Второй шанс адмирала
– И все эти факты очень хорошо складываются, Намгаладзе. Вот что, займитесь-ка вы еще одним важным делом. Надо собрать разведывательный отряд из моряков-добровольцев. Это должны быть и лазутчики, и диверсанты.
– Понял, товарищ командующий. Займусь!
Начальник разведотдела вышел, а Кулаков остался. Обычно его выразительное лицо с темными глазами озаряла улыбка, но в этот день оно хранило напряжение и тревогу.
– Что, Николай Михайлович, – устало спросил Октябрьский, – не по себе?
– Мягко говоря. Неужели правда?
– Ты меня удивляешь. А еще военный человек. Если бы Гитлер не затеял переброску дивизий из Югославии, он бы напал еще в мае. А июнь – крайний срок. Если немцы нападут позже, пусть даже в июле, то они, по своим планам, не успеют осенью захватить Ленинград и Москву. А у них зимнего обмундирования нет, гитлеровцы надеются нашим воспользоваться.
– Ты веришь этим планам?
– Если будем дураками и трусами, то они обязательно исполнятся, – резко ответил Октябрьский. – Слушай, будь другом, проконтролируй, чтобы все мины с полигона убрали в хранилища. А то выставили напоказ! Чтобы немцам было легче целиться?
– Может, сразу заминировать подходы к ГБ?[1]
– Зачем?
– К-как? – растерялся Кулаков. – Согласно положениям…
– Коля, те положения писались совсем для другой войны. В Черном море нет ни одного немецкого корабля и не будет – их Кригсмарине обороняет от английского флота берега Рейха и захваченных территорий, от Франции до Норвегии. Итальянский флот и вовсе заперт теми же англичанами. Так против кого мины ставить? Против румынских полудохлых эсминцев «Реджина Мария» или «Мэрэшти»? Знаешь, это даже не смешно. Конечно, немцы попрут в Крым, но опасаться нам надо не Кригсмарине, а люфтваффе. Вот и представь себе – набросали мы мин у входа в ГБ, оставили три узких прохода, и наши корабли ползут по ним. А тут немецкие «Юнкерсы»! И давай бомбить! А мы даже маневра малого позволить себе не сможем – чуть в сторону, и на собственной мине подорвешься.
– Ну-у… Не знаю.
– Кстати, этой ночью немцы не бомбы будут на нас вываливать, а донные мины.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, – усмехнулся Филипп.
* * *Часов в девять вечера Октябрьский приказал перевести флот на повышенную готовность – весь день командиры сбредались на корабли, ругая начальство. Не дали спокойно отдохнуть!
Что делать на палубе в ночь на воскресенье? А дома водка стынет…
Но приказ есть приказ.
В час ночи пришла телеграмма наркома РККФ Кузнецова о той самой готовности, и Кулаков уважительно посмотрел на Октябрьского.
Тот поймал его взгляд, но понял по-своему.
– Скоро уже, – процедил комфлота.
Он подошел к окну. На рейде гасли якорные огни кораблей, зашторивались окна в казармах учебного отряда, в жилых домах.
А створный знак на скале – главный ориентир для входа кораблей в бухту – продолжал светить.
Октябрьский схватил трубку телефона.
– Начальник гарнизона генерал-майор Моргунов слушает, – донесся спокойный голос.
– Почему до сих пор не погашены маячные огни? – резко спросил вице-адмирал. – Это не игра, а реальная оперативная готовность, Петр Алексеевич!
– Есть, товарищ командующий! – Моргунов мигом сменил тон. – Немедленно наведем порядок.
И впрямь, скоро створные огни погасли.
Октябрьский задернул шторы и включил настольную лампу. Папку срочных документов он положил на любимую свою конторку. Оставаясь один, Филипп любил работать стоя.
Правда, сегодня одиночество ему не светит – вызванные по сигналу «Большой сбор», сюда вот-вот сойдутся все.
Первыми явились Елисеев и Борисов, секретарь горкома партии.
Без пятнадцати три комфлота приказал Русакову поднять по боевой тревоге истребители.
Командующий ВВС сильно переживал, трудно это – перестраиваться на военный лад. Но приказ исполнил – самолеты вылетели на запад. «Встречать» непрошеных гостей.
С раздражением захлопнув папку, Октябрьский прошелся по кабинету. Он ждал звонка. И дождался.
