Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов

Глава 8

Охота на ягуара

Шли дни, и каждые сутки были до предела наполнены делом. Судоплатов спал мало, и Науму с Эммой пришлось однажды настоять, чтобы он выспался по-человечески. Павел послушался, продрых двенадцать часов подряд – и снова окунулся в круговорот дел. Он ясно понимал, что за всем не поспеть, что устранить все недоделки к 22 июня – смешная наивность. Как за месяц поднять культуру производства на оборонных заводах? Как поменять тупых генералов мирного времени на реальных полководцев?

«В прошлой жизни» жестокая практика войны выдвигала наверх новых боевых командиров, так будет и теперь. Хотя карьерному росту одного из них помог начальник Особой группы – заменить Павлова, «павшего от рук врагов советской власти», как писала «Комсомолка», решили генерал-лейтенантом Еременко, командующим 1-й Краснознаменной армией на Дальнем Востоке. Судоплатов сразу успокоился – не зря он рисковал тогда, в Минске. Андрей Иванович Еременко носился по всему округу и материл красных командиров.

Вдохновившись, Наум встретился с ним накоротке, поделился планами Особой группы, и Андрей Иваныч сам загорелся идеями Судоплатова и дружной компании. Еременко своим приказом запретил любые свободные шатания военнослужащих – теперь покинуть часть можно было только по пропускам. Одного этого хватило, чтобы создать большие проблемы тому же «Бранденбургу-800», привыкшему разгуливать повсюду в советской форме.

К 15 июня энкавэдэшники и погранцы переловили человек полтораста – агентов Абвера и диверсантов. Резко усилилась охрана мостов, железнодорожных узлов, линий связи, а потом, на свой страх и риск, Еременко позволил «порезвиться» за границей, используя принужденный к посадке на наш аэродром немецкий самолет-разведчик. Советские пилоты живо с «Фокке-Вульфом» освоились и слетали за границу, на территорию Рейха…

Своих немцы не сбивали, а когда по радио стали слышны настойчивые и неприятные вопросы, трофейный самолет вернулся в пределы СССР, «нафотавшись» всласть. А фотки вышли таки-и-ие… На снимках было отлично видно, как в деревнях, на хуторах, в рощах стоят плохо замаскированные или вовсе не замаскированные танки, бронемашины, самоходки, грузовики, как по дорогам шныряют мотоциклы и штабные авто. А на берегу приграничной реки штабелями были уложены все части и детали понтонного моста. Даже сами понтоны установлены на катки, и до самой воды уложены деревянные слеги.

За «провокационную» инициативу генерал-лейтенанту сначала «прилетело», его чуть было не записали в «предатели и провокаторы», но затем, когда верховное главнокомандование увидало фотографии, инициативу оценили положительно (наломали вздрагивающими пальцами папиросы «Герцеговина-Флор», накрошили табак в трубку, раскурили и оценили).

Судоплатова радовали подобные подвижки, но он и страдал больше других, зная наперед, какой разгром учинят гитлеровцы, и сколько миллионов красноармейцев и их командиров окажется в плену. Но что он мог в масштабе страны? Да «подселись» он хоть в Сталина, все равно невозможно исправить за четыре недели то, что требовало десяти лет кропотливого труда! Вождь понимал, что 20-е и 30-е годы – всего лишь небольшой промежуток между войнами, когда нужно было все силы бросить на индустриализацию, поскольку без тяжелой промышленности не выстоять против тех же немцев или англичан. Да, много красных командиров, вплоть до маршалов, было расстреляно в 37-м, но стоит ли преувеличивать полководческие таланты того же Тухачевского?

«Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару, – вещала «Правда» в 1920-м. – На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам!»

А прославленный командарм в это время бессовестно множил потери в живой силе, растягивал фронт и оголял фланги, чего не мог себе позволить даже поручик царской армии. В результате под Варшавой полегло 25 тысяч красноармейцев, 60 тысяч попали в польский плен, а еще 40 тысяч были интернированы немцами. И это стратег?

Да и другие «красные маршалы» были не лучше – бывшие прапорщики, поручики, а то и вовсе унтера Российской Императорской армии, что они знали и умели, кроме как переть, атакуя в лоб, чем «прославились» и в Гражданскую, и в финскую?

Ошибок ох как много, и его долг, как начальника Особой группы, не бегать по наркоматам с «рационализаторскими предложениями» или добиваться встречи со Сталиным, чтобы поведать вождю о будущих событиях. Действовать надо и смелее, и тоньше.

