Тайна трех

Глава 7

Упоительное двойное свидание с вином и виной

Аллу мы отыскали на веранде Каземата. Она сидела в бамбуковом кресле-качалке и пряла нитку.

– Милый, ты вернулся? Мой брат пригласил нас на двойное свидание с Кирочкой. Как чудесно, не находишь, как это чудесно? Божья благодать! Вот бы все мы породнились!

Мы с Костей переглянулись.

– Алла, – присел он с ней рядом на корточки, – твоя мама показала Кире фотографии с куклами, у которых на лбах было, – вытащил он снимок и ткнул в символ, – вот это. Ты помнишь, как рисовала такие?

Нашептывая что-то губами, она отложила веретено и трижды перекрестилась, а потом перекрестила и нас с Костей.

– Помнить, – посмотрела она на меня, – не одно и то же, что понимать. Я не знала, почему говорю на смеси языков, а когда брала в руки карандаши, рисовала единички.

– Единички?

– Палочки, тире, линии. Серые и черные. Длинные и короткие. Я понятия не имела, что это ДНК. Я просто их видела. И уравнения тоже. Уравнения – это карты. Уравнения описывают «как», а ДНК – «кто».

– И кто на двери? – в унисон спросили мы с Костей, снова переглянувшись.

– Запиши его ДНК-код, – добавил Костя.

– Я не могу, любимый.

– Почему, Алла? Если это кто-то из нас, мы узнаем.

– Нужно решить уравнение, чтобы приступить к ДНК, – сочувственно ответила Алла, наматывая нить на мизинец вокруг кольца. – Но одно из числительных в уравнении неизвестно. Mi2 – вы его видели. Пока не узнаю, что это такое, – не почувствую, что дальше… не почувствую, кто это.

– Значит, mi2 – это человек? Которого ты знаешь?

– Это может быть кто угодно. Любой не планете.

– А те три куклы, – не унималась я, – с прицелами на лбах, они кто?!

Алла смотрела на меня не моргая:

– Игра.

– Игра? – повторила я. – Ты нарисовала им на лбах прицелы винтовок. Их что, застрелили?

Алла моргала глазами, заправляя за уши светлые прямые пряди, что снова и снова рассыпались, пока она отрицательно мотала головой:

– Я не знаю, Кирочка… Но, может быть… тайна уравнения откроется тебе?

– Я не ты! – закричала я. – Не говорю на шести языках и не пряду крапиву, ничего не знаю на китайском и не выращиваю вымирающие кактусы, Алла! Я не решу уравнения, а пока оно тут, кто-то может умереть! Кто-то, кого можно спасти!

– Хочешь спасти, реши его, – непривычно строго для себя ответила Алла. – Ты можешь. Ты не глупая.

– Я обычная!

– Ты среди нас. Значит, особенная. Значит… ты должна быть здесь.

Алла заканчивала произносить последние слова, когда из ее глаз градом полились слезы.

– Что за потоп? – поднялся по ступенькам веранды Максим. – Не из-за меня, – уставился он на Аллу и посмотрел на нас с Костей с невинной маской не успевшего нашкодить щенка. – Клянусь, я больше ничем сегодня в Аллу не швырял и не пел про камелии.

Алла разрыдалась еще хлеще, задыхаясь, и Косте пришлось отвести ее в дом.

Прошла пара часов. С лупой на кончике школьной линейки я изучала отданные Воронцовой фотографии, когда в дверь постучали.

– Да! Открыто!

– Ты готова? – вошел в комнату Максим и протянул мне полную конфетницу упакованных в прозрачные пакетики китайских печенюшек. – Кажется, ты их любишь?

– Спасибо, – улыбнулась я. – А для чего нужно быть готовой?

– Для кино. Двойное свидание, забыла? Ты, я и кто-то там еще.

Из дневных шорт на ремне и тонкого джемпера с V-образным вырезом, украшенным тонким винным контуром по окантовке горловины, Максим переоделся в вельветовые брюки и расстегнутую на груди рубашку навыпуск. Он держал перекинутый через плечо пиджак с замшевыми заплатками на локтях.

– В кино? – вскинула я брови. – Когда тамэто? – кивнула я в сторону своей соседки по этажу.

– Невежливо говорить о людях в третьем лице, – опустился он на локти, опираясь о дубовую поверхность моего рабочего стола, не сумев не съязвить. – Хотя для Алки норм.

– Я не про Аллу, а про уравнение.

