– Какой же ты глупый, – покачал головой Цент. – Выборы…. А кто выбирает? Все? А известно ли тебе, что лохов на свете больше, чем крутых перцев? Вот и думай, кого лохи изберут. Нет, друг Владик, все это полный отстой. Принимать решения могут только крутые перцы, лохи вообще не должны иметь права голоса. Всех прочих прав тоже не должны иметь. Права, это такая штука, которую кому попало дарить нельзя. Свое право на права еще нужно доказать. Вот покажи сперва, что ты крут, яви конкретность свою немалую, и обретешь права. А лохам они зачем? Я даже думаю, что лохам эти права вовсе не в радость, и совсем не нужны. Лоху ведь что главное в жизни?
– Что?
– Иметь хозяина. Того, кто будет его от опасностей защищать, за провинности карать, а за успехи поощрять. Когда у лоха есть хозяин, он счастлив и спокоен. Жизнь сразу становится простой и ясной. Все, что лоху надо знать, хозяин ему расскажет: что делать, что не делать, где друзья, где враги. А лоху это и надо. Ему нужен простой и понятный мир, двухцветный, без полутонов и теней. А вот дикий лох, лишенный хозяина, весь охвачен тревогами, все время нервничает. Он ничего не понимает. Реальность, в своей многогранности, страшит его. Он желает скорее обрести хозяина, чтобы тот, своим крутым словом, внес ясность и положил конец сомнениям. А какие-то права, свободы и тому подобные вещи лохам вовсе без надобности. Да и что они с ними делать будут? Так что, сам видишь, замысел мой мудр, а планы грандиозны. Думаю, что в будущем, когда научный крутинизм победит по всей планете, мне, как его основоположнику, воздвигнут монументы, дабы слава моя жила в веках. Центизм-крутинизм будут изучать в школах и институтах, как основной, и, возможно, единственный предмет. И на школьных линейках будут петь новый гимн. Я тут уже кое-что набросал. Примерно так.
И Цент, прочистив горло, негромко, но с душой, запел:
– Сквозь грозы сияло нам крутости солнце,
И Цент грандиозный нам путь озарил.
Крутым даровал шашлыки и беконы,
Лохов же трудом навсегда одарил.
– Или вот еще:
– В победе бессмертных идей крутинизма,
Мы видим грядущее нашей страны.
Крутые во всей заправляют Отчизне,
А лохи по жизни работать должны.
– Крутинизм неизбежен! – заверил слугу Цент. – Тысячи лет человечество искало идеальную форму социального устройства, и вот, моими стараниями, она была обретена. Ты, Владик, присутствуешь при эпохальном событии. Если бы у тебя могли быть дети, ты бы однажды рассказал им об этом великом дне. Жаль, что не расскажешь.
– Но у меня могут быть дети, – поспешил напомнить Владик.
– Не обманывай себя, дружище. Ты, возможно, не знал, но дело в том, что детей не находят в капусте. И в магазине их не покупают. Должен признаться, что и аисты не имеют никакого отношения к процессу производства детей. Ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы узнать правду без психологической травмы. Тебе как: зайти издалека, с тычинок и пестиков, или вывалить все в лоб, грубым народным языком?
– Я знаю, откуда берутся дети, – проворчал Владик. – Я просто не понимаю, почему их не будет у меня.
– Все-таки придется начать с тычинок, – вдохнул Цент. – Понимаешь, какое дело, чтобы образовались дети, помимо пестика нужна еще и тычинка. Пестиком ты оснащен, но вот вопрос – найдется ли на свете тычинка, которая захочет поучаствовать в процессе размножения совместно с тобой? Сейчас ведь времена суровые, людей осталось мало. Раньше, до конца света, у тебя был шанс на размножение. Но теперь…. Нет Владик, даже не мечтай об этом. Бабы нынче пошли разборчивые, абы кого к своей тычинке не подпускают. Раньше все деньгами можно было решить, а теперь, сам понимаешь, только личной доблестью, отвагой, умом и умением выживать. Видел, как девки к поисковикам липнут? Это потому, что от таких парней детей рожать не страшно. И потомство, и жену прокормят, всем необходимым обеспечат. А к землекопам они не липнут, потому что землекоп даже себя прокормить не может, иначе не был бы он землекопом. Так что, Владик, надежды на твое размножение почти нет. Лучше всего просто смирись. В конце концов, дети не такая уж важная штука. Есть они, нет их – не все ли равно? Найди себе другую радость в жизни. Марки, к примеру, начни собирать или строить домики из горелых спичек.
Владик обиженно засопел – Цент коснулся больной для него темы. Что самое обидное, коронованный изверг во многом был прав. Женщины в Цитадели обращали свое внимание на кого угодно, но только не на него. Им нравились гвардейцы, поисковики, успешные дельцы, нажившие добра на коммерции, а ударник сельскохозяйственного производства не нравился совсем. Даже девки из числа крестьян игнорировали Владика. Даже самые некрасивые из них. Будто сговорившись, они день за днем сокрушали его мужское самолюбие, и в итоге добились своего – Владик твердо уверился в том, что он никому не интересен, и не видать ему половой жизни, как шашлыка.
– Не забивай себе голову всякими глупостями, – посоветовал добрый друг Цент. – Лучше, раз уж живешь целомудренной жизнью, посвяти себя молитвам и благочестивым думам. Вдруг в этом и заключается твое истинное призвание?
