Блуждающие души

34

Апрель 2022 – Пекхэм, Лондон

Это была первая неделя года, которая заявила о приближающемся лете, первая неделя, когда можно было оставить дома пальто.

Ань зашла в большой супермаркет «Сэйнсбериз» на улице Дог Кэннел Хилл. Блуждая среди бесконечных полок с товарами, она складывала в корзину креветочную пасту и устричный соус, стейки, свинину, перцы, кабачки. На кассе взяла цветы – белые розы и розовые лилии. Кассирша поинтересовалась, откуда она родом, и сделала это с таким неподдельным любопытством, что это вызвало у Ань скорее симпатию, чем раздражение. «О, Вьетнам! Моя любимая кухня. Я обожаю суп фо».

Конечно, она любит фо. Все теперь любят фо. Все любят бань ми[32], спринг-роллы и кофе по-вьетнамски. Сорок лет назад было не круто есть суп фо, Ань могла бы это подтвердить. Но сейчас она видела молодых людей, клерков и бизнесменов, уплетающих лапшу повсюду, от Сохо до Банка, от Брикстона до Ноттинг-Хилла. Вьетнамские заведения встречались везде: BánhBánh в Пекхэме, Green Papaya в Хакни, Viet Cafe в Кэмбервелле, Cây Tre в Сохо, House of Hô в Фицровии, Phat Phuc в Челси. Каждый день открывались новые места, одни хорошие, другие не очень. Ань оценит их с Биань и другими друзьями, которых она завела на швейной фабрике в Хакни много лет назад, с теми, кто преданно следил за ее жизнью, чьи дети выросли рядом с ее собственными.

Во время ковида они снова стали врагами, и стоило им оказаться поблизости, как люди натягивали маски со словами «Грип-Азный!». В новостях показывали, как женщин, похожих на нее, избивали без причины, как взрослые люди, покрытые синяками, плакали в шоке от волны ненависти и насилия, направленных на них. Она говорила об этом с Джейн, с которой сильно сблизилась за последние несколько лет: подростковый бунт дочери сошел на нет, с ней стало легче. Сначала она пыталась убедить Джейн: «Все в порядке. Я буду носить маску, чтобы люди не смогли понять, что я азиатка». На что Джейн ответила: «Мама, но ведь проблема не в том, какой у тебя рот». Некоторое время Ань страшила сама мысль о том, что ее родным придется выходить на улицу. Зимой она носила солнцезащитные очки и старалась помалкивать, чтобы не выдать свою азиатскую внешность и акцент. Но вскоре ей начало казаться, что о ее происхождении проговаривается каждая частица ее существа, даже то, как она ходит и держит сумку – словно у нее на лбу написано «АЗИАТКА».

Ань испытывала жалость к этим людям. Жалость к их невежеству, к заблуждениям, которые затмили им разум до беспамятства. Они не скрывали своей ненависти и страха, и Ань осознавала, что они выплескивают эмоции на нее и ее семью. Осознавала, но продолжала убеждать себя, что в этом нет ничего личного. Просто они не умеют по-другому. И все же она не могла не обижаться на них, помня, через какие трудности ей пришлось пройти, чтобы достичь того, чего она достигла, добиться признания своего права находиться в этой стране. Она не украла ничью работу, не нарушила закон, соблюдала все правила и была образцовой гражданкой, и тем не менее все, что в ней видели окружающие, – что она другая. Ань пыталась сосредоточиться на чем-то хорошем: думала о своих соседях, которые каждые несколько недель оставляли на ее пороге буханку свежеиспеченного хлеба, или о продавце из продуктовой лавки, который летом угощал ее детей мороженым, даже сейчас, когда они уже выросли. В мире есть добро, рассуждала она про себя. Да, в нем много добра, нужно только повнимательнее присмотреться.

