– А что такое – «боитесь»? – снова спросил он. – Никак не могу представить это эмоциональное состояние. А как живой человек может утонуть, если он легче воды? Для этого надо специально выдохнуть весь воздух из лёгких. Но зачем это делать? Извините, совсем не понимаю…
– А вы плавали вдоль берега? В какую сторону? – спросила я, чтобы пауза не затянулась.
– Нет, просто плыл от берега подальше в море. Очень далеко, чтобы почти не было видно береговых огней. Такое привычное ощущение – словно как в космосе.
– Ничего себе! Вы были в открытом космосе? – удивилась я.
– А что такое – «открытый космос»? Разве космос может быть какой-то «закрытый»?
Ну вот опять… Нет, с этим человеком общаться просто невозможно! И угораздило же сесть за один столик. Никак не пойму – он всё время прикалывается или серьёзно говорит?! Но плыть всю ночь в темноте, в открытом море – ведь ни одному человеку в голову не придёт!
На завтрак мы с Глебом пришли практически одновременно. Столик я решила не менять, села напротив и даже улыбнулась. Есть всё-таки что-то привлекательное в моём странном соседе.
В этот раз он попросил официантку принести «такой же завтрак, что и девушке напротив, но только с коэффициентом два и пять, поскольку плыл всю ночь». Официантка от изумления открыла рот, но я быстро перевела ей с «глебовского» языка на русский.
– Спасибо за помощь, – сказал он. – А можно попросить вас ещё об одном одолжении…
И в этот момент в дверях столовой возникла Галка. После явно бессонной ночи вид у неё был слегка помятый. Хоть тёмные очки додумалась нацепить. Я помахала рукой, и она плюхнулась за наш столик.
– Ты, смотрю, времени тоже зря не теряешь, – с ехидцей произнесла Галка, – а ещё тихоней всё прикидывалась. Познакомь-ка меня со своим молодым человеком.
Пока думала, что ей ответить, Глеб опередил: «А почему вы сказали, что я – Ленин?». От удивления брови Галки поползли вверх. «Ленин – в том смысле, что человек Лены, – продолжил он, – а разве у вас на Земле один человек может принадлежать другому? А почему вы сказали – молодой? Мне – тридцать пять лет, разве я уже не взрослый?». Смотреть на подругу без смеха не было сил, но тут Глеб спокойным тоном выдал заключительную фразу: «А вы точно уверены, что – человек? Мне показалось – у ваших специалистов нет однозначного мнения в этом вопросе. Многие считают, что ребёнок не смог бы выжить один на Марсе без вмешательства Обитателей Космоса».
Тут у меня в голове словно что-то взорвалось… Ну, Ленка, ты и отличилась! Как же я могла не узнать?! Это же – Глеб Ветров!!!
В Сети про него информации – выше крыши. Только, что – правда, что – байки, кто ж знает. Хотя, возможно, кто-то и знает, только таких, думаю, очень мало – у кого есть всякие допуски-пропуски к государственной тайне. Про его прибытие на Землю месяц назад трубили все новостные каналы. А где-то даже были митинги протеста: «Не пустим на Землю космического лазутчика!»
Глеб родился на марсианской научно-исследовательской станции. Первый ребёнок, родившийся вне Земли. Его должны были привезти на Землю, но… Ему было три года, когда там что-то произошло. Орбитальный телескоп зафиксировал вспышку, возможно взрыв; связь со станцией прекратилась – ни единого сигнала, полная тишина в эфире. Спасательную экспедицию решили не посылать – сочли нецелесообразным, вряд ли кто-то мог уцелеть. Марсианскую станцию и так собирались закрыть – очередное сокращение бюджетных расходов на космические исследования. И вообще – зачем нам Марс, когда на Земле проблем невпроворот?
