он невольно остановился, потянулся к портсигару. Зрелище завораживало его, особенно в солнечный день. Все-таки умели эксплуататоры строить себе жилье и разбивать вокруг него парки. Стреловидные башни устремлялись в небо. Зубчатая ограда чем-то напомнила кремлевскую стену. Переплетения фигурных архитектурных элементов, скульптурные композиции на крыше, витиеватые балконы, красивые наличники окон-бойниц.
Островок загадочной чуждой жизни окружал живописный парк, который даже в оккупации сохранил лицо. Газоны, каменные фонтаны, островки зелени окружала помпезная решетчатая ограда, изящности которой позавидовал бы и Летний сад в Ленинграде.
Вадим докурил и зашагал дальше. Он присмотрелся и заметил людей, снующих по двору. Там стояли машины, громоздились какие-то ящики.
Судя по всему, в отдельных учреждениях начиналась эвакуация. Вадим усмехнулся. Ничего, со дня на день это мероприятие станет настоящей эпидемией.
От Парковой улицы вниз к замку вела мощеная дорога. Метрах в ста она упиралась в открытые ворота, за которыми, собственно, и наблюдалась активность. Там обрывалась Весенняя улица, которая с другой стороны пересекала Парковую и уходила по прямой на север.
С востока приближалась колонна трехтонных грузовиков. Вадим собрался перебежать дорогу, но передумал, решил дождаться, пока она проедет. Смерть под колесами не входила в его планы.
Но водитель головной машины начал притормаживать, включил левый подфарник. Грузовики с трясущимися бортами один за другим сворачивали к дворцу, грохотали мимо. Их кузова закрывали брезентовые тенты.
Сиротин мог бы перейти дорогу, машины не мешали ему, но он стоял и ждал. Колонна из трех грузовиков уже катила с горки.
На другой стороне Весенней стояла молодая женщина в берете и пальто. Она с суеверным страхом провожала глазами колонну, которая въезжала на территорию дворцового комплекса, прижимала к груди портфель из серой, не очень качественной кожи.
Женщина была неплоха собой. Она стала бы еще привлекательнее без кругов под глазами, повышенной бледности и скорбных морщинок в уголках рта.
Эта особа заметила немецкого офицера, который пристально ее разглядывал, испугалась еще больше, втянула голову в плечи. Она на всякий случай посмотрела по сторонам и побежала через дорогу. Оказавшись на другой стороне, женщина обернулась словно невзначай, убедилась в том, что офицер еще не начал движение, и облегченно вздохнула. Потом она торопливо засеменила вверх по Весенней улице.
Вадим перешел дорогу и двинулся по старой улочке. Та самая молодая женщина в поношенном пальто шла перед ним по другой стороне дороги. Простенькие ботинки без каблучков, берет намеренно надвинут на уши.
Но оккупанты и их пособники все равно обращали на нее внимание. Два упитанных капрала, куривших на крыльце, оба вылитые Швейки, забыли про сигареты и свою беседу. Они задумчиво уставились ей вслед, потом взялись обсуждать барышню, забыли даже честь отдать гауптману, проходящему мимо них.
Полицейский патруль шел навстречу. Вадим поморщился. Эти коричневые френчи цвета детской неожиданности начинали утомлять его. Два фашистских прихвостня не первой свежести вразвалку тащились по тротуару, подставляли небритые физиономии ласковому апрельскому солнышку.
Редкие прохожие прижимались к стенам домов. Кто-то предусмотрительно перешел дорогу так, словно туда ему и надо было.
Девушка поздно обнаружила опасность. Она смотрела под ноги, задумалась, подняла голову и испугалась.
Полицаи осклабились. Девушка машинально шагнула к проезжей части. Один из этих скотов ухмыльнулся и сделал то же самое. Потом он присел и растопырил лапы как вратарь, ловящий мяч.
Девушка втянула голову в плечи, сделала попытку их обойти. Они перекрыли ей путь.
