– Нет, Петр Иванов.
– Не понравилось?
– Понравилось. Люди вежливые и питание хорошее. Но только им всем от меня только одно нужно было. Как выражается ваш друг Иван Петров, хиромантию по руке читать.
– А ты действительно можешь?
– Хочешь, скажу, с каким счётом хоккеисты сыграют в чемпионате? Или кто Евровидение возьмёт? Сможешь ставки сделать. Или, может, тебе, как и им, про политику интересней?
– Нет, – торопливо сказал я. – То есть, да, мне интересно! Но не про сборную… И не про политику… А так много всего…
– Так спрашивай.
– Ну, это… – я взъерошил волосы, лихорадочно оглядел окружающий лес. – В чем смысл жизни?
– Понятия не имею.
– А… это… – я в сердцах махнул рукой. – Это… Неважно, в общем! Расскажи лучше, каким ветром тебя сюда занесло, а?
– Я ошибся в расчётах. У нас очень точная аппаратура, но иногда вмешивается, как вы говорите, человеческий фактор. Не знаю, насколько применимо это выражение по отношению ко мне.
Глаза его вдруг затянулись кожными складками, и он принялся издавать своей «шваброй» какое-то кряканье. Я не сразу понял, что он смеётся.
Хотя я слышал свой собственный голос, лишённый всяческих интонаций… Но что-то в его тоне, во всём поведении этого странного существа было неправильное.
Не так должны себя вести контактёры сверхцивилизаций.
– Слушай, как бы это поточнее выразиться, – спросил я, опасаясь что догадка моя неверна и он придёт в ярость. – Ты… ребёнок?
Существо поморгало белесыми пленками.
– Считается так, – признался он наконец. – Особь, не достигшая зрелого возраста.
– Значит, Гриша, взял без спроса покататься папину тачку?
Он снова закрякал.
– Нет, Петр Иванов, общественный транспорт, – сказал он – У нас несколько иная социальная организация.
– Тебя будут искать?
– Меня уже нашли.
– Вот как?
– Аварийный маяк сработал. Меня должны забрать. Уже очень скоро.
– Забавная у тебя экскурсия вышла.
Помолчали.
– Мне стало жаль женщину, которую я встретил первой, – сказал он. – Она была добра ко мне. Даже увидев мой настоящий облик. Не испугалась. Пожалела.
– Она была одинока.
– Не понимаю. У нас такого нет.
– А у нас такая байда постоянно.
– Я посмотрел внимательно. Всё-таки у вас мало плохого. То есть, плохое есть, но хорошего больше. Вы добрые существа, Пётр Иванов.
– Это ты просто приземлился удачно. У нас тут ещё кое-где такие дыры есть – ого-го.
О стольких вещах я хотел его расспросить, но мысли, цепляясь одна за другую, смешались в сумбурную кашу:
– Слушай, Гриша, – спросил я тихо. – А к звёздам летать будем?
– Обязательно будем, – сказал он.
Он протянул ко мне лапку, сжал её в кулачок и оттопырил большой палец.
– Пора, Пётр Иванов!
За спиной моей громко затрещали ветви.
– Ага! – закричал Петров. – Вот он где! Вижу тя, гад зелёный! Щаз я тя стреножу!
Он пыхтел и спотыкался, размахивая перебинтованной лапищей, а в другой руке сжимая свой гигантский пистолет.
– Стой, дурак! – я кинулся наперерез. – Стой, нельзя!
Мы некоторое время боролись. Увесистая клешня Петрова, утопающая в белых бинтах, обрушилась мне на голову, я сделал ловкую подсечку, и он повалился на землю, увлекая меня за собой.
Мы продолжали возиться на земле, поливая друг друга руганью, когда над лесом разнёсся густой низкий звук.
Мы одновременно поднял головы.
– Гляди, Иванов! – сказал Петров с восхищением. – Полетел…
– Красиво летит, зар-раза, Петров, а?!
Светящийся шар, налитый ярким молочным светом, плавно поднимался над зубчатыми верхушками сосен. Мы провожали его долгими взглядами, пока он не скрылся за облаками.
Мы встали, принялись отряхивать пальто.
– Извини меня, брат Петров, – сказал я, пожимая Петрову руку. – Погорячился я.
– И ты меня извини, брат Иванов. Это у меня от недосыпа и от этого ещёе…