Было около трех часов ночи, когда резко зазвонил телефон прямой связи с оперативным дежурным.
– Комфлота Октябрьский слушает.
– Товарищ командующий, наши истребители вступили в бой с группой неизвестных самолетов, приближавшихся со стороны моря!
– Неизвестных?
– Э-э… Передают, что это «Хейнкель-111».
– Сколько сбито?
– Э-э… Два… э-э… бомбардировщика.
– Не «э-э», товарищ Рыбалко, а вражеских бомбардировщика!
– Так точно, товарищ командующий!
Тут же позвонил Жилин:
– Открывать ли огонь по неизвестным самолетам?
– Это немецкие самолеты, товарищ Жилин, и ваша задача – сбивать их к такой-то матери!
– Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание! Я записываю его в журнал боевых действий.
– Да хоть на лбу у себя напишите! – повысил голос Филипп. – Но учтите, если не откроете огонь по немецким самолетам, я прикажу расстрелять вас! Действуйте!
– Есть!
В три часа семь минут немецкие бомберы подошли к Севастополю. Прореженные советскими истребителями, они шли крадучись, на небольшой высоте. Лишь три «Хейнкеля» из тех, что взлетели с румынского аэродрома Цилистрия, добрались до ГБ.
Вдруг вспыхнули прожектора, яркие синие лучи стали шарить по небу, выхватывая самолеты с раскоряченными свастиками на килях. Хором заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей – огненные трассы с грохотом прочерчивали небо.
Два самолета загорелись и рухнули, а третий торопливо сбрасывал свой смертоносный груз – серо-зеленые туши магнитных мин спускались на парашютах, напоминая десантников.
Задача у немцев была простая – с помощью донных мин заблокировать корабли флота в бухтах, не дать им выйти в море.
Но пилот так разнервничался из-за атак русских истребителей и огня зениток, что спешил избавиться от мин, облегчиться и удрать. По этой-то причине взрывчатые «подарки» упали не по линии фарватера, а на берег, где взрывались, порой устраивая пожары.
Налет был отбит.
В три семнадцать Октябрьский позвонил по ВЧ в Москву.
– Генерал армии Жуков слушает.
– Докладывает командующий Черноморским флотом Октябрьский. На главную базу флота был совершен авианалет – немецкие бомбардировщики сбрасывали мины, с целью закупорить выход кораблей в море. Силами флотских ВВС и зенитной артиллерии вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана, в городе есть разрушения.
– Вас понял. Действуйте в том же духе и доложите своему наркому.
Так, по звонку из Севастополя, в Москве узнали, что фашистская Германия начала войну против СССР.
Из «Воспоминаний и размышлений» маршала Г. К. Жукова[2]:
«Под утро 22 июня нарком С. К. Тимошенко, Н. Ф. Ватутин и я находились в кабинете наркома обороны.
В 3 часа 17 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».
Я спросил адмирала:
– Ваше решение?
– Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.
Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил Ф. С. Октябрьскому:
– Действуйте и доложите своему наркому…
…В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
– Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.
Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».
Глава 2
Операция «Гром»
1. Крым, Севастополь. 23 июня 1941 годаКомандующий флотом вызвал к себе контр-адмирала Фадеева, возглавлявшего охрану водного района главной базы.
– Надо немедленно протралить бухты и фарватеры, – приказал он. – Кто у вас сейчас в дозоре?
– Звено катеров-охотников лейтенанта Глухова.
– Лейтенанта?
– Это опытный командир. Давно плавает. Хорошо его знаю. Еще с той поры, когда был штурманом на крейсере «Коминтерн», а он у меня рулевым.
– Ну что ж, Владимир Георгиевич, пусть Глухов действует. О результатах дозора и траления докладывайте немедленно. Да, и не забудьте передать лейтенанту, что противник сбросил не якорные мины, а донные, магнитные. Такие будут реагировать на прохождение стального корпуса.
– Понял, товарищ командующий.
Несколько мин все же угодило в воду, хоть и вне фарватера. Боевые корабли не трогались с места, потому и не пострадали, хотя в тот раз подорвался эсминец.
Октябрьский усмехнулся. В тот раз…
На его памяти утром 22 июня затонул буксир с плавучим краном, посланный поднять со дна рейда сбитый немецкий самолет. Буксир подорвался на мине.
