– Да понял, понял…
– Попробуешь войти – вызову полицию!
Улыбнувшись, Альберт решил подыграть. К тому же, он знал: Лин штрафа за ложный вызов не боится.
Наконец, освободив руки, Альберт отошёл в сторону. Лампочка потухла. Лин открыла дверь, высунула голову и, тряхнув тёмным каре, показала мужу язык. После схватила пакет, папку с личным делом Адкинса, затянула их внутрь и закрыла дверь.
– Ага! Так… фу! – Лин грязно выругалась. – Ванильная кола с сахаром! Ты с ума сошёл? Точно будешь ночевать у порога!
Альберт развёл руками и облокотился на стену.
– А это что… – намеренно громко Лин зашелестела страницами папки. – Хм… Ого. Надо же. Тот самый?
– Тот самый, – флегматично ответил Альберт. – И если ты хочешь поговорить об этом, то лучше пусти меня внутрь.
– Да-да-да, не ной, – Лин открыла дверь настежь. – Еда на столе, всё готово. Ещё раз так задержишься без предупреждения – я тебе по морде дам.
Она пропустила Альберта внутрь и закрыла дверь. После, даже не дождавшись, пока тот разденется и разуется, Лин прыгнула на него, обхватив его руками и ногами.
2
Готовить Лин не умела, но кое-какие блюда ей удавались. Овощной суп хоть и выглядел как бурда, но на вкус оказался приятным.
– Эй, – Альберт выгнул бровь, когда жена взгромоздила на стол ноги. – Я тут ем вроде как.
Лин, поглядев на мужа снулым взглядом, отмахнулась. Быстро-быстро она листала папку.
– И вообще-то это личное дело больного. Преступника тем более. Врачебная тайна, слышала о таком?
– Да-да, говна поешь, – фыркнула Лин. – Я тоже почти что эмпатолог.
– Тебя выгнали с третьего курса.
Альберт ляпнул это и тут же закрыл рот. Лин не любила, когда ей напоминали о единственном в её жизни промахе. Удар в больное место мог привести к скандалу.
– Не «выгнали», а «сама ушла», – к счастью, Лин отреагировала на шутку, как на шутку, посмотрев на мужа взглядом, полным сарказма. – Простите, что я не из тех людей, которые могут заплакать над песней из фильма про шоколадную фабрику.
Альберт коротко хохотнул, суп едва не брызнул у него изо рта, пришлось быстро прикрыться рукой.
– Свинтус!
– Лин, дело не в чувствительности, ты просто эгоистка. Эгоист не может быть эмпатологом, хотя эмпатийную чувствительность можно повысить с помощью…
– Я же сказала! – Лин подняла палец вверх и отчеканила: – Как ты достал, а? Поешь. Говна. Зануда. Удивительно, как тебе дали такого пациента, плакса.
Альберт пожал плечами. Лин снова погрузилась в чтение.
– Да-а-а… – присвистнула через минуту. – Откуда в нём это взялось? Фермер, сыродел, несколько лет подряд брал первенство по сыроварению в округе… – она листнула сразу несколько страниц дела вперёд. – Брал первенство, а потом порубил топором жену и дочек. Чудно.
– Я всё ещё ем.
Лин поморщилась, скривила пухлые губы.
– Ага. Так… скучновато выглядит на самом деле. Детство спокойное, никаких тебе предпосылок. Ни убитых животных, ни подглядываний за мамочкой, пока она ходит в ту…
– Лин!
– Да ладно, ладно. Я просто хотела сказать, что это всё действительно выглядит до жути банально. Как в плохом фильме. Человек просто берёт и ни с того, ни с сего рубит всю семью.
– Хм.
К этому моменту Альберт уже поел и приступил к чаепитию. Лин спустила одну ногу на пол, а другой изредка касалась хлебницы. Папку Лин все еще держала в руках.
– Гляди, – сказала Лин. – Решила вот снова прочесть его профиль и заметила.
– Гляжу, – Альберт уставился в строчки с обозначением имени, фамилии, возраста, роста и веса. – Сто семьдесят пять сантиметров, семьдесят килограмм.
– Ниже, блин. Вероисповедание.
– Вероисповедание?
Альберт посмотрел туда, куда указывала ему наманикюренным пальчиком жена. И правда, такого он точно никогда не видел: «Вероисповедание – верующий».
– Так вот зачем нужна эта строчка, оказывается… – задумчив произнёс он, потирая большим пальцем висок.
– Не просто убийца! – торжествующе подтвердила Лин, сверкнув глазами. – Верующий убийца! Мы такое вообще проходили только в теории!
– Мы вообще не проходили… – всё так же задумчиво ответил Альберт. – Про убийц хоть что-то было. Я уже и не думал, что верующие люди остались…
– Выходит, остались, ха! – Лин ткнула мужа кулаком в плечо. – Какой же ты зануда, а? Порадовался бы хоть, может быть ты будешь обследовать последнего на планете верующего человека!
Такое откровенное упоминание работы напомнило Альберту о том, как он сидел в машине и его коробило оттого, то нужно ехать домой.
Неприятное воспоминание. Конечно, Альберт сразу же взял себя в руки, но произнёс всё равно чуть более раздражённо, чем хотел:
– Может быть всё-таки хватит о работе?
Лин наклонила голову и посмотрела на него ироничным, прямым взглядом.
– На то, чтобы наговорить мне нежностей, а потом трахнуть, у тебя будет вся ночь, – тон её немного низкого голоса был мягкий и таинственный. – А пока что можно немного и о работе поговорить, так? Или всё-таки нежности и трахнуть?
Лин улыбнулась и хотела сказать что-то ещё, губы её приоткрылись, но Альберт резко приблизился к ней и поцеловал. Он знал, что Лин только того и хотела.
Следующим утром, как и почти всегда, Альберт проснулся гораздо позже жены. Открыв глаза, он немного полежал, посмотрел в потолок, привел мысли в порядок. Снилось ли ему что-то? Он не помнил точно. Какие-то образы в памяти сохранились, но чересчур спутанные – записать такие в дневник снов вряд ли получится.
Хотя Альберт попытался. Он протянул руку к тумбочке и взял толстую тетрадь, заполненную наполовину – он вёл её ещё с университета. Обычно даже самый красочный сон Альберт описывал лаконично, а записи за последние месяцы вообще казались идентичными.
– Несколько раз просыпался за ночь, – прочёл Альберт запись недельной давности. – Проснулся три раза, – это две недели назад. – Мда.