Скажем, такая простая, простейшая вещь, как разгрузочный жилет, попросту – разгрузка. Ничего ведь особенного – этакая безрукавка из парусины с кармашками и креплениями, такие свободно продавались в оружейных магазинах Российской империи для охотников и рыболовов. До чего же полезная в военно-полевой жизни вещь: и для оружия место на разгрузке найдется, и для запасных магазинов, для аптечки, фляги, гранат, медпакета. Не таскать все это хозяйство на поясе, как сейчас, а разместить с удобством. К тому же разгрузка справится с ролью какого-никакого, а бронежилета. Но первые подобия армейских разгрузок пошили только к середине войны то ли итальянские десантники, то ли английские коммандос. А наши чем хуже?

И Судоплатов заказал несколько тысяч разгрузок («по мотивам» советского «армейского лифчика» времен Афгана) для бойцов ОМСБОН. Этим занялся сам Тимашков из спецгруппы по подготовке диверсионных приборов.

Нововведения Павел не скрывал, и многие командиры РККА заинтересовались такой «рацухой». Что и требовалось доказать.

А еще в отделе оперативной техники шили маскхалаты «Леший» или «Кикимора». Замечательная же штука! Для диверсантов – первейшее дело. Если же этот почин подхватят хотя бы в армейской разведке, будет вообще здорово.

Судоплатов твердо решил переодеть всех своих бойцов в пятнистый камуфляж. «Пятно» применялось и немцами, и англичанами, а в РККА приживалось плоховато. Значит, надо внедрять в ОМСБОН – тут он властен.

Тренируя бойцов опергрупп, Павел щедро делился опытом будущих поколений – применением камуфляжной краски для лица, к примеру, или установкой тех же растяжек.

А в оружейных мастерских уже вовсю мараковали над «монками» – минами направленного действия, появившимися во время войны во Вьетнаме. Что-то типа «МОН-50» разведчикам-диверсантам пригодится…

А вот гранатометы пока не давались конструкторам. Правда, у немцев тоже не получался их «Фаустпатрон», да и американская «базука» еще ни разу не выстрелила…

А светошумовые гранаты? Это же прелесть! Ослепительная вспышка, особенно в ночи, отнимет у врага зрение до самого утра, а оглушительный грохот подавляет настолько, что противник застывает в шоке, совершенно беспомощный – подходи и вяжи. Вяжи и складывай. Если же еще и резиновую картечь добавить… Получится весьма «убедительное» спецсредство.

Еще одно «рацпредложение» Судоплатов мог поставить себе в заслугу, подав через Берию идею привлечь оружейника Дегтярева и его «подмастерья» Симонова для создания противотанковых ружей. Нарком дал подсказку, как бы от себя лично, Сталину «рацуха» понравилась – он вызвал обоих конструкторов и выдал им задание. И месяц сроку. К 15 июня вождь принял решение о принятии на вооружение обоих образцов – ПТРД и ПТРС. Теперь, судя по всему, противотанковые ружья поступят в войска уже в августе – «в прошлой жизни» это произошло лишь в сентябре. Целый месяц в выигрыше!

…А кадры для ОМСБОН все ковались и ковались. На центральном стадионе «Динамо» в Москве собирались добровольцы – преподаватели и слушатели Высших школ НКВД и погранвойск, работники Наркомата внутренних дел, студенты московских вузов, пожарные, а также футболисты, гребцы, конькобежцы и прочие герои спорта. Их тренировали и натаскивали от зари до зари – футбольное поле стадиона и спортплощадки становились «местами боев». В ход шло все: штык, приклад, лопата, нож, пистолет, приемы самбо, бокса…

…16 июня у Судоплатова был маленький праздник – Меркулов и Фитин, вернувшись из Кремля, сияли. Фитин «по секрету» поведал Павлу, что доклад Меркулова был Хозяином принят, хоть и с ворчанием. Такая, казалось бы, малость, но Судоплатов прекрасно помнил, как «в прошлый раз» нарком с замом явились весьма встревоженными – тогда Сталин счел доклад Меркулова противоречивым и приказал подготовить более убедительное заключение о начале войны с Германией. Неужели столь малое вмешательство из 1996 года так повлияло на вождя? Ну, не надо скромничать – работенку он проделал немалую, да и Еременко помог.