А в этот раз – нет. Вон он, работает, тянет со дна «Хейнкель» с одним крылом.
Моряки-овровцы[3] пеленговали мины еще в воздухе, когда они спускались на парашютах. Если не было видно самолетов, пеленговали всплески на воде при падении мин. Все эти точки обозначались вехами.
В тот же день инженер Брон – мобилизованный как интендант третьего ранга, хотя имел степень кандидата технаук, – изучил разоруженную немецкую мину и нашел способ борьбы с нею.
А в тот раз…
Филипп порадовался, что смотрит в окно, а то адъютант Галковский не понял бы его глуповатой ухмылки. Но было с чего ухмыляться – в тот раз, разбираясь с минным оружием фашистов прямо на глубине, погибло несколько офицеров и талантливых инженеров. А сейчас все они живы-здоровы. Ефременко, Иванов, Лишневский…
Комфлота посмотрел на часы. Семь утра.
– Русаков здесь? – он поднял голову над папкой с документами особой срочности.
– Так точно, товарищ командующий, – вытянулся адъютант.
– Давай его сюда.
Командующий ВВС явился и тоже, как адъютант, встал по стойке «смирно» – дюже впечатлились служивые не то что прозорливостью, а решительностью командующего. Отдавать приказы на открытие огня – это было круто. Главное, без оглядки на Москву, не выпрашивая у наркома позволения воевать…
– Проходи, Василий Андреевич. Долго тебя не задержу. Прежде всего хочу поздравить с успешным началом боевых действий.
Русакову эти слова командующего польстили, но он счел нужным поскромничать:
– Да, немцы понесли потери, но и мои не все вернулись.
– На войне, как на войне! Вот что. Этот авианалет был первым, но не последним. Надо отучать немцев от дурной привычки бросать бомбы, где попало. Короче. Готовьте бомбардировщики к ответному визиту. Необходимо как можно скорее совершить авианалет на Констанцу и Плоешти. Даже не так – на Плоешти и Констанцу. Нефтяные промыслы – это цель номер один. Немецкие танки работают на синтетическом бензине, который вырабатывается из угля, но он не годится для самолетов, им потребен высокооктановый бензин, а его можно получить лишь из нефти. Добыть которую, кроме как в Румынии, ну, еще маленько в Венгрии, немцам просто негде.
– Понятно, товарищ командующий. Сделаем.
– Сделаете так. Нанесете три удара по Констанце: первый – составом тридцать три «ДБ-3» и двадцать семь «СБ», второй – семь «ДБ-3», и третий – девять «ДБ-3», а также удар по Бухаресту составом шесть «СБ». Самолеты 96-й эскадрильи Дунайской флотилии пусть отбомбятся по румынским портам на Дунае. Готовьте самолеты – операцию проведем в ночь на 25-е. А я слетаю в Одессу, договорюсь с командующим Южным фронтом – негоже посылать одни бомберы, им нужно сопровождение истребителей. Нашим не хватит дальности, а вот если взлетать с аэродромов Аккермана или Болграда…
– Это было бы очень желательно!
– Да уж… Нам обещали перегнать эскадрилью «Пе-2», и еще я выбил порядка сотни «ТБ-3».
– Староваты «туберкулезы»… – заметил Русаков. – Тихоходы они.
– Это да, но вам ли не знать, что как раз эта их тихоходность обеспечивает точность бомбометания. А я еще постараюсь подвести к целям наших разведчиков-диверсантов, чтобы они «подсветили» их из ракетниц.
– Отлично! – бодро ответил Русаков и замялся: – А разрешение наркома?..
Октябрьский внимательно посмотрел на командующего ВВС.
– Разрешение бомбить врага, напавшего на нашу родину? – мягко спросил он. – Немцы сбрасывают бомбы на Измаил, Одессу и Крым, румынские мониторы уничтожают наши погранзаставы на Дунае…
Русаков покраснел.
– Ступайте, Василий Андреевич. Будет вам разрешение.
Октябрьский помнил, что «в тот раз» разрешение наркома пришло лишь поздно вечером, но сейчас он не был намерен ждать.
Хотя он понимал генерал-майора. Ведь первая директива из Москвы не предусматривала переноса боевых действий на территорию противника, и его приказ может быть расценен как провокационное самоуправство. Ничего, переживем какнибудь…
Октябрьский улыбнулся. Сейчас он испытывал великолепное чувство свободы и легкости – его душу не сковывал, не угнетал страх. Было такое ощущение, что прежняя боязнь осталась в том будущем, в которое уже не хотелось возвращаться.