Том взял на себя барбекю, и к ее возвращению домой угли были готовы, огонь – разведен. Дук вместе с ее братьями пил пиво в саду. Жена Тханя присматривала за крутящимися повсюду детьми, удерживая их подальше от огня. Ань вынула цветы из обертки и поместила их в высокую стеклянную вазу, налив туда воды. Лили поставила вазу на обеденный стол: «Очень красивые цветы, мама». Уилл помог разобрать сумки с продуктами, и они вместе начали готовить: он приправлял солью и специями говядину и свинину, а она нарезала кабачки и перец тонкими ломтиками. Лили и Джейн накрывали на стол, стараясь удержать на весу стопки тарелок, а затем относили порции мяса отцу, чтобы он пожарил его на огне.

Тхань прихватил с собой гитару – сыграл кое-что из «Битлз», Франсуазы Арди и Элвиса Пресли, его дети подпевали, а Минь и Дук наблюдали за всем этим, с улыбкой потягивая свое пиво. Запах запеченного мяса поднимался от гриля и разносился по всему саду, пока Том усердно раздувал пламя так, чтобы дым шел в другую сторону от гостей. Ань поставила на стол соус «Магги» и миску чипсов и налила себе апельсиновый сок. «Мама, хватит уже суетиться, – попросила Лили, придвигая ей стул. – Посиди с нами».

Разглядывая эту сцену, Ань думала о своих родителях, о Май и Вэн, о Дао и Хоанге, покоящихся на алтаре в ее гостиной, о лонганах и апельсинах, окружающих фотографии в рамках, где сняты ее близкие и Ба. Она думала о женщине, которая подарила им рамбутаны в Хайнане, о своих соседях по лагерю, об Изабель и миссис Джонс, о Софи и о семье Эванс. Она думала о том, что все они, должно быть, уже в преклонном возрасте, возможно даже умерли, а она жива, жива и здорова, ее дочери и сын строят собственную жизнь, ее муж жарит стейки и свиные отбивные для всей семьи в саду, где цветут розы.

И думала: как же все-таки замечательно быть живой.

На днях я перечитывала «Белый альбом» Джоан Дидион. И хотя ее самым известным сборником эссе считается «Ползут, чтоб вновь родиться в Вифлееме», я все-таки предпочитаю именно «Белый альбом», который посвящен Калифорнии конца шестидесятых – начала семидесятых годов. Каждый раз, когда я читаю эту книгу, мне хочется окунуться в бассейн, где тень пальм охлаждает палящее солнце. Первое эссе начинается фразой «Мы рассказываем себе истории, чтобы жить», которая стала настолько культовой, что ее популярность затмевает ее значение. Этот текст был написан сразу после убийства Шэрон Тейт членами секты Чарльза Мэнсона. В нем Дидион описывает Голливуд, пропитанный паранойей и пессимизмом, Голливуд, который осознал собственную смертность, осознал изобилие наркотиков и алкоголя.

Всего несколько недель назад мы с мамой смотрели «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино. В фильме он дает альтернативную реальность Голливуда, где последователи Мэнсона в последний момент решают убить не Шэрон Тейт, а ее соседей. Но соседи сопротивляются, и в итоге потенциальные убийцы погибают в классическом стиле Тарантино – их загрызает собака, тела сгорают в пламени огнемета, а Шэрон Тейт и ее друзья остаются живы. «Это слишком жестоко, – сказала мама, прикрывая глаза кружкой с дымящимся чаем, когда убийцы молили о пощаде. – В следующий раз выбирай фильм, где никто не умирает». Меня больше беспокоило то, как в фильме был изображен Брюс Ли, – высокомерный и глупый, бессмысленная карикатура, нарисованная белым человеком.

На следующий день мы отправились на прогулку по Гайд-парку, чтобы посмотреть на Розовый сад. Пыльца растревожила мамину аллергию: ее глаза покраснели и начали чесаться, появился насморк, но мама все равно задерживалась перед вишневыми деревьями и фонтанами, прогуливаясь неторопливым шагом. «Это мое любимое время года, – сказала она. – Сезон обновления». Несколько часов мы бродили по садам, а затем по Лондону, бродили почти безмолвно, лишь изредка возникали вопросы о моей диссертации («Ты уверена, что профессора философии еще кому-то нужны?»), комментарии о новом парне моей сестры («Этот мне нравится больше, чем предыдущий») или личной жизни Уилла («Когда же он уже сделает ей предложение?»).