Генерал-лейтенант с простодушием деревенского хитрована легко добыл весомые доказательства подготовки к войне. Когда его обвиняли в провокациях, командующий Западным округом, бывало, срывался и сам начинал орать – ему, дескать, надо знать расположение аэродромов противника, чтобы их разбомбить к такой-то матери. Почему это немцам можно безнаказанно летать над советской территорией, а нам нельзя нанести «ответный визит»? А когда на столе у Сталина лежит целая груда снимков, фотокопий, записей переговоров Шуленбурга и прочих «вещдоков», причем каждый из них – явная улика… Против фактов не попрешь.

Судоплатов, в общем-то, даже сочувствовал Иосифу Виссарионовичу. Сталин, на пару с Молотовым, отчаянно хотел оттянуть начало войны до 1942-го, ибо времени на перевооружение армии катастрофически не хватало. И свои «хотелки» вождь подкреплял конкретными деяниями. Вон весной затеял переворот в Югославии. Уже через неделю после свержения прогерманского правительства в Белграде СССР заключил с новыми властями пакт о взаимопомощи.

Советское руководство надеялось укрепить свои позиции на Балканах, уверяя себя, что югославы задержат немцев и итальянцев и оттянут начало неизбежной войны. Однако Гитлеру удалось разбить югославскую армию всего за две недели! Сами того не ведая, Сталин с Молотовым приостановили тогда, в апреле, стягивание войск к советской границе. Начало войны было перенесено на июнь.

Возможно, что и «в прошлой жизни» Судоплатову стоило убедить вождя в неизбежности столкновения с Германией, но кто же знал? Павел прекрасно помнил, как он один остался в наркомате 20 июня, как просидел там всю ночь. Да, было очень тревожно, он всей кожей ощущал приближение роковой даты, но даже представить себе не мог, насколько ситуация выйдет из-под контроля.

В первый месяц войны Судоплатов ощущал бессильную ярость – Красная Армия оказалась в положении хвастливого второразрядника по боксу, решительно настроенного на избиение хилого соседа-гопника, а против него вдруг вышел чемпион Европы в тяжелом весе. И – нокаут. И били, били хвастунишку долгих два года, пока тот не научился давать сдачи…

…Фитин радовался, Меркулов ходил как именинник, да и у Павла был повод выпить – завтра должно было состояться его награждение. За ликвидацию Троцкого ему вручат орден Красного Знамени, а Эйтингону – орден Ленина. Судоплатов волновался, но вовсе не от близящейся встречи с Калининым. Павел прекрасно помнил, что в прошлый раз Свердловский зал Кремля был полон гостей, и на этой «тусовке», выражаясь будущим новоязом, среди прочих мелькал Хрущев.

О ликвидации Никиты Судоплатов думал весь этот месяц, подаренный ему неизвестными силами, и немного подготовился. Поступать с Хрущевым тем же манером, что и с Серовым, не стоило – убийства могут связать между собой, сыскари начнут копать… В общем, это слишком опасно. Нельзя ему попадаться, слишком много дел впереди.

Но опыт почти что девяностолетнего деда, в буквальном смысле начавшего новую жизнь, дорогого стоил. «Рыцарство плаща и кинжала» обладало богатейшей коллекцией орудий убийств, и Павел выбрал одно из экзотических – яд кураре. Свой человек в Бразилии выслал в Москву индейский сосуд из тыквы, полный густого, как смола, калабаш-кураре, самого смертоносного – им обмазывали наконечники копий при охоте на ягуара. Или воюя с соседним племенем.

Судоплатов раздобыл трофейную авторучку, отобранную у кого-то из английских агентов. Перо у нее было острым, режущим и колющим, а заливались в ручку вовсе не чернила, а цианистый калий. Начальник Особой группы заправил ручку ядом кураре…

«Шоу должно продолжаться» – так, кажется, пел солист из «Queen»? В 70-х их музыка часто звучала в Москве, тогда еще столице СССР. Павел мрачно усмехнулся. Продолжим…

На другой день, 17 июня, Эмма нагладила мужу рубашку, наведя стрелки на брюках до лезвийной остроты. Яков Серебрянский, последний из «квартирантов», задержавшийся у Судоплатовых, яростно начищал туфли Павла, нарочито лебезя – дескать, чего только не сделаешь для хорошего хозяина! Лишь бы не выгнал…

…Пройдя несколько постов охраны, Павел прошествовал в круглый Свердловский зал. Человек тридцать-сорок здесь толклось точно. Разумеется, собрались они не на торжество награждения – удел разведчика получать ордена «втихую». Пройдясь, потолкавшись, Судоплатов набрел-таки на Хрущева – тот, светясь лысой башкой и сминая мясистый загривок, рассказывал похабный анекдот жизнерадостному Жданову. Видимо, оба прибыли в Москву на совещание. Показался Калинин, и среди собравшихся началось броуновское движение.