Впрочем, в СМИ ещё долгие годы муссировались темы: «кто виноват в произошедшем?», «что делать?», ну и вечная – «есть ли жизнь на Марсе?». Помню, когда мне было лет пятнадцать, слышала интервью одного учёного – он очень образно описывал ситуацию: «Допустим, что они есть! Обитатели Космоса, Пришельцы – пусть не агрессивная, но определённо высокоразвитая цивилизация. И вот появляются люди… начинают то тут, то там вторгаться в установленный порядок. Пусть слепо, но настойчиво, лезут куда им не надо. Вот представьте, у меня на даче завелись мыши. Что я сделаю первым делом? Поставлю мышеловку! С одной стороны, живые существа, с другой – дача-то моя, а не их. Возможно, Обитатели Космоса посчитали, что, по каким-то им лишь ведомым причинам, людей ещё рано пускать в космос. Ну и вообще, космос – это не их мир, люди в нём – чужаки, гости незваные. Тогда взрыв на марсианской станции – не случайность, просто мышей травят».
Следующая международная экспедиция на Марс стартовала только через тридцать лет после взрыва. И обнаружила Глеба. Что там произошло, и как он выжил – официальная версия даже на макароны для ушей не тянет. Вроде как его родители, пожертвовав собой, сохранили несколько отсеков пригодными для жизни. А дальше о мальчике заботилась система Искусственного Интеллекта. Опять всплыли слухи, что без пришельцев дело не обошлось. Человек самостоятельно вряд ли смог бы выжить в такой ситуации. Если Глеб – вообще человек.
Глеба Ветрова долго держали в международном лунном центре, и только месяц назад было принято решение привезти его на Землю для адаптации в обществе. А ретро-санаторий «Звёздный путь», если задуматься, самое подходящее место. Тем более, здесь он – всегда на виду. Легко обеспечить должный «присмотр» с помощью двух-трёх научных сотрудников. Разумеется, в штатском.
Неужели Глеб – тот самый маленький беззащитный мышонок, который случайно уцелел. А что же Обитатели Космоса? Рука не поднялась прихлопнуть малыша… вот и вырастили? От таких мыслей холодок побежал по спине. Человеческий детёныш, выросший на марсианской станции. Маугли из Космоса. И, оказавшись на Земле, он выбрал в друзья именно меня?! Или я его выбрала…
Разумеется, столик так и не сменила. На третий день Глеб стал делать заказы самостоятельно, а иногда пытался, по какой-то своей логике, угадывать и мои предпочтения в выборе блюд. Обычно говорливая и шумная Галка в столовой молчала как рыба. Пару раз поначалу она попыталась прикольнуться над Глебом, но, наткнувшись на непроходимую стену непонимания, потеряла к этому делу интерес. Хотя и не упускала возможности каждый раз после обеда буркнуть мне на ухо: «Странный он. Чудило, да ещё и староват… Для такой замухрышки как ты, может, и подходит, но я бы с таким ни за что!». За ужином и по вечерам я её редко видела. Пару раз к нам за столик подсаживался странного вида мужчина. Никакого загара, да ещё и в костюме с аккуратно повязанным галстуком. Словно не на курорт отдыхать приехал, а на работу собрался. Кушал молча, но был весь во внимании, как только Глеб что-то произносил. Я всегда чувствовала себя неуютно в такие моменты. А Глеб его словно не замечал, даже не смотрел на него.
Я и Глеб. Друг напротив друга за столиком летнего кафе на берегу моря. Не первый час сидим рядом, так и не расставались сегодня с самого завтрака. Чайки перекрикивают шум прибоя. На землю спустилась прохладная тень, как только солнце спряталось за горами.
Глеб учится понимать мимику. Он говорит: «Ты – удивлена», – и пристально смотрит на моё лицо. Я стараюсь чуть преувеличенно изобразить удивление. Глеб внимательно приглядывается, потом пытается повторить. Попытки с пятой у него получается что-то похожее, но всё равно не могу не улыбнуться.
«Ты – думаешь, решаешь интегральное уравнение». Пытаюсь изобразить на лице работу мысли, хотя с математикой у меня всегда было плохо, и что такое – интегральное уравнение – представляю слабо. На этот раз у Глеба почти получается с первой попытки. Наверняка ему виднее, как решать это уравнение.
