Призрачный поцелуй

Часть 1

Сорин Даскэлу

– Да, хорошо, я понял, понял… обязательно что-нибудь придумаю… только что? Нужно будет отправить ответную весточку… Ох уж эта Эрша Аде- лия…

Закончив недовольно бубнить, я отложил в сторону бумагу, исчерченную мелкими заковыристыми буквами, и, шумно выдохнув, откинулся на спинку кресла, обитого дорогой кожей. Подобная антикварная роскошь обошлась мне в целое состояние и кучу потраченного времени, но она того стоила. Шум Валахии и бесконечные разговоры под окном зачастую выводили из себя, но по сравнению с Эршей Аделией, от которой все чаще приходили обращения с требованием приехать и написать иск на соседей из-за постоянных криков, это был детский лепет. Работать юристом в эпоху постоянных войн и сражений за территорию непросто – то и дело вызывали на судебные разбирательства, которые могли затянуться на годы из-за отсутствия практики.

Голову ломило так, будто она вот-вот лопнет под натиском только начавшегося дня, который не сулил ничего хорошего. Посеревшее от толстого слоя пыли и копоти отстраиваемых дорог окно было прикрыто плотной темной шторой, но даже это не спасало от яркого солнца, на котором я не мог долго находиться, – моментально кожа начинала покрываться волдырями, а глаза щипало так, словно туда насыпали песка.

– Сори`н, ты в кабинете, дорогой?

Прозвучал звонкий женский голос. Я издал протяжный стон и, положив руки на деревянную поверхность, опустил на них голову, пару раз приложившись о столешницу. Дверь распахнулась – на пороге появилась Анна, моя невеста. Ее неуемная энергия, бьющая ключом, резко контрастировала с моей – сдержанной и умиротворенной. Может, именно из-за этого нам было хорошо. Легкая на подъем Анна и вечно недовольный Сорин. Похоже, этот странный союз благословили на небесах, раз невеста, несмотря на все мои препинания, все еще не покинула этот дом.

– Дорогой, – ворвавшись в кабинет, защебетала Анна и села на край стола, приподнимая мой подбородок левой рукой. Ее светлого оттенка волосы всегда блестели, точно в лучах солнца, а густые брови и ресницы гармонично смотрелись на бледном лице с голубыми глазами и узкими губами, всегда накрашенными красной помадой. Василькового оттенка халат спустился на одно плечо, оголяя острые ключицы.

Анна улыбнулась и молча протянула мне потрепанный конверт. Я удивленно выгнул бровь, но забрал телеграмму, чтобы вскрыть ее ножом для писем. Достав бумагу из конверта, развернул и пару раз пробежался глазами, не веря написанному. Нахмурив брови, мотнул головой, после положив телеграмму поверх груды бумаг на стол из темного дуба, который, помимо стула для гостей, был единственной мебелью в моем кабинете. Бар, в форме огромного глобуса, который стоял на полу благодаря прочной ножке, я в расчет не брал.

– Что такое, дорогой? Что пишут?

Анна провела ладонью по моей щеке, царапая тонкие пальцы двухдневной щетиной.

– Прислали телеграмму из Брэилы. Местный мэр сообщает, что там остался дом, принадлежащий моему прапрадеду. Им нужно мое согласие на продажу участка – какой-то богач, владеющий сетью кондитерских, хочет их выкупить. Но это, должно быть, ошибка. Прапрадед уехал оттуда, как только они поженились с прапрабабушкой, а дом продали какому-то местному купцу.

Анна приложила палец к своим губам и пару раз задумчиво постучала по ним, всматриваясь в ободранный лоскут обоев багрового цвета на стене.

– А как давно написано письмо? Сам знаешь, почта ненадежна.

– Но не на сто же лет!

– Тут я могла бы поспорить. Посмотри дату отправления.

Кинув недовольный взгляд на Анну, я взял в руки конверт, перевернул его лицевой стороной и удивленно выдохнул. 12 июля 1873 года. Письмо было отправлено две недели назад. Судя по моему недоуменному взгляду, Анна все поняла.