Вадим чертыхнулся. Надо же, Красная армия у ворот, а они тут баб окучивают!
Сомнительно, что полицаи довели бы дело до греха – служба как-никак. Но они запугали бы барышню до полусмерти. Она им что-то говорила, порывалась идти дальше. Негодяи хихикали, заступали ей дорогу, хотя и не сказать, что распускали руки.
Вадиму пришлось по диагонали перейти дорогу. Он шел с хмурым лицом, сунув пальцы за отворот френча.
– Отстаньте от меня! Что вы хотите? Я работаю в музее. Вот мои документы, – возмущалась женщина.
Патрульные увидели офицера, смутились, прервали свои притязания, неловко отдали честь. Женщина быстро глянула на Вадима и втянула голову в плечи. Он небрежно махнул ладонью. Мол, проваливайте отсюда. Она засеменила дальше.
– В чем дело, господа полицейские? – спросил герр гауптман по-русски.
Полицаи на всякий случай продолжали торчать по стойке «смирно», сделали тупые лица.
– Так это самое, господин офицер, документы проверяем у подозрительных лиц. Старший наряда Горбенко!
– Вы должны нести службу, а не пугать добропорядочное местное население, лояльное к великой Германии! – заявил господин офицер.
Патрульные смотрели на него с непониманием. Он раздраженно отмахнулся. Дескать, пошли вон, к своей русской матери! Они отшатнулись и поволоклись дальше, испуганные и присмиревшие.
Как же Вадим ненавидел эту публику, возомнившую себя властью. Гнус, отбросы человечества, а ведут себя как хозяева жизни.
Женщина убежала вперед, куда-то свернула и исчезла.
Он шел дальше и вскоре поднялся к главной городской площади. Здесь тоже было не ухожено, валялся мусор.
Посреди центральной клумбы за мешками с песком расположилась зенитная батарея. Стволы орудий смотрели вверх. Под ними мельтешили немецкие каски. Гортанно покрикивал офицер.
Практической пользы от этой батареи не было. Красная армия никогда не будет бомбить городок, напичканный памятниками архитектуры и истории. Это удел англичан и американцев. Но если немцы поставят орудия на прямую наводку вдоль улицы Семнадцатого партсъезда, то у советских частей будут проблемы.
Надрывно гудели двигатели. Страшноватые вездеходы тянули через площадь тяжелые гаубицы.
Офицеру контрразведки СМЕРШ было ясно, что без упорного сопротивления немцы не сдадутся. Они будут пятиться, переходить в контратаки вдоль всего побережья, гробить красоты Крыма, пока не сдадутся или не погибнут в Севастополе.
Службы и учреждения уже эвакуировались. Из ворот выезжали трехтонные «опели» под тентами, брали курс на запад.
На восток проследовала пехота числом не менее батальона. Солдаты в касках, навьюченные оружием и снаряжением, шли по краю проезжей части, тяжело дыша. Колыхались карабины, шоркали подошвы. Многие были небриты, неопрятны, в испачканном обмундировании. Люди тоскливо смотрели себе под ноги, почти не разговаривали.
Эти парни, принесшие войну на чужую землю, все прекрасно понимали. Погуляли – и хватит, пора на убой. Они недавно вышли из боя и теперь отправлялись на другой участок.
У двухэтажного здания оккупационной администрации Вадим сделал еще одну остановку. Здесь стоило осмотреться. Особого внимания к своей персоне офицер вермахта не привлекал. Он прохаживался вдоль ограды, нетерпеливо посматривал на часы, словно ждал кого-то.
Во дворе администрации было людно. Там стояли легкие штабные автомобили. Солдаты с засученными рукавами выносили коробки, складировали их в правильном геометрическом порядке. Паники не было, царила деловая активность. Из открытого окна второго этажа доносился смех. К повальной эвакуации немцы пока не приступали, но первые голуби уже полетели.