После чего мы отправились в ресторан вьетнамской кухни в Чайна-тауне, где заказали фо и бань сео[33]. «Мы такие ели во Вьетнаме, помнишь? Моя мама иногда готовила их для нас, – сказала она, подцепив палочками блинчик с креветками. – Правда, у нее получалось вкуснее, хотя и эти не так уж плохи». Я заказала пиво, на что мама состроила гримасу, все еще не привыкнув к тому, что я пью: пиво было напитком ее братьев, а до этого – отца. Домой мы отправились на такси, и к нашему возвращению папа уже собирался ложиться и встретил нас в пижаме. Я пожелала им обоим спокойной ночи, пока он кипятил воду для травяного чая, и села за свой стол работать.

«Мы ищем проповедь в самоубийстве, социальный или моральный урок в убийстве пяти человек, – продолжает Дидион. – Мы полностью живем, особенно если мы писатели, навязыванием линии повествования разрозненным образам».

Мы заполняем пробелы. Мы находим истории в каждом маленьком моменте и охотно собираем их. Мы воображаем, что неизвестность – не самый худший сценарий, и пытаемся найти смысл в бессмысленном. Мы ищем «просветы», «почему», «что если» и «что должно было быть». Мы пытаемся решить головоломку, части которой разбросаны во времени, пространстве и в самых глубоких уголках нашей памяти. Как это лучше сделать, переработать наше прошлое или просто переписать его?

Меня парализует мысль о том, что я могу понять что-то неправильно, чем бы оно ни было – любую деталь, поэтому перепроверяю даже самую банальную информацию – «Как варили рис во Вьетнаме в 1970-х годах» – то, что мама могла бы рассказать в одно мгновение, но я не хочу ее донимать и вместо этого смотрю видео на «Ютьюбе».

И я очень боюсь включить в текст какие-либо стереотипы, боюсь настолько, что несколько недель не решаюсь упомянуть рис на первой странице книги. Я не хочу писать о фо и спринг-роллах, маникюрных салонах и незнакомцах, бросающих в мою сторону «Ни Хао», и все же в какой-то момент придется это сделать, потому что, нравится мне это или нет, все это неотъемлемая часть моей истории.

Я задаюсь вопросом, что оставить, а что убрать, что исправить, а что уничтожить. Изменить название деревни и лагерей. Но сохранить любовь моего дяди к музыке. Да, я сохраню его гитару и пластинки «Битлз». Но я изменю их имена, изменю их профессии. Пусть они будут вымышленными. Но я сохраню их смерти. Сохраню тела, похороненные в лагере. Да, сохраню страдания. Но постараюсь не переусердствовать. Добавлю немного радости. Сохраню рассказ моей матери о том, как она впервые увидела снег. Сохраню ее знакомство с нашим отцом. Да, я добавлю немного радости.

Когда текст примет реальные очертания, я как будто невзначай брошу маме, что начала писать кое-что, вдохновленное ее историей, подчеркну – вдохновленное, и увижу на ее лице улыбку.

Я перебираю в голове все истории, которые она мне рассказывала, – истории о войне и дружелюбных призраках, истории, которые утешали и успокаивали меня. Я понимаю, что эти истории она рассказывала и самой себе, что они – это мост между нами, и еще я понимаю, что произнесла вслух желание, которое мама хранила задолго до того, как оно пришло ко мне.

Мы рассказываем себе истории, чтобы жить.

Мы рассказываем себе истории, чтобы исцелиться.

Джейн Мэй Ван Лонг, Лондон, март 2023 г.

1

Мэгги Нельсон. «Красные части» / пер. Анастасии Каркачёвой. М.: No Kidding Press, 2021. С. 146. (Прим. пер.)