– «Не смерти должен бояться человек, – ответил Макс, – он должен бояться никогда не начать жить». Это Марк Аврелий. Я живу с Алкой много лет. Видел и следаков, и психиатров, и шаманов с бубнами. Припадки сестры, припадки матери. Не видел я только сегодняшнюю киношку и тебя в плиссированной юбке, – повторил он бровями мои изгибы.

– Предпочитаю джинсы с дырками и футболки с подкатанными рукавами и оторванными горловинами.

– Трипофилия? Кто бы подумал?

– Нет у меня никого трипа… чего-то там!

– Трипофилия – любовь к дыркам, проколам. Есть тату?

– Пока нет, – ответила я, но мысль о тату меня взбудоражила.

– Давай так, – предложил Максим, – открой любое печенье и прочитай ответ. Да или нет?

Он повторил свой вопрос:

– Кира, ты пойдешь со мной в кино?

Пока он ждал, протяну ли я в ответ ему руку, я открыла печенье. Разломила две хрусткие половинки и прочитала послание про себя:

«Скажите ДА – и жизнь превратится в мечту!»

– Ну вот еще… – скривилась я, комкая предсказание, – и кто придумывает такой бред?

– Что, если в уравнении моя смерть, Кирыч, – не убирал он ладонь, – и это мой последний с тобой вечер? – Он взял меня за руку, потянув вверх, чтобы я поднялась со стула. Я чувствовала, как он продолжает тянуть меня ближе. – И что, если это последняя ночь? – добавил он.

– Только юбку не надену, – кивнула я, соглашаясь, но только на кино, а не на ночь.

– Без юбки тебе будет даже лучше.

Только попробуйте меня подвести, китайские печенюшки!

Давно стемнело. Нас слепили встречные фары, сигналили фуры, и обдавало гравием капот, когда Максим производил сложные обгоны по технической полосе. Мне не нравились его постоянные нарушения и гонки на дороге – бестолковый риск, который переставал быть смешным.

– Можешь помедленней гнать? – попросила я.

– Медленно я люблю делать кое-что другое.

– Слушай, не смешно. Не своди любой разговор к постельной теме.

– Я вообще-то про чтение. Люблю читать книги медленно, – ткнул он пальцем в спидометр. – Разрешенные шестьдесят плюс двадцать, но если ты хочешь поговорить про…

– Не хочу. Ни говорить, ни шутить. Мы просто едем в кино. Как друзья, – скрестила я руки.

– Но друзья не целуются, как это делали мы. Я целовал тысячу девчонок и знаю. Спорим, ты не целовала и десяти парней?

– Берешь на слабо?

– Просто хочу тебя узнать. Как друг. Расскажи. Ты поцеловала больше… например, двенадцати?

– Меньше.

– Отлично! Куда? В губы?

– Макс…

– Ну все, все! – отбрыкивался он от моей попытки пихнуть его в плечо. – Меньше пяти?

– Одного. Я целовала только одного парня. Доволен? В прошлом году, из хоккейного клуба, – честно выпалила я.

– Одного? У тебя был всего один парень?

– Один поцелуй. Мы не стали встречаться. Он постоянно лез руками мне под футболку, и я его огрела клюшкой.

– Ты ни с кем не встречалась? Никогда? И, типа, не спала ни с кем?

– Ни с кем, – ответила я.

– Почему?

– Я никого не любила так сильно. Я не знаю, что это такое. А ты? Ты знаешь?

Лицо Максима исказила гримаса ужаса, которую я уже видела на его лице, когда мы почти коснулись друг друга губами, но он сбежал с моей кровати, словно ошпаренный.

– К сожалению, – ответил Максим, – я знаю. И это мое проклятие.

Его руки впивались в руль с такой силой, что я слышала, как расходятся швы его красных перчаток. Он давил на газ все сильнее, пока я цеплялась за болидные ремни безопасности. Закашлявшись, Максим опустил зеркало заднего вида, поворачивая его к себе.

Меня вжало в кресло с такой силой, словно его красный джип вот-вот взлетит к красной планете.

– Максим! Останови! Пожалуйста, хватит!

Ремни удержали меня, но боль все равно прошибла ключицы, когда Максим остановил джип, дважды прокрутив нас вокруг оси.

– Выходи! – крикнул он, продолжая задыхаться. – Быстрее выходи…

Я отстегнула ремни, борясь с головокружением.