Через дорогу за каменной изгородью в здании бывшего отдела НКВД размещался полицейский участок. У тротуара остановился небольшой бронетранспортер. Двое мужчин в офицерских мундирах двинулись к воротам.
Один из них на миг остановился и посмотрел по сторонам. Крепко сбитый, обросший щетиной, с колючими глазками. Короткие волосы лишь на верхней части черепа, все остальное выбрито.
«Не сам ли Жора Тернопольский в гости пожаловал?» – подумал Вадим.
Он дошел до шлагбаума. Из-за кустов проступала будка охраны. Часовой в звании обер-ефрейтора смотрелся неважно. Он тяжело передвигался, серые круги выделялись под глазами.
«Почки нездоровые, – подумал Вадим. – Целебный крымский климат не помогает».
Этот парень внимательно изучил документы визитера, сверил фото с его лицом, повертел в руках командировочное предписание.
– Вы прибыли из Севастополя, господин гауптман? – поинтересовался он.
– Да, солдат, у меня срочное дело к полковнику Краусу. Я могу пройти в здание?
– Да, безусловно, господин гауптман. Не смею вас задерживать. Но полковника Крауса сейчас нет на месте. Он недавно выехал с шофером. Можете подождать, он обязательно появится. Его кабинет в конце коридора, направо от входа.
Это была не очень приятная новость. Вадим мысленно чертыхнулся. На часы он смотрел пару минут назад, прежде чем свернуть в переулок. Ничто не мешало ему сделать это еще раз.
Часы у герра гауптмана были хорошие, швейцарские, антимагнитные. Шли они идеально. Немецкий подполковник, барон, у которого он позаимствовал эту прелесть, был не в обиде. Трудно с того света предъявлять претензии.
Совершенный механизм показывал двадцать минут второго. В принципе пока не критично.
– Это плохо. – Вадим нахмурился. – Я очень спешу. В три часа должен быть на совещании в севастопольском ведомстве. Есть вероятность, что он вернется?
– Безусловно, – улыбнулся словоохотливый страж. – Господин Краус всегда возвращается. Он очень занятой человек.
– Вы эвакуируете учреждение? – Вадим посмотрел на «Кюбельваген», заднее сиденье которого распирали пухлые чемоданы.
– Нет, не думаю, господин гауптман. – Часовой как-то засмущался. – Нам ничего не известно о приказе эвакуировать это отделение. Простите, господин гауптман. – Часовой смутился еще больше. – Вам что-нибудь известно о положении на фронте? Мы выполняем охранные функции, ничего не знаем.
– Все в порядке, обер-ефрейтор, – заявил Вадим. – Русским ценой чудовищных потерь удалось подойти к Крыму, но ничего критичного нет. Их армии обессилены, солдаты морально разложены. Сейчас мы подтягиваем резервы из Румынии и с Западной Украины, чтобы покончить с их потрепанной группировкой.
Глава 6
В коридоре за небольшим холлом было сравнительно тихо. Несколько стульев вдоль стены. За одной из дверей попискивал радиоаппарат.
Вадим прошел в конец коридора. Там были еще один холл с окном и единственная дверь. Она была железная, с двумя замками. На стук никто не вышел.
Он сидел на стуле в глубине коридора и нетерпеливо посматривал на часы. Двадцать шесть минут второго, ладно, пока не цейтнот.
Сиротин осмысливал, анализировал все увиденное.
«Сколько здесь охраны? Двое в будке, несколько человек в здании плюс у каждого работника личное оружие. Абвер не привлекает к себе внимания, работает без помпы, вывески и указатели на здания не вешает. Возможно, и соседи из администрации не знают, чем занимаются люди, которые тут сидят.
Где хранятся архивы? В подвале?
Возникает удручающее чувство, что мне придется заглянуть сюда еще разок.
Уже час тридцать».
Он подошел к окну, в несколько затяжек прикончил сигарету, выбросил окурок в форточку и снова сел на прежнее место.