«Ты – думаешь, размышляешь над устройством Вселенной». От удивления у меня брови идут вверх, а рот слегка открывается… Глеб тут же пробует скопировать меня. «Странно, когда ты думаешь не о частной, а о глобальной проблеме, выражение твоего лица ближе к удивлению. Ты удивлена, что Вселенная устроена так просто и так непостижимо?». Ну что ты будешь с ним делать? Иной раз такое ощущение, что с младшим братиком возишься. А иной раз… нет, об этом лучше вообще не думать.
Пошла вторая неделя, как я отдыхаю в санатории «Звёздный путь»… Вторая неделя знакомства с Глебом. Теперь весь день проводим вместе. Пока только не решаюсь составить ему компанию на ночной заплыв.
– Глеб, а когда же ты спишь? – спрашиваю его.
– Если штиль, то можно плыть в полусне, там ведь думать особо не о чем. Потом небольшими промежутками, по десять-пятнадцать минут в течение дня переключаюсь в режим сна. Можно попеременно давать отдых полушариям мозга. Просто… – Глеб делает небольшую паузу, – ещё с детства приходилось очень глубоко в сон не погружаться.
Вчера гуляли после ужина, вдруг услышала за спиной нарочито громко сказанные слова:
– Смотри, смотри. Это ж Глеб Ветров со своей девушкой!
Первая мысль: «Ни фига себе. Разве у Глеба может быть девушка? Ведь он же не такой, как все. Совсем другой… Внеземной, космический». А потом пристыдила себя: «И как тебе не стыдно, Ленка. Это ведь – твой друг. Наверное, единственный настоящий друг, с которым интересно и легко. А у него – вообще нет друзей, кроме тебя. Подумать только, он же самый одинокий человек тут. Мы все на Земле – дома. А он – пока ещё в гостях».
Демонстративно выпрямилась, задрала нос поважнее и взяла Глеба под руку. Ну а потом всё же не удержалась, обернулась и быстро показала говорившему язык. Мне кажется, Глеб это заметил. Потому что сказал мне: «Спасибо, Лена». За что спасибо, спрашивать не стала, ну и он не стал уточнять…
Однажды мы решили сходить в единственный местный ресторан – наверху, у автострады. С целью приобщения Глеба к земным традициям и обычаям. Вечная женская проблема – какое платье надеть? Спрашиваю Глеба:
– Как считаешь, мне больше идёт сиреневый цвет или небесно-голубой?
– Лена, опять не понял – что я должен считать и куда идёт цвет? И как цвет вообще может куда-то идти? – Слушая его, невольно улыбаюсь. – Кстати, я плохо различаю цвета. Зато вижу в очень большом динамическом диапазоне. От редкого пучка фотонов и до протуберанцев на Солнце. Ну и в ближнем ультрафиолете тоже.
Вот о чём он сейчас? Ну как маленький, честное слово. У меня важная проблема – какое платье надеть, а от него – никакого дельного совета. Ведь я не просто в ресторан иду, а с самим Глебом Ветровым. На нас же там все пялиться будут, как чукчи на жирафа. Ну или как негры на пару пингвинов…
Из ресторана возвращаемся в санаторий поздно ночью. Совсем ничего не вижу перед собой и спотыкаюсь на первой же ямке. Глеб крепко берёт меня за руку. Инстинктивно вздрагиваю – конечно, мы друзья, но… Ведь никто не знает – кто он на самом деле? Глеб сразу отпускает мою руку. Думаю, он всё понял. Мои щеки заливает горячий румянец, становится безумно стыдно. Кого испугалась, Ленка? Своего друга? Вот представь, что он – воздушный шарик, а ты – единственная тоненькая ниточка, которая только и удерживает его на Земле. У него же здесь никого нет, кроме тебя…
Сама беру его за руку, стараюсь идти совсем рядом. Шаг в шаг, доверчиво прижавшись плечом к его плечу. Такая тёплая, сильная мужская рука. Все девчонки мечтают, чтобы у них был парень – один на тысячу. Самый лучший. А я иду за руку с парнем – который вообще один такой в этом мире. Да, Ленка, ты и влипла в историю…
– А ты, правда, сейчас всё видишь как днём? – спрашиваю нерешительно. А что если Глеб почувствует моё волнение?
