Медальон Таньки-пулеметчицы

– Здесь, – коротко бросила Маркова измученному спутнику, и он все понял, не стал переспрашивать. Лучше места для краткосрочного отдыха не найдешь: тут вода, какое-никакое укрытие. Если над ним еще поработать, оно поможет спастись от холодного ветра и дождя. Не сговариваясь, оба принялись искать сухие прутики для костра и ветки для импровизированного шалаша. Когда образовался небольшой холмик, Федорчук с довольным видом вытащил из кармана гимнастерки спички и сдавленную консервную банку.

– Держи, – сказал он Тане, выпрямляя банку и придавая ей сходство с посудой, в которой, по крайней мере, можно было вскипятить воду. – Я тоже на что-то гожусь.

– Да уж вижу. – Татьяна повертела коробок в руках. – Слегка отсыревшие. Хорошо, если удастся зажечь.

– Удастся, – убежденно сказал Николай. – Итак, питье у нас есть, нужно подумать о еде. Интересно, есть ли тут какие-нибудь грибы?

Маркова окинула взглядом сосны-великаны:

– Наверное. В детстве в таком соснячке мы с мамой собирали маслята.

– Не удивлюсь, если отыщем и белые. – Николай по-хозяйски взял сучковатую палку, беспощадно отломленную ветром, и, осторожно ступая, начал шарить в пожухлых листьях, постепенно уходя все дальше и дальше. Когда он совсем скрылся в чаще, Таню охватил панический страх. Она закрыла глаза, чтобы совладать с собой, но не смогла. Казалось, со всех сторон наступали немцы, направляя на нее оружие. Они смеялись ей в лицо, некоторые уже протягивали руки, готовые сорвать одежду.

– Коля! – истошно закричала девушка и бросилась прочь от костра, не соображая, куда ее несут усталые ноги. Федорчук появился перед ней неожиданно и, преградив дорогу, сжал в объятиях и зашептал:

– Ну что с тобой, дурочка? Кого испугалась? Нет здесь никого, пусто.

Он отвел девушку к костру и усадил на стожок из травы.

– Немцев нет, а грибочки есть. – Федорчук достал из кармана четыре белых и пять маслят. – Думай сама, что с ними делать. Ты, Райка сказывала, со Смоленщины? Чай, у вас там тоже умели с грибами работать. Ну, умели? – Мужчина улыбнулся.

Она покорно взяла грибы:

– Да, умели. Только, как бы бедно ни жили, соль и картошка в доме были всегда. А здесь, кроме травы да листвы, – ничего.

– А и ладно. – Николай махнул рукой. – Печеные грибы тоже вкусные. Мы их мальчишками будто картошку в золе запекали. Давай попробуем.

Не боясь обжечься, Николай сунул в седую золу белые и маслята, потом молча наполнил водой из ручья жестянку и поставил на огонь.

– Может, потом и трава какая попадется, – проговорил мужчина. – Пустую воду пить неприятно, я понимаю. Однако лучше, чем умирать от жажды, да и согреться нам не помешает, – он бросил жалостливый взгляд на спутницу. Прижавшись к стволу березы, Таня старалась унять дрожь. Когда еда приготовилась, Федорчук, нанизав гриб на прутик, предусмотрительно отломанный у молодой осинки, листики которой дрожали так же, как и ладошки его спутницы, сунул ей кушанье:

– Пробуй.

До этого момента от пережитых волнений Татьяна и не думала о голоде, но запах печеного гриба ее раззадорил. Схватив прутик, она стала жадно есть, обжигая губы и рот. Николай смотрел на нее и улыбался, показывая пустоту между передними зубами.

– Оно без соли-то, конечно, не очень, – рассудил он, – да только лучше, чем ничего.

Странно, но Маркова не почувствовала пресного вкуса грибов. Она с наслаждением пила грибной сок, пахнувший костром и домом, и наслаждалась. Да черт с ней, с этой солью, и без нее можно обойтись.

Пока Таня упивалась кушаньем, Федорчук бросил в кипяток какие-то сухие листья.

– Дикая малина попалась, – пояснил он. – Ягод давно нет, птицы склевали, а вот веточки пригодятся. В детстве мамка моя заваривала. Годы были голодные, послереволюционные. Шелуху картофельную ели да вот чай из трав.

Чай с малиновыми листьями действительно согрел, грибы заставили кровь бурлить, и Татьяне захотелось свалиться на охапки травы в их импровизированном шалаше и спать, спать, спать, пока… Конечно, лучше спать, пока не кончится проклятая война, но это было невозможно. Николай насадил на прутик огромный белый гриб и, неторопливо жуя пропеченную мякоть, продолжал говорить:

– Я, можно сказать, из этих мест. Знать бы, где мы с тобой находимся. Может, и деревенька моя близка. Хозяюшка моя нас попотчевала бы хрустящей капусткой и огурчиками. Она у меня на это мастерица.