В коридоре появлялись люди в форме. Они косились на незнакомого офицера, но никто не задавал ему никаких вопросов. Раз он прошел сюда, значит, имеет право на это.
Час тридцать пять. Полковника Крауса по-прежнему где-то черти носили.
Распахнулась дверь рядом с холлом, вышел франтоватый капитан, сравнительно молодой, коротко постриженный, светловолосый. У него были тонкие губы и широкий нос с горбинкой. Он покосился на Вадима, подошел к окну, стал курить. Этот офицер явно пребывал в задумчивости.
Вдруг раздался визгливый женский голос. Как гвоздем по стеклу! Хорошо, что не здесь, а в стороне, у центрального холла.
– Густав, я не хочу ничего слышать, уезжаю сегодня же! Распорядись, чтобы мне забронировали каюту до Румынии! У меня уже цыпки на руках от этой вашей нервотрепки! Я-то здесь при чем? Надеюсь, ты выедешь вслед за мной. – Хлопнула дверь, застучали каблучки.
Эту прекрасную даму Вадим толком не разглядел. Она промчалась по коридору ураганом, фыркая как лошадь. Тут же показался ефрейтор с двумя чемоданами и припустил за этой особой.
– Крысы убегают с тонущего корабля, – пробормотал офицер, куривший у окна, и покосился через плечо на Вадима. – У Марты явно нервный срыв. Бедный Густав!.. Она однажды решила, что здесь Италия. Все кинутся к ее ногам. Эта неземная красавица будет ежедневно купаться в роскоши и в море.
– Дама явно заблуждалась, – со вздохом отозвался Вадим. – Это странно, конечно, но здесь не курорт.
– Да и черт с ней, – отмахнулся блондин. – Хоть не будет трепать нервы старине Густаву. Ждете кого-то, капитан?
– Да. Меня зовут Вольфганг Мориц, севастопольский отдел. Ожидаю полковника Крауса. У меня к нему важное дело по утилизации архивных документов.
– Ну-ну. – Блондин иронически хмыкнул. – Ожидайте, дружище, вам обязательно повезет. Капитан Эрик Шлехтер. – Он подошел к Вадиму, протянул руку: – Переведен в Крым полгода назад.
– Очень приятно познакомиться, капитан. У вас тут что, переполох?
– А у вас в Севастополе его нет?
– Люди работают, – ответил Сиротин и пожал плечами. – Нашей структуре не впервые сталкиваться с трудностями. Пусть рухнет весь мир, но мы обязаны до конца выполнять свой долг, делать это бесстрастно и грамотно.
– С этим не поспоришь, – согласился Шлехтер. – Но боюсь, капитан, что трудности в текущий момент испытывает не только наша структура. Не сочтите за паникерство. Мы будем работать до конца, как и повелел фюрер. Но ситуация стремительно ухудшается. Наше ведомство обязано иметь информацию обо всем, что происходит на полуострове и дальше. Но мы плаваем как двоечники на экзамене, не всегда владеем обстановкой. Агенты предоставляют нам ложные или неточные сведения. Мы проигрываем в этом плане советским структурам, над которыми смеялись еще два года назад. В таких условиях трудно делать что-то продуктивное. Мы не видим дальше своего носа. Вот вы из армейского аппарата. Может, объясните, что происходит? Все действительно так плохо?
– Признаюсь вам честно, Эрик, в сорок первом было лучше. – Вадим вымучил из себя улыбку.
Он видел краем глаза стрелки на часах. Сорок три минуты второго.
– На Перекопе и вокруг Сиваша уже русские. Существует вероятность падения Джанкоя. Они угрожают Керчи, переправляют свои мелкие десантные подразделения на нашу сторону. Но мы не падаем духом, продолжаем вести работу, готовим диверсионные и штурмовые группы из советских военнопленных для заброски в ближний тыл противника.