Сутолокой тут же воспользовался Павел – достав ручку из кармана, он освободил «оружие возмездия» от колпачка. Энергично пройдя мимо Хрущева и взмахивая руками при ходьбе, то есть совершая самые естественные движения, Судоплатов задел Никиту Сергеевича – перо не больно кольнуло сытое белое тело Первого секретаря Компартии Украины. Павел прошел дальше, не оборачиваясь, и только шум за спиной заставил его остановиться.

Хрущев, хватаясь за горло и хапая воздух ртом, грузно осел на пятую точку, покачался и выстелился на полу. Лицо его посинело от удушья, глаза лезли из орбит… Судоплатов холодно наблюдал за смертью Никиты-троцкиста. Беспощадного борца с «врагами народа», только на Украине арестовавшего сто пятьдесят тысяч партийцев. Одного из виновников убийственных окружений Красной Армии под Киевом и Харьковом. Малограмотного вождя номенклатурщиков, освободившего этот новый правящий класс от засилья НКВД и положившего начало полному вырождению партии большевиков.

– Врача! – кричал Жданов. – Врача!

Медики появились быстро, вот только Хрущев уже сучил ногами – кураре парализовал мышцы легких, не позволяя дышать. Вздрогнул, уже уложенный на носилки, и обмяк – сердце не выдержало. Досмотрев смерть врага народа до конца, Судоплатов развернулся и направился к кабинету Калинина – именно там, при закрытых дверях, «всесоюзный староста» и вручит ему орден.

Павел усмехнулся. Будем считать, что за двойное убийство – самого Троцкого и верного его последователя. Все!

Не вынесут тело Сталина из Мавзолея.

Не переименуют Сталинград в Волгоград, а Сталино – в Донецк.

Не передадут Крым Украине.

Не упразднят министерства, создавая дурацкие совнархозы.

Не случится Новочеркасского расстрела.

Не затеют идиотскую кукурузную кампанию.

Не будет Карибского кризиса.

А что будет?

Узнаем во благовремении…

Б. Сыромятников, полковник КГБ в отставке:

«В то, что сегодня произошло с нашей страной, первый камень заложил именно Хрущев.

Не поддаются подсчету ликвидированные по его инициативе партийные, советские и военные работники, их жены, отправленные в застенок, а дети – в специнтернаты.

Вот фрагмент из его выступления на VIII Всесоюзном съезде Советов: «Карающая рука пролетарского закона разгромила эту шайку и при всеобщем одобрении всех трудящихся нашей страны стерла с земли эту нечисть».

В то время Хрущев гордился своим взаимодействием с Ежовым. Вместе, по терминологии Ежова, они наносили удар по кадрам.

Хрущев – инициатор закрытия церквей и репрессий против их служителей, что, кстати, не нашло поддержки даже у Сталина.

1935 год. В Сочи, где отдыхал Сталин, приезжает Хрущев. Он докладывает: «Я распорядился закрыть в Москве и Московской области 79 действующих церквей, а наиболее активных служителей культа мы отдадим под суд».

Сталин: «Вы, Хрущев, анархист! Батька Махно любил бы вас как родного сына. Церковников трогать нельзя, посмотрите, как отличился наш «пролетарский» поэт Демьян Бедный. Кто разрешил ему измываться над Священным Писанием? В срочном порядке надо изъять из обращения его книгу «Библия для верующих и неверующих».

Хрущев, осторожно: «Под следствием в Московском городском суде находится 51 служитель культа».

Сталин: «Немедленно отдайте распоряжение, чтобы всех выпустили».

1937 год, лето. В присутствии других членов Политбюро Хрущев обращается к Сталину: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади».

Сталин: «А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном. Какой у тебя еще вопрос?»

«Вячеслав Михайлович умышленно тормозит развитие промышленности и сельского хозяйства». – «Где конкретные доказательства?» – «Я готовлю на ваше имя развернутую докладную записку». – «Мы поняли вас, товарищ Хрущев, вы готовы сразу схватить два портфеля – палача и председателя Совнаркома? Мы подумаем, какой из этих постов вам отдать!» (Это была уже явная издевка, Сталин не щадил самолюбия Хрущева.)

Сохранилось постановление Военного совета Киевского военного округа: «Состояние кадров командного, начальствующего и политического состава округа» от 25 марта 1938 года, принятого при участии Хрущева.