– В селения лучше не соваться, – отозвалась Таня со знанием дела. – Напоремся на немцев…

– Если осторожно, то можно, – возразил Федорчук. – Да только где моя деревня, где мой дом родной?

– И где партизаны, к которым мы пробираемся? – буркнула Таня.

– Партизан я тебе, девочка, не обещал, – усмехнулся Николай и нанизал ей второй гриб. – Но, черт возьми, должны же они быть неподалеку!

– Сколько еще идти? – спросила девушка. Федорчук пожал широкими плечами:

– Не знаю. Время покажет. Ты давай налегай, а то осень поздняя, грибы кончаются. Гниль всякую я тебе есть не советовал бы.

Маркова кивнула и принялась за второй гриб. Николай не отставал от нее. Когда с едой было покончено, мужчина по-хозяйски осмотрел кусты, превращенные во временное пристанище.

– Разумеется, от ветра убежище хлипкое, – констатировал он, – от дождя еще хуже. Да выбирать нам с тобой не из чего. Давай-ка еще хвороста сверху насыплем да еловыми лапами укроем.

Превозмогая усталость и сон, Татьяна таскала сухие ветки, сыпала траву на «пол» шалаша. Когда немного стемнело, она без сил повалилась на мягкое ложе. Ей так и не удалось согреться за день, и девушка прятала руки в сухой траве, словно этот последний поцелуй ушедших летних дней мог отдать ей тепло. Николай прилег рядом с ней, обдав Татьяну знакомым кислым запахом пота и немытого тела. Он порывисто обнял ее и развернул к себе, вдруг припав к ее губам. Таню затошнило от крепкого запаха, она оттолкнула его, однако мужчина еще крепче прижал ее к себе, расстегивая пуговицы на гимнастерке. Вся ее смелость, решимость отдаться тому, кто спасет ее жизнь, вдруг куда-то улетучилась. Ей стало противно до дурноты.

– Пожалуйста, не нужно, не сегодня, – шептала она, но Николай ее не слушал. Он изголодался по женскому телу, особенно по такому молодому и упругому.

– Разве ты этого не хотела? – шептал ей на ухо Федорчук. – Разве не предлагала себя там, в лагере?

Девушка продолжала бороться, отталкивая его.

– Прошу, только не сегодня, не сегодня…

– Сегодня, завтра – какая разница, – одним рывком он сорвал с нее гимнастерку и принялся за брюки. Когда бедняжка осталась в одном нижнем белье, Федорчук быстро сорвал с себя одежду и придавил Таню к траве, которая теперь не казалась ей мягкой.

– Девка? – спросил он, тяжело дыша. Она судорожно кивнула, надеясь на чудо.

– Больно не будет. – Николай снял с нее остатки белья и прижался к ее холодному голому телу. Когда ее пронзила острая боль, девушка забилась в его руках, а мужчина грубо и властно владел ею. Что-то укололо лопатку, и среди всего этого ужаса, называемого первой любовью, Маркова подумала, что они не вычистили землю под кустами, прежде чем застелить ее травой. Она закрыла глаза и вытерпела унизительное совокупление. Как это было мерзко! Таня подумала, что теперь она почти собственность Николая, фронтовая жена, и Федорчук станет проделывать это, когда ему захочется. Какой кошмар! Мужчина продолжал качаться на ней, не думая о чувствах любовницы, не говоря ласковые слова, а потом, насытившись, упал рядом, не чувствуя холода.

– Кровь у тебя. – Он достал из кармана замусоленный платок и протянул Татьяне. – Вытри ноги. И не бойся. Это попервой. Потом легче будет, даже понравится.

Федорчук погладил ее по плечу, на котором в свете луны маленькими жемчужинками светились капельки пота. Таня оттолкнула его и зарылась лицом в траву. Боец вздохнул:

– Вот оно как получается, – начал он, – обещала мне себя перед побегом, а на деле вышло, что я тебе противен. Что ж тогда другого не выбрала?

Она молчала, не зная, что ответить.

– На тот момент самым подходящим оказался, да? – Ей почудилось, он улыбнулся в темноте. – Так-то оно и было. Теперь терпи меня, девочка. Вздумаешь убежать – пропадешь одна. Я тебе уже говорил, моя земля неподалеку. Я-то до своих доберусь, а ты замерзнешь в лесу.

Он заботливо прикрыл ее гимнастеркой.

– Парень-то у тебя есть?

– Нет, – отозвалась девушка хрипло. Николай вздохнул:

– Тогда даже хорошо, что я стал твоим первым. Представь, немцы тебя поймали бы и снасильничали. О, они бы не стали с тобой церемониться, тебе бы пришлось пропустить через себя целый взвод. А потом бы они тебя убили. – Боец дотронулся до ее тонкой шеи. – Старшина Зотов рассказывал несколько таких случаев. Помнишь, он категорически запрещал вам, девчонкам, попадать в плен?

Девушка зашевелилась, но не проронила ни слова.

– Ладно, спи. – Николай снова прижался к ней. – Я тебя согрею. А завтра… Я уверен, завтра будет все по-другому.