– А ты не хочешь съездить и сам во всем разобраться? Так, чисто ради интереса.

– Делать-то мне больше нечего. Всю жизнь мечтал провести три дня пути в душном поезде, чтобы принять участие в пустом розыгрыше.

– Но, дорогой…

– Анна, это исключено.

Я бросил телеграмму на стол и встал, отчего ножки кресла противно заскрежетали по деревянному полу. Подойдя к глобусу, который стоял в углу кабинета, откинул одно полушарие, точно крышку, достал оттуда бутыль виски и налил жидкость в стакан. Осушив его одним залпом, прижал руку к губам, чтобы заглушить горечь во рту, которая приятным теплом начала распространяться по телу.

Анна, вспорхнув со стола, села на стул и начала читать телеграмму сама. Пробежавшись по ней взглядом, она схватила лупу, которая лежала под грудой бумаг, и прислонила к извещению, начав медленно зачитывать вслух.

– Если Сорин Даскэлу не явится в недельный срок со дня получения телеграммы в Брэилу, агенты потенциального покупателя будут обязаны известить об этом суд и потребовать возмещение за моральный ущерб и утраченную выгоду в случае потери одного объекта строительства.

Я поперхнулся виски. Стерев алкоголь с губ и подбородка тыльной стороной ладони, издал нервный смешок.

– Ты шутишь? Да и откуда они узнают, что я вообще получил телеграмму?

– Должно быть, им об этом скажет почтальон. – Анна постучала пальцем по обратной стороне конверта, на которой стояла пометка «сообщить о вручении», и расплылась в широкой улыбке. – Собирайся, дорогой, нам предстоит увлекательное путешествие. Если ты, конечно, не хочешь нажить себе проблем.

Челюсть свело от злости, но все, что мог сделать, – это наполнить стакан третьей порцией виски и осушить его одним глотком. Тем же вечером я начал готовиться к отправлению на родину своего прапрадеда.

Спустя три дня я стоял на перроне, сжимая в руках ручку чемодана, и недовольно всматривался в приближающийся поезд, из трубы которого валил густой пар. Люди галдели, толпились, толкались, пытаясь проститься с близкими. Анна держала на сгибе локтя сумочку и поправляла белоснежную рубашку, заправленную в богато украшенную, лазурного оттенка юбку, сделанную из прямоугольного куска шерстяной ткани.

Поезд остановился, и грузная женщина лет сорока сошла со ступеней, начав проверять билеты пассажиров. Когда подошла очередь, она окинула нас презрительным взглядом и с отвращением протянула документы обратно, подзывая следующего.

Анна, увидев мой гнев, исказивший лицо, мягко подтолкнула в спину, заставив пройти.

– Проводницы все такие, пойдем, дорогой, поезд скоро отправляется.

Внутри вагона пахло алкоголем, по`том и дешевыми сигаретами, отчего меня чуть не вырвало. Я шел следом за Анной, лавируя между подвыпившими мужчинами, при этом с силой сжимая ручку тяжелого чемодана. Наконец-то мы добрались до нашего купе и распахнули двери. Внутри были две нижние полки, стол около окна и свежая газета. Закинув чемодан под сиденье, я рухнул на свое законное место и принялся стягивать пиджак. Анна положила сумочку на стол и приоткрыла окно, впуская в купе свежий воздух и людской гогот, доносившийся с перрона.

Спустя двадцать минут поезд тронулся, оставляя позади шумную Валахию. Саднящее душу чувство поселилось где-то глубоко. Стараясь отогнать нагнетающие мысли, я достал из внутреннего кармана пиджака Библию и начал ее читать, произнося молитвы про себя, чтобы Всевышний уберег от зла и соблазна.

Мы с Анной стали последними пассажирами, покинувшими поезд, так как все остальные сошли на станциях за много миль до Брэилы, и удивленно переглянулись, когда нас встретил полуразрушенный вокзал и пустошь, на которой не росло ни одно дерево.

– Дорогой, всему должно быть объяснение.

Я открыл было рот, чтобы высказать накопившееся недовольство, но вдали услышал лошадиное ржание.