Перебирая руками по кузову машины, Максим приблизился шаткой походкой к капоту, но только выругался, распахнув его.

– Не подходи ко мне! – вытянул он руку, пытаясь добежать до продуктового магазина.

Я осталась в свете прожекторов его джипа на проезжей трассе, когда подъехал серый седан Кости. Алла вышла из салона, заглядывая по пути в распахнутый багажник.

– Что с братом? Диарея скрутила?

Спазм его лица, перекошенного ужасом, выглядел пострашнее любого несварения.

– Снова приступ? – перевела я взгляд на Костю.

Синяя венка на его виске пульсировала, пока он всматривался в темноту.

– Он искал физраствор… в багажнике… – догадался Костя. – Алла, вызови Женю! Сейчас же!

Мы все вместе побежали в магазин в поисках Максима.

Свежие ароматы ягод и выпечки окутали меня, но очень быстро сменились едкими нотами вина. Бордовые ручьи текли по подошвам моих затасканных белых кед, напитывая их пятнами, что напоминали кровь.

Ударяясь в полки, Максим рассыпал сложенные пирамидами винные горки. Хруст стекла под его ботинками прекратился, когда обессиленный Максим загнанным в угол зверьком вжался в угол.

– Ты должен прекратить, – стояла впереди меня и Кости Алла, – перестань быть таким, – уговаривала она брата. – Оставь свой недуг в прошлом. И ты излечишься.

Максим тяжело дышал. Его белки затянуло красными паутинами. Пуловер напитался винной россыпью, словно его тело прострелила моя бабушка из парочки своих дробовиков.

Я ринулась к нему, но Максим вытянул руку, останавливая меня.

– Нет… – выдохнул он, но для кого были его слова?

Для меня или Аллы? О каком недуге просила Алла забыть своего брата?

Вокруг собрались охранники, кто-то вызвал полицию и «Скорую», пока Костя закрывал нас от объективов мобильников. К счастью, быстро приехали Женя вместе с его напарником Олегом.

Женя окинул меня быстрым взглядом. Пола его пиджака распахнулась, и я заметила кобуру.

Водители (и по совместительству охранники) подняли Максима, сжимающего в руке бутылку минеральной воды – единственное, что он смог найти и выпить, пытаясь ослабить аллергическую реакцию.

Алла вцепилась в бутылку:

– Все от лукавого, мой братик. Остановись, пока не поздно!

– Поздно, сестренка… – из последних сил ответил Максим, – слишком давно наступило это проклятое «ПОЗДНО»! – проорал он ей в слуховой аппарат.

Алла зажала уши руками, не в силах сдержать очередной потоп слез.

Костя протянул охранникам и консультантам в зале тысяч сто или даже больше за устроенный Максимом погром.

– Алла, – протянула я ей бумажную салфетку, – ты как? Болят уши?

Она все еще держалась за слуховые аппараты и мелко дрожала. Стянув с себя толстовку, я накинула ей на плечи, туго завязывая рукава поверх ее белой блузки, украшенной старинной брошью.

– Нужен врач?

– Ничего не нужно, Кирочка, это пройдет. Аппараты усиливают звуки, а он заорал прямо в ухо.

Мы вышли на улицу, увидев, как Максима тошнит от выпитого физраствора, который достал из багажника «Ауди» Женя. Так вот зачем он возил его там. Из-за приступов Макса.

– Я поеду с братом. Ему нужна моя микстура, чтобы восстановиться.

– Сделай ему запас, пусть в машине возит или носит не шее, в колбочке.

Алла заправила локон за ухо:

– Не будь она активна десять минут, давно бы сделала.

Ну да, зря я полезла со своими советами.

– Останься с Костей, Кирочка. Сходите в кино, просто отвлекитесь. Он уже столько всего насмотрелся, что скоро передумает на мне жениться, а ты не захочешь учиться в пансионе.

– Учеба и свадьба, – озвучила проблемы, выбранные Аллой. – А как же твое уравнение? Максим, – сглотнула я, на секунду представив подобное, особенно когда его «проткнули» винные пули, – сказал: что, если там он? На двери?

– Он не на той двери, Кирочка, – ласково улыбнулась она. – Он на двери родительского поместья.

На той, что была украшена вырезанными пауками, птицами и бабочками?

Олег и Женя увезли Воронцовых-младших обратно в родовое гнездо, а мы с Костей – Журавлева и Серый – дикими серыми журавлями остались на кромке рублевского леса.