2

Йе-йе – стиль музыки, который сложился во Франции в 1960-х, название дано по английскому yes. (Прим. ред.)

3

Đánh bi или Đánh đáo – игра в стеклянные шарики, в такие играли в сериале «Игра в кальмара». (Прим. пер.)

4

Nước chấm – традиционный рыбный соус. (Прим. пер.)

5

Bà ngoại – бабушка по материнской линии. (Прим. пер.)

6

Ông ngoại – дедушка по материнской линии. (Прим. пер.)

7

Tết – вьетнамский новый год по лунному календарю. (Прим. пер.)

8

Áo dài – традиционный вьетнамский костюм. (Прим. пер.)

9

Thần làng – бог или дух населенного пункта. Обычно вьетнамцы поклоняются духам или богам фамильного рода и места жительства. Тхэн ланг – родоначальник, святой конкретной деревни или городка. (Прим. пер.)

10

Хоа – народность, проживающая на юге Вьетнама. Относится к китайской этнической группе. (Прим. ред.)

11

Bánh cuốn – паровые рисовые блинчики с начинкой, которые скатывают в роллы. (Прим. пер.)

12

Здесь и далее встречаются упоминания социальных сетей «Фейсбук» и «Инстаграм», которые принадлежат Meta, признанной в РФ экстремистской организацией.

13

Toc Mai Sợi Vắn Sợi Dai – популярная во Вьетнаме песня. (Прим. пер.)

14

Рядовой первого класса – воинское звание в вооруженных силах ряда государств мира, одно из высших званий рядового состава. (Прим. ред.)

15

Хôi mặn – клейкий рис с любой несладкой заправкой. (Прим. пер.)

16

Спасибо тебе (вьет.). (Прим. пер.)

17

«Апокалипсис сегодня» – культовый антивоенный фильм Ф. Ф. Копполы (1979), действие которого происходит во время войны во Вьетнаме. (Прим. ред.)

18

Джон Уик – главный герой одноименного американского фильма 2014 года, рассказывающего о легендарном киллере, вернувшемся в мир криминала, чтобы отомстить своим обидчикам. (Прим. ред.)

19

Thịt kho – свинина, тушенная в карамельном соусе, с вареным яйцом. (Прим. пер.)

20

«Лондон зовет», песня группы The Clash (1979). (Прим. ред.)

21

Giỗ – день смерти по лунному календарю для всех ушедших. По вьетнамским верованиям, умершие продолжают жить в лунном календаре. (Прим. пер.)

22

Tào phớ – десерт на основе тофу. (Прим. пер.)

23

Сanh cải chua – суп на основе ферментированной китайской капусты. (Прим. пер.)

24

«Привет» по-китайски. (Прим. ред.)

25

Дословно с вьетнамского: «дух давит». У вьетнамцев есть поверье, что ушедшие после смерти могут приходить к ним ночью в виде духов. В этот момент человек ощущает некое давление на тело в области грудной клетки. (Прим. пер.)

26

Bun cha – популярный стрит-фуд, блюдо, состоящее из рисовой вермишели бун и кусочков свинины на гриле, на гарнир к нему подают свежую зелень. (Прим. пер.)

27

Bánh bèo – закуска из рисовой лепешки, сушеных креветок, хрустящей свиной кожи, зеленого лука и соуса для макания. (Прим. пер.)

28

Nón lá – головной убор конической формы, зачастую изготавливается из листьев бамбука. (Прим. пер.)

29

Предполагается, что здесь автор допустила ошибку: когда в Хошимине утро, в Лондоне – ночь. (Прим. ред.)

30

Вид морской рыбы. (Прим. ред.)

31

Жареный вьюнок, известный также как morning glory, – экзотическое блюдо из растения, специально выращиваемого в прибрежных районах. (Прим. ред.)

32

Banh mis – вьетнамский сэндвич с багетом. (Прим. пер.)

33

Bánh xèo – хрустящий блинчик с креветками, ростками сои и иногда свининой. (Прим. пер.)