На горизонте появился извозчик, который восседал на ко`злах и управлял двумя запряженными в повозку вороными лошадьми. Его лицо было частично скрыто непроницаемой светлой тканью, над которой виднелись только зеленые глаза. Поравнявшись с нами, он натянул поводья, заставив лошадей недовольно фыркать, и спрыгнул на землю, подняв пыль под высокими сапогами. Стряхнув с вышитого жилета из овчины белую пыль от дорог, мужчина подошел ближе, прокашлялся и протянул мне ладонь. Вокруг его глаз собралась сеточка морщин – похоже, незнакомец улыбался сквозь непроницаемую светлую ткань.

– Прошу прощения, немного не рассчитал время. Поезда к нам не так часто ездят, но рад, что вы наконец-то смогли до нас добраться.

Я недоверчиво посмотрел на извозчика, который продолжал протягивать руку. Заметил, что его кожа скрыта под темными кожаными перчатками, которые переливались в солнечных лучах.

– С кем имею честь разговаривать? – холодно спросил я, сделав пару шагов вперед, загораживая Анну от незнакомца.

Мужчина встрепенулся и засмеялся – хрипло, надрывисто, будто давно этого не делал.

– Прошу меня простить. Эштон О-Хаша. Бывший мэр этого городка, в котором проживал некогда ваш прапрадед.

– А как вы поняли, уважаемый Эштон О-Хаша, что мы прибудем именно сегодня?

Извозчик замер на толику секунды, в глазах его промелькнула паника, которая вскоре сменилась лукавой усмешкой.

– На телеграмме, которую вам отправил, стояла пометка «сообщить о вручении». В день, когда мне сказали, что письмо было вручено, я позвонил на вокзал, который находится в сотне миль отсюда. Спросил, сколько времени будет идти поезд от Валахии до Брэилы. Мне ответили, что трое суток. И вот, отсчитав три дня, я каждый день приезжаю сюда, чтобы встретить дорогих гостей. Сегодня мне наконец-то улыбнулась удача.

Его слова хоть и не до конца, но вызывали доверие. Дед Сорина рассказывал, что его отец зачастую уезжал работать на вокзальную площадь, находившуюся в сотне миль отсюда, в городе под названием Кемстон. Мужчина чинил паровую часть двигателя поездов, которые зачастую ломались из-за неправильной сборки и большой нагрузки.

– А что случилось с вашим вокзалом? Неужели у жителей нет средств для починки такого памятника архитектуры? Вы пробовали связываться с мэрией? Может, они готовы выделить чек в несколько тысяч долларов, чтобы отреставрировать его? – Анна вихрем вклинилась в разговор. Ее лазурного оттенка шляпа съехала на глаза, прикрывая нежное девичье лицо от солнца.

– Ох, это долгий разговор. Позволите, если я все расскажу вам по дороге в Брэилу? Через час солнце войдет в зенит, и находиться на открытой песчаной местности станет просто невыносимо.

Мы согласились и, передав чемодан извозчику, запрыгнули в кабину. Лошади, которые стояли смирно, словно завороженные, негромко фыркнули и лягнули копытом. Кабина затряслась, когда скакуны перешли на бег. Лишь звук хлыста, рассекающего воздух, сопровождал нас всю дорогу в Брэилу.

Спустя двадцать минут извозчик привез нас к заброшенному дому. Фасад, выкрашенный когда-то красной краской, выцвел на солнце и облетел. Деревянная крыша местами прогнила и осела, крыльцо и перила были выдраны с корнем. Дверь, ведущая в дом, оказалась приоткрыта, а окна заколочены балками.

С одной стороны, хотелось поскорее скрыться от палящего солнца, на котором я не мог долго находиться, чтобы не покрыться волдырями, с другой – это заброшенное строение не внушало никакого доверия.

Извозчик, охнув и поставив рядом со мной чемодан, перевел взгляд на дом и почесал затылок, тяжко вздохнув.