Да и чего ему бояться, прожившему семьдесят лет? Самое страшное, что с ним может случиться здесь, – это позор.
Тот самый, который остался в будущем, которое для него стало прошлым. Безумный выверт, но все именно так.
Самое главное, в чем можно признаться лишь себе, кроется в истинной правде – участвовать в неведомом Эксперименте он решился не для того, чтобы изменить ситуацию в Севастополе, а по иной причине – снять с себя вину.
Здесь и сейчас, в Севастополе, в первый день войны, он еще ни в чем не провинился, никого не предал, не совершил ни одной из тех ошибок, за которые потом бывает стыдно. Все впереди.
И вот именно для того, чтобы не повторились послевоенные ад с чистилищем, чтобы не выть, не плакать, он должен будет сделать то, что обязан, – возглавить оборону Севастополя и победить.
Он будет воевать здесь, за ГБ, за Крым, будет драться с немцами. Если Москва поможет ему в этом – хорошо, если нет – обойдемся.
А если будет против, то он ни за что не выйдет из драки. Пусть ему грозят Кузнецов, Берия и Сталин втроем, он не отступится от своего.
Да, надо было дожить до старости, оказаться за неделю до смерти, чтобы понять одну простую вещь: лучше погибнуть, сохранив честь, чем влачить жалкое существование бесчестного дристуна!
* * *11-я немецкая армия, 3-я и 4-я румынские, входившие в состав группы армий «Юг», наступали по всему фронту. Формально войска, находившиеся на территории Румынии, должны были подчиняться «кондукэтору» Антонеску, но фактически всем рулил командующий 11-й армией генерал-полковник Риттер фон Шоберт, которому румынский диктатор поручил разработку «всех директив и приказов, касающихся совместного ведения войны».
В первые дни Великой Отечественной противник вторгся на территорию СССР в районах Ровно, Львова, Луцка, постоянно бомбил железнодорожные узлы Жмеринка, Казатин, Помошная, города Винницу, Одессу и Севастополь.
«В тот раз» Октябрьский уже в ночь на 23 июня послал самолеты бомбить Констанцу, но толку от этого было мало. Теперь же комфлота намеревался тщательно подготовиться, хоть и в сжатые сроки, и нанести по-настоящему мощный удар.
В этом он надеялся на помощь генерала армии Тюленева, намедни ставшего командующим Южным фронтом. 24-го его поезд прибудет в Винницу, где комфронта ждет плохо подготовленный КП.
В тот же день самолет Октябрьского покинул Севастополь, направляясь в Винницу.
Но до этого Филипп побеспокоился о том, чтобы заслать в тыл врага особую опергруппу «угонщиков». Они должны были угнать с аэродрома Цилистрия немецкий «Фокке-Вульф-189», самолет-разведчик, прозванный красноармейцами «рамой».
Филиппа очень беспокоила необходимость хоть как-то залегендировать свои «прозрения» или «получение разведданных», неизвестно как и от кого. Но если в состав 30-го отдельного разведывательного авиаполка ввести «раму», то многое сразу прояснится, снимет неловкие вопросы.
Откуда узнал? Ну, как же! Наши бравые пилоты слетали в тыл врага на немецкой «раме». Никто на нее, естественно, внимания не обратил – свои же! А «свои», пользуясь случаем, все, что нужно, углядели и даже запечатлели на фотопленке…
* * *Время было грозовое, напряженное. Филиппу было неуютно в тесном «ДБ-3Ф», да еще в качестве борт-стрелка. Зато надежно и быстро.
Пересечься с Тюленевым удалось прямо на КП, где недовольный генерал-майор ругал московское начальство – у комфронта не было линий связи даже со штабами армий, не говоря уже об отдельных дивизиях.
Филипп решительно подошел и представился:
– Командующий Черноморским флотом Октябрьский. Прилетел только что, надо передать ценные разведданные.
Тюленев протянул руку и сказал:
– Иван Владимирович.
Комфлота крепко пожал сухую длань.
– Филипп Сергеевич.
– Пройдемте. Кабинет я пока не обжил, но хоть поговорить можно.