Вот выдержки из этого документа: «Военный совет поставил центральной задачей выкорчевывание врагов народа и подбор на руководящие должности преданных и растущих командиров.

В итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических элементов на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа: из девяти командиров корпусов обновлено девять, из 25 командиров дивизий – 24, из 135 командиров полков – 87, из 9 начальников штабов корпусов – 6, из 25 начальников штабов дивизий – 18, из 135 начальников штабов полков – 76, из 24 начальников отделов штаба округа – 19. Всего уволено из частей округа по политико-моральным причинам 2922 человека, из них арестовано 1066».

Таковы масштабы хрущевских репрессий против командного состава. Служил бы Г. К. Жуков в КВО, а не в БВО, отбывать бы ему заключение.

Но и этого было мало, и «Военный совет ставит как главнейшую задачу – до конца выкорчевать остатки враждебных элементов» (подписи Тимошенко и Хрущева).

Хрущев пишет Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 1718 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры. Любящий вас Н. С. Хрущев».

Глава 9

Сигнал «гроза»

За два дня до войны, 20 июня, Берия вызвал Судоплатова и Масленникова, заместителя наркома по войскам, и приказал обоим срочно вылететь в Минск.

Командующий Западным Особым военным округом сам вышел на наркома с вопросом, что еще можно сделать «по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной Армии».

Лаврентий Павлович был резковат, порой в его голосе прорывались истеричные нотки – нарком был растерян и подавлен.

Сталин, вероятно, еще в первых числах июня отступился от своей позиции – непременно договориться с Гитлером. Очень уж весомы были «улики». Судоплатов сильно рисковал, выдавая «инфу» из будущего – о плане «Барбаросса», о плане «Ост», – ведь никаких подтверждений этим реальным замыслам не было. И он подавал недоказанную правду, как подливку к главному блюду, одновременно напрягая резидентов в Европе.

Те, надо сказать, хорошо поработали: им задали хорошо сформулированные вопросы, и «Лицеист», «Курт», «Юна», «Люци», «Корсиканец», «Тит», «Алмаз», «Кармен», «Эрнст» нашли оч-чень интересные ответы. О том, как Берлин будет переименован в «Германиа», и как побежденные в войне «унтерменши» (всякие там русские, киргизы и проч.) будут прогоняться по широким проспектам столицы Рейха. О том, что Аушвиц или Дахау – всего лишь пробные, испытательные площадки, чтобы, наработав опыт, отгрохать воистину гигантские лагеря смерти, в которых «неполноценные» народы станут уничтожаться десятками миллионов, освобождая «жизненное пространство» для немецких колонистов. О том, что на границах СССР скопились силы, вдвое большие, чем те, что ожидали увидеть в советском Генштабе и Наркомате обороны.

Молотов, правда, продолжал отстаивать прежние позиции – медлительность наркома иностранных дел вошла в поговорку. Но к середине июня увял и он.

21-го числа все немецкие суда покинули рижский и ленинградский порты, даже те, что были недогружены. Полночи в германском посольстве и консульствах жгли документы – война приближалась неумолимо, от ее холодного, смердящего дыхания волосы поднимались на затылке. А уполномоченные Верховного главнокомандующего направлялись в армию и на флот, чтобы передать устные приказы из Кремля – никаких сверхсекретных бумаг и звонков. Полная тайна.

Николай Кузнецов, и без того державший Рабоче-крестьянский Красный флот в полной боеготовности, получил приказание: 18 июня, ровно в полночь, все подводные лодки должны покинуть базы Балтфлота и занять позиции у Киля, Данцига, Бремена, Мемеля, Пиллау, Кенигсберга. Встать на боевое дежурство и, как только (если вдруг…) начнется война, топить немецкие корабли.

Еременко должен был на 22 июня привести в полную боевую готовность авиацию, танки, артиллерию, а красноармейцам предстояло провести ночь вне казарменных коек. Но лучше не выспаться живым, нежели погибнуть во сне.

Летчикам было велено тайно перебазироваться на новые аэродромы, старую и ломаную технику оставив на старых площадках, чье местоположение давно было известно гитлеровцам. Буквально на ходу, то бишь на лету, летуны привыкали вылетать парами – ведущий плюс ведомый, – а не втроем, как раньше, хотя еще во время войны с белофиннами звучали призывы перейти на звенья-двойки, ибо тройки лишали самолеты маневренности. Тут было в точности как в поговорке – третий лишний.

Тихонечко, по ночам, вывозились запасы с окружных складов – снаряды, патроны, горючее – подальше в тыл. Минировались мосты, их охрана усиливалась.