– Вы тоже выражаетесь обтекаемо, Вольфганг, – сказал Шлехтер и вздохнул. – Из этого вытекает, что похвастаться вам особо нечем. Это печально, увы. Мы только в последнюю неделю забросили в район Керчи три разведывательные и одну штурмовую команду. Людей отбирали весьма привередливо, только фанатиков, толковых, грамотных, ненавидящих большевиков. И что вы думаете? Все они пропали. О них нет ни слуху ни духу. В одном случае радист успел подать сигнал, что работает под контролем. Больше он на связь не выходил, большевики его раскусили. Их СМЕРШ переигрывает нас по всем показателям.
– Только не надо при мне, Эрик, произносить это слово – СМЕРШ, – заявил Вадим и поморщился. – Вы же знаете, как черта помянешь, так он сразу же появится. Осторожнее надо, дружище.
– Это суеверия, – отмахнулся Шлехтер. – Вся беда в том, что наше ведомство плохо справляется со своими задачами. Почему так происходит, трудно понять. Грешили на адмирала Канариса, которого подозревали в сговоре с союзниками. Два месяца назад его отстранили. Ходят упрямые слухи, что скоро наше ведомство сделают одним из отделов Управления имперской безопасности. Никаких изменений к лучшему. Мы теряем сноровку. Вы можете возразить, сказать, что каждый должен работать на своем месте и тогда мы придем к победе. Да, мы работаем. Надеюсь, вы не собираетесь мне инкриминировать капитулянтские настроения? – Шлехтер отстранился и пристально посмотрел в глаза собеседника.
«Провоцирует?.. – подумал Вадим. – Но с чего бы ему браться вот так за первого встречного?»
– Что вы, Эрик, и не думаю. – Сиротин вскинул руку с часами.
Четырнадцать минут до двух часов, какая прелесть.
Отворилась дверь в глубине коридора, вышел лейтенант с пустыми глазами, побрел, шатаясь, к выходу. Кобура на его поясе была расстегнута. Он держался за стенку, шатко переставлял ноги и свернул к выходу. Через пару секунд там что-то упало.
– Депрессия у Вальтера, – проследив за взглядом Вадима, сообщил Шлехтер. – Таблетки пьет горстями, шнапсом заливает, но без всякого толка. Брата потерял. Тот погиб в Восточной Галиции, партизаны пристрелили. Мы уже не знаем, как его прикрывать от руководства.
– Эта депрессия зовется алкоголизмом, – проворчал Вадим. – Смотрите, сами не скатитесь в эту бездну, Эрик. Говорят, засасывает.
«Мило поговорили, – подумал он, провожая глазами капитана, который поспешил уйти, потому как в кабинете зазвонил телефон. – Без одиннадцати минут два».
В тамбуре хлопнула дверь, послышался шум. Капитан насторожился. Там какой-то мужчина говорил на повышенных тонах. У него был выразительный густой баритон. Он кого-то распекал, возможно, дежурного или пьяного Вальтера.
Потом раздались шаги. В холле возник приземистый плотный мужчина в офицерской фуражке. Он размашисто шагал по коридору, путаясь в полах плаща. Этот человек явно был не в духе, его ноздри раздувались. Встал как вкопанный у закрытой двери, уставился на нее как бык на тореадора.
Кажется, свершилось. Прибыл начальник местного отделения военной разведки.
Вадим поднялся, вытянулся, отдал честь.
Полковнику было около пятидесяти. Рыхлое щекастое лицо, маленький нос. Он походил на бульдога как внешностью, так и манерами.
– А вы еще кто такой?
– Гауптман Мориц, севастопольский отдел, – отчитался Вадим. – Срочное дело, господин полковник. Вы должны меня принять.
– Ладно, подождите, позову.
Он ловко выстрелил ключом в замочную скважину, щелкнул замок. Полковник вошел к себе, швырнул на тумбочку папку, закрыл дверь.
Вадим скрипнул зубами. Он готов был ждать не больше минуты. Потом ему придется идти ва-банк.
Было без восьми минут два, когда приоткрылась дверь.