Надо сказать, Октябрьский предусмотрел простой и надежный способ, как расположить к себе Тюленева. И воспользовался им.
– Иван Владимирович, вот тут, – Филипп достал папку из портфеля, – кроки и донесения о расположении немецких и румынских частей по состоянию на вечер вчерашнего дня и утро сегодняшнего. Воздушная и наземная разведки поработали хорошо, все сведения проверены и перепроверены.
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Тюленев. – О, как… У немцев нет ни одной танковой и моторизованной дивизии? Это правда?
– Совершенная! На всей линии Южного фронта танковые дивизии не задействованы, 1-я танковая группа Клейста наступает севернее. А общая численность противостоящих вам немецко-румынских войск не превышает двадцати дивизий. Изучая развертывание сил противника, а также ход боевых действий, нетрудно было прийти к выводу, что удар немцы с румынами нанесут на Могилев-Подольский и Бельцы, а общее наступление вражеских войск начнется 1–2 июля. Это подтвердили захваченные нами языки. Выяснилось, что 1 июля противник перейдет в наступление силами до шести дивизий из района южнее Липкан в направлении Могилев-Подольский – это будет вспомогательный удар, а главный удар силой до двух немецких корпусов будет нанесен из района севернее Ясс в направлении Бельц…
Октябрьский блефовал, не испытывая даже легкого опасения, ведь все его данные были верны. Ну, не было никаких «подвигов разведчиков», и что? Информация-то истинная!
Тюленев развернул бурную деятельность, у него забегали все, даже раскормленные генералы. Филипп скромно ждал своей очереди и дождался-таки.
– У меня такое ощущение, – сказал комфронта, ухмыляясь, – что вы не просто так нам помогаете! М-м?
– Так мы ж южане, – отшутился Октябрьский. – Да, Иван Владимирович, я рассчитываю на вашу поддержку. А дело вот в чем. Я планирую операцию под кодовым названием «Гром». Она предполагает массированный авианалет в течение будущей ночи на объекты в Констанце, Плоешти и Бухаресте.
– А вот это правильно! – прищелкнул пальцами Тюленев. – Немцы бомбят наши города, а румыны, коль уж стали их подельниками, пусть отвечают за свое соучастие!
– И я о том же. В течение двух ночей подряд наши подлодки выбрасывают на румынский берег группы разведчиков-диверсантов. Их задача – «подсветить» цели при подлете нашей авиации, чтобы обеспечить точность попадания. Особенно это касается Констанцы и Плоешти. Бухарест будем бомбить без подсветки, лишь бы шуму наделать. Покажем им кузькину мать!
На румынскую столицу пошлем «ТБ-3». На Констанцу – «ДБ-3» и «СБ». А вот на Плоешти я могу отправить лишь одну эскадрилью «Пе-2». Но в Одесском военном округе есть еще сорок «пешек», было бы неплохо задействовать и их.
– Задействуем обязательно! – энергично кивнул Тюленев. – Я сейчас же отдам приказ, пусть наши авиаторы плотно повзаимодействуют с флотом.
– И еще…
Комфронта широко улыбнулся.
– И еще, – продолжил Октябрьский. – Мы, к сожалению, не можем обеспечить сопровождение бомбардировщиков – истребители просто не долетят. Но вот если их отправить с ваших аэродромов, даже из Котовска, то их дальности вполне хватит. Мне известно, что под Одессой находятся новейшие «МиГ-3»… Правда, пилотов, обученных летать на этой хорошей, но капризной машине, всего шестьдесят два человека. Думаю, шестидесяти «мигарей» будет достаточно, чтобы прикрыть наши бомбардировщики и над Констанцей, и над Плоешти. Если еще и «ишачков» подбросите, будет совсем хорошо. Конечно, «И-16» не совладает с «Мессершмиттом», но пока нам противостоят в основном старые «Харрикейны-1» и не более одной эскадрильи «Хейнкелей-112». Справимся.
– Справимся! – кивнул Тюленев. – За работу!
* * *…Немцы никогда не надеялись на румын, вояки из «мамалыжников» были еще те, поэтому нефтеперерабатывающие заводы в Плоешти охраняли сами, держа под рукой зенитные орудия и «Мессершмитты».
Нефть – это кровь войны, поэтому «черное золото» было воистину драгоценным для Рейха.
Вот его и берегли.