Когда ко мне вернулось желание произнести какие-то слова, мы с Костей уже ехали в машине. Просто прямо, просто в никуда. В отличие от Максима, он вел плавно, пропускал пешеходов, притормаживал возле луж, чтобы никого не окатить, и пропускал вперед себя отъезжающие от остановок автобусы.

– Когда я вернулась с веранды к себе, – пробовала я сосчитать мелькающие между пиков сосен звезды, – то открыла расписание поездов до Нижнего.

– Правильно, – кивнул он. – Это правильно, Кира.

Не на такую реакцию я рассчитывала. Собиралась провести у Воронцовых год и вот-вот вернусь, пробыв здесь меньше недели?

Скривив губы, я решила забыть недавно изученное расписание.

– Знаешь, Костя, если человеку сказать сто раз, что он дурак, на сто первый он не среагирует. Если сто раз сказать про отъезд, на сто первый его не торкнет. И если сто раз увидеть припадки семейки Воронцовых…

– …на сто первый кто-нибудь умрет. Ты слышала. В ее уравнении – смерть.

– Может, это ее кактус умрет!

Он пожал плечами:

– Тогда бы она рисовала прицелы не на куклах, а на горшках с алоэ.

– Если уеду, то не потому, что ты просишь, не потому, что я сбегаю, а потому, что сама так хочу. Ясно?

Он кивнул, и я продолжила:

– Испытаю удачу в конкурсе «Сверх» с постановкой на льду и после него вернусь в Нижний.

– После конкурса? Значит, только он тебя волнует?

– Я не решу уравнения Аллы. Если какой-то там великий Воеводин не смог, если Алла сама не знает, у нас нет шансов. Я поговорила со всеми про пикник. Ноль зацепок, Костя. Ноль. Обычный день, обычные шашлыки и тортик на дне рождения. Обычная беготня детей. И если все было так обычно… то почему сейчас такой дурдом?

Зажегся зеленый сигнал светофора, но машина Кости не трогалась, пока ему трижды не посигналили. Моргнув аварийкой, Костя надавил на газ.

– Я могу помочь тебе с музыкой для твоего танца на льду. Сделаю аранжировку для электроскрипки.

– Круто, – обрадовалась я, – хочу сделать танец под песню «Научи меня».

– Воронцовы входят в группу меценатов школы-пансионата Аллы. Значит, и на конкурс скинулись.

– Вот как? Значит, у Аллы и там тоже блат?

– Блат. Или сестла, – пошутил Костя, и я улыбнулась. – Констатирую факт. Не расстраивайся, если выиграет «чей-то» кактус.

Я задумалась: сколько бы ошибок я сделала в этом слове в диктанте?

– Неконстактируй, Костя. То есть не контакстируй, тьфу! Короче, забей! Я все равно выступлю!

Прошло минут тридцать, мы болтали в машине, припаркованной под фонарем.

– Куда мы приехали?

– Пока никуда. Могу отвезти тебя в кино, библиотеку или обратно в резиденцию.

– Алла попросила погулять. Не хочет, чтобы мы второй раз видели Макса таким. А я хочу просто спать. Можно переночевать в кастрюльной квартире? Там же куча комнат.

Костя надиктовал навигатору пункт назначения:

– Маршрут в кастрюльную.

«Маршрут построен», – произнес голос новигатора.

– Ты действительно так ее назвал? Кастрюльной?

– Это звучит лучше, чем «серый циркон номер тридцать».

Я спала внутри «кастрюли» так хорошо, как нигде и никогда раньше.

Матрас не жесткий и не мягкий, не горячий и не холодный – идеальный. И такая же подушка. Можно было выбрать из какого-то подушечного меню, и я решила протестить ту, что с освежающим эффектом. Костя сказал, что такая подушка не будет нагреваться от моей щеки.

В ванной все вокруг управлялось голосом. Напор воды – теплее или холоднее. Дом предложил мне принять джакузи с солью и маслом хвои, пока унитаз выдавал бегущей строкой по поверхности зеркала результаты анализа мочи (надеюсь, они не записались рядом с моей фамилией Журавлева где-то в ноутбуке Кости…). Все показатели были в норме.

Унитаз посоветовал принять курс витамина D3 и магния.

От ванны я отказалась. Валилась с ног от усталости. Ради утренней пташки Воронцовой я проснулась сегодня в пять.