– Красивый когда-то был дом, одноэтажный, но мог вместить в себя человек пятьдесят. Любили там собираться и мужчины, и женщины, чтобы отдохнуть от тяжелого рабочего дня. Там Фи`липп и познакомился с Сентрией, на которой потом и женился. Хороший мужчина был, работящий, и женщины его любили. Да и как мимо такого пройти: под два метра ростом, густые каштановые волосы, голубые глаза, нос с горбинкой, загорелый от постоянных работ на солнце. Как приедет домой с работы, так все и сбегались поприветствовать Филиппа. Да и по хозяйству всегда помогал: то роды примет у коровы, то крышу подлатает.

Я медленно развернулся к мужчине и приподнял одну бровь. Смутное сомнение зародилось в душе, заставив выяснить волнующие моменты.

– Вы так живо все это рассказываете. Откуда знаете?

– Так это… – замялся на миг извозчик, – сохранились старые газеты, в которых ваш прапрадед часто мелькал на первых полосах. Любил его народ, почитал, да и сам он никогда не зазнавался, всегда помогал чем мог. И на работе Филиппа уважали. Сколько он поездов отремонтировал – не счесть! Как-никак заслужил посмертную славу в наших краях, что до сих пор помним и бережем воспоминания.

Тугой узел в груди ослаб, и я едва слышно выдохнул, пытаясь унять учащенное биение сердца. Анна стояла чуть поодаль и недоуменным взглядом обводила фасад дома, крепко прижимая к груди сумочку. Не выдержав, она спросила:

– Простите, а здесь есть где-нибудь поблизости гостиница? Трактир? Дома, где нас могли бы пустить на ночлег?

Извозчик мотнул головой и пожал плечами.

– Сожалею, но нет. Все дома, что еще не снесли, заняты семьями. Сейчас жители, должно быть, спят, потому что в полдень, в такую жару, вряд ли можно что-то делать.

– А почему у вас лицо прикрыто тканью? – опомнившись, спросил я.

Мужчина шмыгнул носом и привычно усмехнулся.

– Видите ли, я много времени провожу под палящим солнцем, поэтому кожа превратилась в обожженное месиво. Чтобы хоть как-то спасти то, что осталось от лица, прикрываю его тканью. А темную одежду ношу, потому что она, по поверьям нашего края, спасает от злых духов и привидений.

– Дорогой…

Анна, которая была полна энтузиазма увидеть родину моего прапрадеда, жалобно застонала и сделала пару шагов назад. Избалованная комфортом – железной лоханью, наполненной горячей водой, свежей едой и мягкой кроватью, – она никак не ожидала, что ее встретит разрушенный дом, который дышит на ладан. Анна была глупа, но неуемная энергетика жизнерадостной девушки служила, пожалуй, единственным связующим звеном в наших отношениях. Я же, в свою очередь, заинтересовался подобным заявлением извозчика и хотел послушать про мистику в этих краях.

– О каких призраках вы говорите?

Извозчик посмотрел на меня пристальным взглядом и, засунув руку в карман жилета из овчины, достал оттуда маленькую книгу в золотистом переплете, которую протянул мне.

– Прочитайте, если вдруг надумаете углубиться в историю этих краев. Но мой вам дружеский совет: читайте книгу при свете дня, а при закатном солнце запирайте ее в подвал, что находится в восточном крыле дома. Опять-таки – для вашей же безопасности.

Я осторожно забрал из рук извозчика книгу и, смахнув пыль, неловко растянул губы в улыбке, прочитав название:

МИСТИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ ПРИЗРАКОВ БРЭИЛЫ

В благодарность кивнул мужчине и окликнул Анну, которая стояла около повозки и была готова в любой момент запрыгнуть внутрь, чтобы уехать куда подальше, даже на тот же разрушенный вокзал, выжидать прибытия поезда. Девушка вскрикнула, когда дверь дома с громким лязгом отворилась настежь. Словно по щелчку, створка замерла, будто подзывая нерешительных гостей зайти внутрь. Переведя настороженный взгляд на извозчика, я ожидал дальнейших объяснений, но мужчина уже залез на ко`злы и подстегнул лошадей, по-прежнему странно ухмыляясь.