Еще за год до войны поставки нефти в Германию с румынских заводов «Романа Американа», «Стандард Петрол», «Астра Романа», «Конкордиа Вега» и прочих составляли чуть ли не две трети всего импорта. А потом, когда Антонеску крепко сдружился с Гитлером, немецкий капитал сколотил компанию «Континенталь Ойл», по сути захватившую нефтепромышленность Румынии.
К июню 1941-го немцы сосредоточили вокруг Плоешти около тридцати зенитных батарей, десяток аэростатов заграждения и полтора десятка зенитных прожекторов. Румыны тоже подсуетились, задействовав порядка шестидесяти истребителей устаревших типов, и тогда гитлеровцы перебросили под Плоешти авиагруппу, которую первой в люфтваффе вооружили новейшими «Мессершмиттами» Ме-109 Ф-4.
И все же бомбить надо было.
«Надо, Филя! Надо!»
2. Королевство Румыния, Плоешти. 25 июня 1941 годаНочь была темной, с высоты ясно виделись огни вдоль улиц Плоешти. Но это был фальшивый город, выстроенный специально для того, чтобы отвлекать внимание советских бомбардировщиков.
Настоящие заводы работали неподалеку.
Сорок девять пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», двадцать «арочек» – двухмоторных «Ар-2», и почти сорок «ДБ-3Ф» незаметно подошли к цели, держась на высоте семь тысяч метров.
«Пешки» с «арочками» вел капитан Александр Цурцумия, дерзкий и насмешливый пилот. Его склонность к лихачеству и легкой показухе (должен же мастер получать удовольствие от своего умения!) вполне компенсировалась искусным пилотажем, настоящим лётным талантом.
Напарник и тезка Цурцумия, тоже Александр, капитан Шубиков командовал группой «ДБ-3Ф».
«ДБ-3Ф», прозванные «сигарами», несли по ФАБ-1000, бомбе весом в тонну каждая, «пешки» и «арочки» затарились парой ФАБ-500.
Первыми начали «Петляковы».
– Высота шесть тысяч восемьсот. До цели осталось пять минут.
– Перестроиться для атаки! – скомандовал капитан Цурцумия. – Провести боевое развертывание! Слушать всем! Звеньям перестроиться в колонну. Атака цели одиночно с пикирования!
– Приготовиться! Начали!
– Расчет данных для бомбометания готов.
– Командир! Вижу ракеты!
Впереди вспыхнули яркие зеленые огни. Они дрожали, бросая мерцающий свет на заводы внизу, на сборища цистерн, на резервуары и прочие промышленные пейзажи.
– Включаю ЭСБР![4] Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь?
– Вас понял, выдержу. Выпускаю тормозные решетки!
– Потеряй еще пятьсот метров! Так! Боевой курс!
– Влево пять! Замри! Пошел!
«Пе-2» плавно сорвался в пике.
– Выводи!
Хлопнули, закрываясь, бомболюки.
– Цель накрыта!
Внизу разверзался ад. Там, где недавно падали зеленые звезды, бросая отсветы на заводские корпуса, теперь вздымались огромные облака огня и копоти. Багровое сияние заливало все окрест, выделяя черные ломаные формы.
Лопались нефтехранилища, разливая целые озера оранжево-красного огня, окатывая подъездные пути, и тогда стали взрываться цистерны с бензином – они лопались, распускаясь невиданными огненными цветами.
– Командир! Разрывы справа – пятьдесят метров! А, нет, все! Накрыло зенитки! Ух и полыхнуло!
В атаку пошли «ДБ-3Ф». Мощные «тонки» пробивали заводские корпуса и рвались, вынося все оборудование наружу. Заводам «Орион», «Униреа» и «Астра Романья» пришел конец.
– Внимание, «маленькие»! Опасность справа. Прикройте!
– Прикроем, «большие». Работайте спокойно.
«МиГи» понеслись в пике, выпуская дымные шнуры трассеров. Звено «Хейнкелей», запоздало поднятое по тревоге, стало расходиться, но тут один из немецких истребителей вспыхнул клубком огня, теряясь на фоне колоссального пожарища.
– Второй сбит!
– Осторожно, аэростат!
Рыскнувший «Хейнкель» врезался в свой же аэростат, пробивая надутую тушу и падая вместе с ним на пути, где горели и взрывались многие десятки цистерн с нефтью и высокооктановым бензином.