Костя сидел за прозрачной стеной возле пульта в крупных наушниках и с электроскрипкой в руках. Звука слышно не было. Я видела только его движения. Как пальцы держат смычок, как тело движется следом за инструментом, а не наоборот. Музыка полностью его поглотила.

Костя заметил меня, прекратил играть и приподнял смычок, кивая. Между нами было только стекло в полный рост. Взявшись за полы полотенца, как тогда на крыше, я резко их распахнула.

Внизу на мне оказалось… второе полотенце.

На лице Кости что-то промелькнуло, но что именно, я понять не успела. Слишком быстро. Его губы дрогнули в улыбке, и я поспешила ретироваться, чтобы не отвлекать.

Я проснулась в два пополудни, совершенно не ощущая, что проспала четырнадцать часов подряд.

«Доброе утро, Кира, – поприветствовал меня Дом, когда я вошла на кухню. – Что вы предпочитаете? Чай, кофе, энергетический смузи? Я могу включить для вас чайник, кофеварку или шейкер».

– Я буду чай, Домик, спасибо!

«Настройки предпочтений сохранены, благодарю за выбор, Кира. Не желаете ознакомиться с погодой и новостями?»

– А Костя дома? Он уже завтракал?

«Расписание Константина Серого закодировано. Вы можете подключиться по Wi-Fi и создать собственное расписание, согласовав время совместного завтрака с Константином».

– Костя-а-а!! – надрывала я горло, по старинке согласовывая время завтрака кличем. – Ты дома? Есть бу-у-удешь?

Через минуту услышала шаги.

– Дом, закажи завтраки номер два и номер четыре, – попросил систему Костя. – Доброе утро, как спалось?

– Моя мама выбрала бы первый или третий… но не второй завтрак. Она терпеть не может двойки, – подкинула я желтое яблоко из фруктовой корзины. – Я за все дни так не высыпалась. Твоя холодная подушка – огонь!

– Дом, расписание на день, – налил Костя бокал теплой воды, кидая в нее ломтик лимона.

«В шестнадцать тридцать встреча со свадебным распорядителем. Вы должны подтвердить велком-меню, а также…»

– Дальше.

«Вы сделали пометку напоминать вам каждый день про…»

– Дальше, Дом, дальше.

– Почему ты ее перебиваешь? – кинула я ему второе яблоко. – У вас секреты?

– С кем?..

– С Домиком.

– А, это уже девочка?

– Конечно! Могу выйти, если хочешь пошушукаться.

Он сел за барный стол напротив, поймав меня за локоть:

– Нет, останься. Прости. Дом, озвучь напоминание на каждый день.

«Напоминание на каждый день: уговорить Киру Журавлеву вернуться домой. Мне внести в ваш график это событие, Кира Журавлева?»

– Вот, – откусил он от яблока, – это напоминание ты и так слышишь каждый день.

– Домик, – попросила я, – внеси в мой календарь напоминание. Тридцатое сентября. Выступление на льду с проектом «Сверх». Добавь напоминание в календарь Кости Серого.

Костя подавился.

«Не выполнено, – ответил Домик, – невозможно добавить событие в календарь Константина Серого. Дата занята. Выберите другую дату».

– Кира, – пробовал он отдышаться, – двадцать восьмого…

– Свадьба… да?

– Н-да, и там будет пятьсот человек. Три дня подряд. Туда далеко лететь. Сначала в Якутск, потом пересадка на пропеллерный самолет до Оймякона.

– А на Мальдивы не хватило?! Почему Якутск?

Я вспомнила карту в библиотеке, подписанную «Оймякон», когда ночевала в ней в день приезда.

Он сжал губы:

– У Аллы в Оймяконе экспериментальное поле морозоустойчивой пшеницы.

– Но ты бы мог за Мальдивы голосовать?

– Я не возражал отметить в холоде. Из-за полярных сияний.

– Которые шепчут правду голосами предков? – вспомнила я, как он рассказывал о древней легенде. – А какую правду ты хочешь узнать, Костя?

– Правду о сером призраке. Помнишь, я говорил, что слышу во сне эти слова? Вижу серого журавля с твоим лицом, и он произносит пару фраз.

– Каких?

– «Серый призрак здесь».

– Приехали… нам только призраков не хватало! А может, твой журавль во сне расскажет, кто зашифрован в уравнении?

– Может… мне расскажет об этом солнечный ветер.

Он начал ходить по кухне, подкидывая яблоко.

– Вчера в машине ты сказала, что спросила всех про пикник.

– Ну да…

– Ты не спросила меня, Кира.