– Приятного вечера. Надеюсь, вам понравится в наших краях. Отдыхайте, а завтра с утра обсудим все детали продажи земли.

Не дожидаясь ответа, он погнал лошадей во всю прыть, оставив нас наедине с заброшенным домом. Преодолевая подступающую панику из-за обжигающих солнечных лучей, я одной рукой подхватил ручку чемодана, другой схватил Анну за запястье и нежно, но настойчиво потянул за собой. Перешагнув выдранные доски, которые некогда служили крыльцом, вошел внутрь дома и застыл на пороге. Несмотря на мрачность снаружи, внутри он выглядел вполне уютно, там был просторный коридор, из которого вели четыре распахнутые двери: две из них – в комнаты, одна – в зал, четвертая – на кухню. Каждая размером как наша квартира целиком. В доме почти не было пыли, будто кто-то успел прибраться.

Поставил чемодан на пол и отпустил запястье Анны, которая заметно приободрилась. Ее восхищенный взгляд блуждал по небольшим статуэткам, видневшимся сквозь открытую дверь в одной из комнат. Кровати застланы свежими простынями, как было заметно с места, где мы стояли, а шторы колыхались, гонимые ветром из открытых окон. Я удивился такому различию: снаружи потрескавшиеся фасад и окна выдавали многолетнюю заброшенность, а внутри будто кипела жизнь. Освободившись из моей хватки, она в обуви прошлась по персикового оттенка ковру в прихожей. Я усмехнулся и поднял голову: полоток был сплошь расписан различными иконами и фресками с изображением святых. Массивная хрустальная люстра, свисающая подобно виноградным лозам, переливалась в солнечных лучах, проникающих сквозь приоткрытую дверь.

Шумно сглотнув, я прикрыл глаза и, сделав глубокий вдох, тихо прошептал:

– Добро пожаловать на родину, Сорин Даскэлу.

На весь последующий вечер я, скрывшись от назойливых глаз Анны, уединился в одной из комнат с книгой, которую дал извозчик. Бережно проведя по корешку, который уже местами покрылся въевшейся грязью, осторожно открыл ее и начал поглощать тайны города.

На первой странице увидел лишь выцветшее название:

«МИСТИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ ПРИЗРАКОВ БРЭИЛЫ».

Перевернув следующую, вцепился пальцами в твердый переплет и поднес книгу к лицу поближе, втайне надеясь, что мне привиделось. Изображение женщины, которая смотрела на меня, пару мгновений назад моргнуло и изогнуло рот в ужасающей ухмылке – с нижней губы стекала кровь, разорванная правая щека неровной плотью свисала с лица, а в районе сердца зияла алая дыра. Но, когда я попытался разглядеть получше, изображение пошло рябью, и передо мной предстала девушка лет двадцати пяти – белокурые локоны, голубые глаза, подведенные углем, пухлые губы и ямочка на левой щеке.

1737 год

«Местная ведунья, которая столько лет излечивала жителей Брэилы от хвори, пропала без вести. Отряд по ее поиску возглавил Фи`липп Даскэлу. Поиски до сих пор ведутся».

Перевернув страницу, наткнулся взглядом на совместную семейную фотографию: грузная женщина лет пятидесяти, худощавый мужчина примерно того же возраста и семеро детей – дочери, которые столпились подле родителей. Все они в возрасте от пятнадцати до тридцати, а из одежды на них были длинные сероватые платья до пят со стоячими воротниками.

1769 год

«Семья Брохтои сошла с ума. Мужчина, примерный семьянин, отец семи дочерей, в одну из ночей, вернувшись с работ в поле, зарубил спящих жену и детей. Наутро его нашли в сарае – он сидел в углу, обхватив себя руками, и покачивался из стороны в сторону. Когда мужчину спросили, почему он убил семью, он ответил, что так ему велела ведьма».

Следующая страница повергла меня в шок. Маленькая девочка лет десяти лучезарно улыбалась на фото и протягивала в ладонях кровавый кусок, напоминающий сердце.