– Нет, конечно. Видимость – процентов пять от нормы, – отвечает он спокойным тоном. Небольшая пауза… и вдруг:
– Лена, я тут – чужак, но не совсем идиот. Все хотят задать мне один вопрос, но спрашивают о чём угодно, только не об этом. Впрочем, на тот самый вопрос и не ответил бы – это никого не касается. Если не считать моего единственного друга. Тебя. Можешь спросить – кто я, что здесь делаю, и кого здесь представляю. Спрашивай – отвечу…
У меня все поджилки внутри задрожали, в горле сразу пересохло, и страх ледяной иглой кольнул в сердце. Сама не знаю, как всё же решилась задать этот вопрос. Глеб ответил… а что такое – «врать», он ведь не знает.
Раннее утро, неожиданный нетерпеливый стук в дверь – кого это так рано принесло? Галка посапывает на соседней кровати, вернулась поздно, завалилась прямо так – в дискотечном топе, мини-шортах и кроссах на танкетке. Вся подошва в песке. Ага, небось, шлялась по пляжу всю ночь. Как она это называет – «встречала закат до рассвета». Снова стук. Нехотя одеваюсь, иду открывать.
Меня попросили зайти к главному врачу санатория. И на кой фиг я ему сдалась? Но до завтрака ещё успею.
В кабинете, кроме главврача, был ещё один мужчина – сразу мне не понравился, «жук» какой-то. По его кивку главврач вышел, и мы остались наедине.
– Елена Алексеевна, – «жук» смотрит на бумагу перед собой, краем глаза замечаю – там моя фотография и, похоже, какая-то анкета. – У нас… – слово «нас» он выделяет особо многозначительным тоном, – есть к вам большая просьба. Вы не могли бы каждый вечер уделять так полчаса… чтобы сделать небольшой отчётик, о чём вы днём разговаривали с Глебом. В интересах науки… – «жук» покусывает губы, подбирает нужные слова, поглядывает исподлобья. – Видите ли, до сих пор со всеми, кроме вас, он был крайне неразговорчив. Ну и потом. Только это – строго секретная информация. Генетически – он человек. И не просто человек, а однозначно – сын своих родителей. Но вот психологически, и даже физиологически… тут есть открытые вопросы… – «жук» делает долгую паузу.
– Известно, что человек в вакууме сохраняет сознание десять, максимум пятнадцать секунд. Другое дело, что даже после полутора минут его можно вернуть к жизни. Но в сознании – только десять секунд. С одной стороны, этого времени может хватить, чтобы в космосе без скафандра перейти из одного отсека в другой. Но с другой стороны… ни одному человеку такая мысль и в голову не могла бы придти. А Глеб это несколько раз делал… по его словам – для тренировки. Для тренировки – к чему? Зачем? Откуда такие идеи? Поймите, для всех людей Земля – родной дом. А Глеб здесь – вроде как в гостях. И, строго между нами, это ещё в лучшем случае, если просто в гостях…
– Вы хотите, чтобы я каждый вечер писала доносы на своего друга? – спрашиваю у «жука». При этом стараюсь смотреть на него так, как обычно Глеб смотрит на всех – невозмутимо, изучающе.
– Елена Алексеевна, вы не совсем правильно формулируете нашу просьбу. И потом… вы не боитесь, что этот отказ может в дальнейшем иметь определённые последствия?
– А что такое – «боитесь»? – спрашиваю у «жука» невозмутимым тоном Глеба.
Глебу про этот разговор ничего рассказывать не стала.