– Тебя? Ты тут при чем? Ты же с Воронцовыми тусуешься, потому что женишься на Алле.

Он вздохнул:

– Не все так просто. Ведь я тоже был на том пикнике. Отмечал день рождения с классом и познакомился там с Максом. Я в основном с ним тусил. Я даже не помню тебя или Аллу. Мы с девчонками не играли. Мне подарили видеокамеру. Я носился с ней целый день, но потерял. А потом мы уехали. Максим и его семья остались. Значит, и ты тоже. И все было обычно. Ничего особенного я не помню.

– Ты не помнишь меня? Ты меня не видел?

– Тридцать одноклассников, родственники, куча детей, слетевшихся на торт, аниматоры, родители, бабули и дедули. Нет, я не помню, что говорил с тобой, но рядом с Максом часто была какая-то девочка. Или Алла, или ты, или… да кто угодно.

«Заказ завтрака номер два оставлен у двери», – проинформировал Домик, а я вздрогнула.

– Почему ты не сказал мне раньше?

– Пробовал понять почему.

– Что почему?

– Почему я и Алла? Почему ты в доме? Почему появилось уравнение?

– И? – скрестила я руки, сдерживая желание швырнуть ему яблоком в лоб. – До чего ты додумался? Ты ведь айтишник, значит, умный.

– Не слишком хороший, выходит. Я не знаю, как получились все эти совпадения и зачем мы все снова вместе.

– Мы все? – повторила я.

– Все, кто был на том пикнике.

– А как же твой класс и остальные дети?

– Значит, важны только мы четверо.

– Кому и для чего?! – чуть ли не выдавливала я сквозь сжатые кулаки яблочный сок. – Где ответ?

– Надеюсь, – ответил он, – не в уравнении.

Когда мы с Костей вернулись в поместье, он отправился на поиски Аллы к оранжерее, а я в сторону гаража, собираясь заняться ремонтом самоката. Работа руками отвлекала от работы головой. Вот бы было так же легко спаять мою память, зачистить наждачкой боль, отодрать растворителем суперклей, который держал меня в вороном гнезде.

Меня – свободного и дикого журавля.

– Кирыч, – раздался легкий стук кулаком о подоконник, – не отвлеку?

– Максим, – погасила я паяльник и подняла с лица защитную маску, – как ты?

– Паршиво.

– Ну да… капельницы, лекарства.

– Да, но паршиво я себя чувствую, потому что веду себя как придурок рядом с тобой. У меня… как раздвоение личности.

Я была с этим согласна. То он клеился ко мне, то в ужасе шарахался.

– Может, у тебя аллергия на меня?

– Ты мое исцеление, Кирыч, – осторожно обернулся он через плечо, будто проверяя, не подслушивает ли нас кто-то. – Я все решу. Я обещаю. Ты только верь мне, ладно?

– Что ты решишь? Уравнение?

– Если надо, то и его. И тебя в нем не будет. Никогда.

– А тебя?

– Тоже, – ответил он, как ребенок с испачканным мороженым ртом, который «честно» заявляет, что не трогал эскимо.

Он протянул мне распечатанное расписание, которое я изучала вчера.

– Не уезжай. Без тебя… все будет не так.

– Может, оно к лучшему.

– Я должен тебя видеть, потому что хочу. Не в том плане, но и в том тоже, просто хочу. Видеть. Быть рядом. Вот. Даже другом. Френдом. Бойфрендом!

– Макс, – встряхнула я его, – остановись.

– Я гонщик. Я не привык тормозить. Пойдем завтра на прогулку? Вдвоем? Ты и я.

– Завтра в школу. Потом на работу. Потом на тренировку.

– На работу?

– Такое место, где за потраченное в никуда время тебе платят деньги, а ты тратишь их снова в никуда.

– А где ты будешь тратитьв никуда свое время?

– На заправке «Биб», в кафетерии. Устроилась бариста.

– Тогда я заскочу к тебе на кофе. Завтра.

Он склонил голову и поцеловал мою руку, словно галантный кавалер из девятнадцатого века. Прикосновение его губ оказалось едва ощутимым, словно бабочка коснулась крылом.

Мы стояли возле моего разобранного самоката и болтали про кофе и кино, как будто все остальное было в порядке: уравнение Аллы с зашифрованной смертью, парник, полный ядов, кольца-маяки, задвоенные картины Воронцовой, кошмары Кости о сером призраке и моя амнезия.