1801 год

«Люси О-Николс убила свою бабушку, пока та спала после ночной смены в госпитале. Девочка раздобыла в сарае тесак, принесла его в дом и, разрубив женщине грудную клетку, достала еще бьющееся сердце из груди.

“Я не хотела уезжать обратно в шумный город, и тетя ночью сказала, что мне стоит убить бабушку, чтобы остаться с ней навсегда. Я умная девочка, сделала все, что было сказано…” – таковы были слова ребенка перед тем, как ее отправили на родину. Приговорить к смертной казни не могли из-за возраста, поэтому шерифу пришлось закрыть дело. Через несколько лет девочку отправили в психиатрическую лечебницу – она пыталась прирезать во сне собственную мать».

Многие страницы были вырваны, часть из них измазана красками и чернилами, будто кто-то не хотел, чтобы посторонние прочли записи.

Ветер, что завывал между прогнившими досками дома, напоминал вой животного в лесу. Анна, которая читала на ночь вслух, смолкла – вероятно, уснула. Я продолжил листать «Мистические тайны» и наткнулся на фразу, которая была написана корявым почерком на заднике.

«Тело ведьмы может умереть, смешаться с многовековым прахом родных земель, но душа, напитанная темной магией, никогда не сгинет в небытие. Выколи глаза – и не найдет дитя Сатаны пути к освобождению по ту сторону Забвения. Вырви сердце – и не обретет ведьма телесной оболочки, которая некогда служила сосудом для ее магии, воссозданной самим дьяволом. Но все это ложь… ложь».

– Сори-и-ин…

Хриплый голос, напоминающий стон боли, прозвучал за спиной. Резко обернувшись, я увидел во мгле коридора женский силуэт, подсвечивающийся лунным светом. Руки девушки были безвольно опущены вдоль тела, длинные белокурые волосы растрепались, местами в них запутались сучья и засохшая листва, вместо глаз чернели две зияющие дыры, которые были устремлены прямо на меня. Нос будто отрубили топором, а рот, зашитый грубыми нитками, местами прогнил и покрылся водянистыми волдырями. Разорванное изумрудное платье в кровавых разводах едва доходило до колен, оголяя исполосованную чем-то острым кожу ног. Сквозь тело незнакомки проходил лунный свет, из-за чего виднелась мебель, которая стояла в прихожей.

Я затаил дыхание, не в силах пошевелиться от страха. Призрак, медленно подняв руки, приложил их к груди. Не сводя с меня взгляда, девушка вырвала сердце, которое медленно отбивало ритм в маленьких ладонях. Она не шевелила губами, но мне было отчетливо слышно каждое сказанное слово.

– Верни мое сердце…

Я мотнул головой и вцепился с силой в подлокотники кресла.

– Нет… нет… прочь… прочь!

Призрак опустил руки, выронив кровавый кусок на пол. Вскинув голову, он издал протяжный крик, разрывая грубые нитки, связывающие рот, и растворился в темноте.

Я рухнул на пол и прижал руки к груди, пытаясь унять охватившую тело дрожь. Книга упала куда-то в сторону, будто растворившись в ночном сумраке. Вязкая горькая слюна заполнила рот, голова кружилась, стискиваемая болью. Пытался всмотреться в темноту, но не увидел ничего, что напоминало бы бьющееся сердце. Привстав, взял в руки канделябр и, прислонившись спиной к стене, обогнул комнату, прихожую, после чего лег в кровать к Анне. Находясь во власти Морфея, она даже не отреагировала на мои вопли.

В эту ночь я не потушил свечи, боясь, что призрак вернется. Заснуть удалось лишь под утро, с первыми лучами солнца. Однако в этот момент Анна, лежавшая рядом, проснулась и потянулась, ударив ладонью по моему лицу. Сон как рукой сняло. Выругавшись, приподнялся, прислонился спиной к щитку кровати и начал тереть глаза, которые щипало так, будто туда насыпали песка.

– Доброе утро, дорогой, пора просыпаться. Сегодня мы идем знакомиться с жителями Брэилы.