– Эй, как вас там, заходите.
Сердце Вадима устремилось в пятки. Какого черта? Так долго ждал, с чего вдруг оробел? Он вошел в кабинет с каменным лицом, прикрыл дверь.
Ни о каком немецком порядке речь в этом помещении не шла. Коробки, папки с бумагами. Несколько настольных ламп на столе. Одна из них горела.
Полковник снял плащ, вымыл руки за ширмой и сейчас вытирал их носовым платком. Он исподлобья смотрел на визитера.
– Хайль Гитлер! – заявил Вадим, выбросив руку вперед.
– Сейчас, потерпите, таблетку приму, – проворчал Краус, выдвигая ящик стола. – А то голова трещит как последняя сволочь. – Он вытащил таблетку из упаковки, проглотил без воды, запрокинув голову.
«И мне одну», – подумал Сиротин, хотя всегда с подозрением относился к лекарствам любого рода.
Он предпочитал перетерпеть боль, чем пичкать себя непонятно чем.
– Я вас слушаю, – проворчал полковник Краус. – Как, говорите, ваша фамилия?
– Гауптман Мориц. – Вадим вытянулся по швам. – Выполняю распоряжение полковника Штрауха. Вот предписание. – Он развернул аккуратно сложенный лист. – Мне поручено забрать и отвезти в Севастополь всю документацию, связанную с агентурой, которую мы собираемся оставить в Крыму в случае его сдачи.
– Это еще зачем? – осведомился Краус, вчитываясь в предписание.
Составлял его человек, хорошо знакомый с особенностями германской канцелярии.
– Все архивы должны храниться в одном месте, под надежной охраной, герр полковник. Не исключено, что их придется транспортировать в рейх специальной субмариной. Это очень деликатная документация, согласитесь. На организацию этой подпольной сети ушло немало сил и средств. Мы не можем рисковать своим будущим, герр полковник.
– Мне нужно официальное распоряжение, – пробормотал полковник, вытирая платком вспотевшую шею. – Почему такая спешка? Русские входят в город? Наши агенты на грани провала?
– Это и есть официальное распоряжение, – отрезал Вадим. – Если хотите, можете позвонить в Севастополь. Но я не стал бы это делать. Там вам скажут то же самое.
– Минуточку. – Полковник нахмурился. – На документе проставлена вчерашняя дата. Не думаю, что сотрудники канцелярии допустили бы такую оплошность.
– Тем не менее они это сделали. – Сиротин не менялся в лице. – Да, господин полковник, документ датирован задним числом. На это имелись свои соображения, никак не связанные с сутью дела. – Право слово, не объяснять же этому бюрократу от разведки, что вчера герр гауптман никак не мог заглянуть сюда.
Головорезы Жоры Тернопольского напали на партизанский лагерь, и Вольфганг Мориц был занят другими неотложными делами.
– Полковник, я требую немедленно передать мне все документы, связанные с нашей агентурной сетью. – Вадим старался говорить спокойно, без угрожающих нот. – Полагаю, это не очень большая стопка. Где вы их храните? В подвале?
«Без шести минут два. А если ребята раньше начнут? Вот он, момент истины!»
Быстрое движение глаз полковника было непроизвольным, вряд ли осознанным. Человек этого не хочет, но именно подобные мелочи его и выдают. Он словно хотел посмотреть через левое плечо, проверить, на месте ли то, что там должно быть, хотя куда оно к черту денется?
За левым плечом Крауса висела картина, растиражированная министерством пропаганды в тысячах экземпляров. Фюрер чуть ли не в полный рост. Френч, усики, идиотская челка, безумный взгляд, устремленный в светлое для Германии будущее.
Кажется, понятно.
– Если не возражаете, я посоветуюсь. – Краус потянулся к телефонной трубке. – Эрик, зайдите ко мне. Это по второму протоколу. Все в порядке, капитан Мориц. – Он положил трубку. – Сейчас мы разберемся с этим делом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов