В хор цикад вплёлся и сразу стих посторонний звук: скрипнула дверь. Потом слышно стало шаги – от дома, в чей забор они едва не врезались, к калитке шёл человек. Вот его уже видно в открытое окно: высокий, сутулый, одетый в что-то типа плаща, совершенно не по погоде. Всё-таки душная южная ночь.
– Сломались? – с акцентом спросил человек. – Не беда. У нас есть механик, точно есть.
– Так он спит, небось? – с сомнением откликнулся Феликс. Так хотелось спокойно продремать на сидении до утра, но обстоятельства вынуждали отцепить ремень, открыть дверь и выбраться из-за руля. Местному человеку он оказался чуть выше плеча. Рослые они всё-таки, горцы. Ничего не скажешь.
Человек протянул руку:
– Кродимир имя. Живу здесь обычно.
– Феликс, – пожал тот руку. – Заблудились мы. А потом машина подвела. У вас имя такое необычное, никогда не встречал.
– Как имя – имя, – туманно ответил Кродимир. – Я механик есть. Не сплю. Что где?
Феликс наклонился, дернул рычаг открывания капота. Инна подала ему фонарик, достав из бардачка.
Клеммы были на месте. Вообще всё на вид было в порядке, ни лопнувших шлангов, ни потёков масла, ни обгоревшей изоляции. Кродимир положил руки на аккумулятор и нахмурился.
– Нет силы внутри. Умер. Совсем умер, бывает так. Недолговечные вещи, люди плохо руками. Красивые картины, музыка божественная, вещи нет.
Феликс смотрел на него, прищурясь:
– Думаете, аккумулятор? Без тестера, так вот, руками поняли?
– Механик Кродимир. Всё понятно так. Достану, надо.
Он руками отвинтил клеммы, легко выдернул из креплений аккумулятор и взвалил на плечо, явно собираясь нести куда-то.
– Помощь нужна? – для приличия спросил Феликс. – Мы заплатим за зарядку. И за работу, конечно. Спасибо вам заранее!
– Платить нет. Помощь незачем. Отдохните пока, я механик.
Феликс пожал плечами и забрался обратно в машину. Захлопнул дверь – мало ли, змеи здесь есть, заползут ещё. Посмотрел на Инну и откинулся на сидение. Цикады трещали без умолку, сон сам собой сморил его, хотя надо было не спать, надо бы проконтролировать…
Они проснулись от хлопка капота. Через стекло, улыбаясь, смотрел Кродимир.
– Включите вещь, – вытирая руки тряпкой, сказал он. – Машину. Оживите. Ехать должна.
– Чудной он, – шёпотом сказала Инна, глядя на их спасителя. Феликс кивнул, одновременно и ей, и механику, и повернул ключ в замке зажигания.
Двигатель ровно заурчал, словно и не он подвёл их ночью.
Кродимир кивнул, широко развёл руками, словно показывая: вот, а вы во мне сомневались. Феликс вышел, чтобы заплатить, но не успел. Сзади, от дороги, раздался хриплый крик:
– Догнал! Я вас догнал! Нашёл! Вот эта деревня!
Переваливаясь с ноги на ногу – всё-таки бегать ночью по горной дороге занятие не из простых, к ним нёсся Раковский. Куртка теперь была расстёгнута, кобуру с пистолетом стало видно издалека. Планшет программист заткнул за пояс, видимо, отслеживать сигнал – или что там он у него показывал – больше причин не было.
Феликс отшатнулся, боясь нападения, но Раковский пробежал мимо него, не обратив внимания. Обхватил руками Кродимира и прижался к нему, словно нашёл потерянного много лет назад отца:
– Нашёл… Расскажите мне про Тарцет! Я тридцать лет мучаюсь, ищу вас, чтобы узнать всю историю. Я уже застрелиться решил, если не найду!
Кродимир приобнял его в ответ за плечи, потом опустил руки.
– Езжайте! Денег нет. Механик помог, хорошо.
Раковский едва не плакал от счастья, бормотал что-то, не отпуская горца, словно боялся – уберёт руки, и тот немедленно пропадёт. Испарится. И ищи его ещё тридцать два года. Или стреляйся как Есенин.
Феликс неловко кивнул и забрался в машину.
Обратно они ехали молча, ничего не обсуждая. Инна смотрела вперёд, лицо её было – как, впрочем, и всегда – совершенно спокойным.
Она пошла в домик, проверяя, не поломал ли что-нибудь ночной гость, не украл ли. Всё было в порядке. На журнальном столике так и остались две пустые чашки, которые она по дороге прихватила с собой на кухню.
Помыть и поставить на место. Порядок, прежде всего – порядок.
Феликс задержался у машины. Открыл капот и, с сомнением покачав головой, посмотрел на аккумулятор. От того остался, видимо, только корпус. Да и через него, сквозь плотный белый пластик, было видно, что внутри вспыхивают и гаснут непонятные огоньки, белые, потом красные, потом снова белые. И двигаются, то ускоряясь, то замирая, шестерёнки какого-то механизма. Но вся эта неведомая машинерия исправно давала ток, не поспорить.
– Механик… – совершенно без интонации сказал Феликс и захлопнул капот.
Потом пошёл в домик, разделся и лёг рядом с Инной. Ночёвка в машине – это, конечно, непорядок. Требуется выспаться по-человечески, на кровати, на чистых белых простынях. И пусть там безумному программисту сколько угодно рассказывают о звёздах, здесь, на Земле, гораздо уютнее.
Он просто не понимает своего счастья.
– Смешные они, тарцетлане, – сказала Инна после долгой паузы, когда мужу показалось, что она спит. – Маскировка под людей у них так себе.
– У нас гораздо лучше, – согласился Феликс. – Только знаешь, что я подумал? Чем-то они на людей похожи больше. Надо бы и нам доработать эмоции, это может пригодиться.
Ирина Соляная. Спешащие на зов
Одряхлевший за два года вдовства, Степан Егорович с оханьем вытащил из-под кровати чемодан. Всё, пришло его время собираться в дом престарелых. Он наметил себе срок: когда будет невмоготу варить макароны и жарить омлеты (всё, на что хватало его кулинарных способностей), он отправится туда на дожитие. Он охал и оглядывался по сторонам: всю его жизнь отнесут на свалку – старую мебель, герань на подоконниках, посуду и книги. Кто теперь читает собрания сочинений, которые он бережно выкупал по подписке «Огонька»? Кому нужна зеленая лампа, как у Ильича? А бесчисленные стопки старинных писем и открыток от родственников покойной Верушечки, его славной и общительной жены?
– Ох и ох, – простонал Степан Егорович и сам почувствовал, что вышло громко. Даже соседка стукнула по батарее, чтобы старик не шумел.
Смеркалось, сквозь пыльный тюль проникли лучи дворовых фонарей. Степан Егорович дремал в кресле. Подстаканник с побуревшим от крепкой заварки стаканом он сжимал в руке, у ног раззявил свою пасть зеленый дерматиновый чемодан, походивший на беззубого крокодила. Старик утомился складывать пожитки для переезда.
– Это вы стонали? – услышал он сквозь сон незнакомый голос. Степан Егорович приоткрыл один глаз. На стопке вещей сидело лысое, лупоглазое чудище. Мелкое, с кривыми зубками.
– Вот те на! – протянул старик, мотая головой спросонья. – Пришла моя амба.
– Я не амба, – возразило чудище, – я – коренблит.
– Да я не о тебе, – с кряхтеньем ответил ему старик, – это мне амба пришла. Альцгеймер накрыл или маразм, не знаю, что там нынче врачи диагностируют.
Коренблит встряхнулся, совершил несколько странных пассов, постепенно превращаясь в крупного кота.
– Так лучше? – осведомился он.
Степан Егорович кивнул и посмотрел на стену. На старой фотографии Верушечка обнимала кота Ваську, серого, пушистого. Совсем такого же.