– В чем? – испугался Владик.
– В том, чтобы стать святым. Ну а почему нет? Я велю для тебя скит построить на отшибе, будешь там жить один, светлым помыслам отдавшись. К тебе люд православный станет за отпущением грехов ходить. Будут пред тобой исповедоваться, а ты потом мне рассказывать, кто и что плохого сделал. Ты ведь хотел сменить обстановку, попробовать себя в новой роли. Вот, предлагаю тебе еще один вариант.
– Я, наверное, не смогу, – поспешил отказаться Владик. – Я ведь далек от религии.
– В этом и кроется корень твоих несчастий, – сказал Цент. – Не молишься, не веруешь, крестик даже не носишь. Поэтому бог и не посылает тебе блага.
Владик был уверен, что в его несчастьях виноват вовсе не бог, а кое-кто другой, но промолчал. Спорить с Центом было бесполезно, пытаться что-то объяснит или доказать ему, тоже.
За беседой они успели отшагать по лесной дороге километра полтора. Цент находил все больше признаков того, что люди часто ездили здесь. На это указывали следы от протекторов, отпечатавшиеся в засохшей грязи, обломанные ветви на обочинах, а так же всевозможный мусор – окурки, пивные банки, упаковка от различных продуктов. Где-то впереди их точно поджидало логово выживших. И сигнал, вероятно, отправили именно они. Но вот вопрос – что заставило их выйти в эфир спустя два года после конца света? Почему молчали до того, было ясно. Жизнь ныне опасная, притом опасность исходит не только от мертвецов. Заявить о себе по радио, назвать свои координаты, значило навлечь на свою голову крупные неприятности. Ведь шанс того, что на зов явятся добрые люди, крайне мал. Скорее пожалуют злодеи, дабы отнять всю еду, оружие и баб, а всех остальных пустить в расход. Это Цитадель могла отбить практически любую атаку, но у крошечной группы в пять-шесть голов будет мало шансов в противостоянии с бандой мародеров.
Когда второй километр пути начал подходить к концу, а прогулка по весеннему лесу окончательно перестала доставлять радость, Цент разглядел сквозь деревья какое-то сооружение прямо по курсу. Спустя секунду, его увидел и Владик.
– Что это? – прошептал оробевший программист.
– Не знаю, – ответил князь. – Подберемся ближе. Только не по дороге. Давай за мной.
К объекту приблизились под укрытием густых кустов, сквозь которые выяснили, что видят перед собой забор. Тот был высок, метра три с половиной, но выглядел довольно хлипким. Состоял он из листов тонкого профилированного металла, и вряд ли мог выдержать массированную атаку мертвецов. Судя по всему, строители сего ненадежного укрепления рассчитывали исключительно на то, что в лесной глуши зомби их не найдут.
– Там, похоже, ворота, – сообщил Цент, указав направление пальцем. – Давай подползем ближе. Только смотри, не отсвечивай. Примут за зомби, и пристрелят. Хорошо, если одного тебя свинцом обогатят. Но ведь они и меня могут зацепить.
Два отважных героя осторожно подобрались к воротам. Над ними возвышалась дозорная вышка, кривая и косая, собранная на сварке и болтах из различного металлолома, но она оказалась пуста. Стояла странная неестественная тишина, совершенно не свойственная человеческому поселению. Люди на то и люди, что всегда производят шум. Иначе не умеют. Цент знал это на собственном горьком опыте. Ему в жизни однажды не повезло с соседями. Те оказались ну очень шумными, день и ночь выясняли отношения. Глава семейства все время орал, его законная супруга визжала, не умолкая, еще у них были дети, и те тоже ртов не закрывали. Страдающий Цент долго все это терпел, дольше, чем обычно. Целых три дня. А потом пошел к соседям в гости. Его визит оказал благотворное влияние на шумную семейку. С тех пор из их квартиры не долетало ни единого звука. Тишина продолжилась даже после того, как с членов шумной семейки сняли гипс. Цент умел находить с людьми общий язык, всегда знал, к какому индивиду какой подход требуется. Иному достаточного показать кулак в профиль, другого же необходимо долго и упорно бить ногами, а в особо запущенных случаях регулярно проводить повторные процедуры.
Осмелев, Цент и Владик вышли на дорогу перед воротами. Никто не следил за ними со стен, никто не приветствовал их, никто не пытался прогнать. На стенах было пусто, на дозорной вышке тоже.
Ворота были распахнуты настежь, гостеприимно приглашая входить и не стесняться. Цент, в общем-то, был не из стеснительных, привык в гостях вести себя как дома. Особенно, когда являлся в гости незвано, ко всяким лохам, забывшим заплатить братве налог за право жить и работать. Вот у них дома бывший рэкетир вообще не стеснялся – все ломал, крушил, что понравилось, то рассовывал по карманам. С самими хозяевами тоже не церемонился: кого с ноги по ливеру, кому паяльник в известное место, кому деревянной скалкой по пальчикам – на-на-на! Очень любил Цент в благословенные девяностые ходить в гости без приглашения. Обожал делать людям сюрпризы. Они как его видели, так аж в лице от счастья менялись. Иногда в буквальном смысле. Один жадный коммерсант нарочно сделал пластическую операцию, чтобы карающая длань организованного криминала до него не дотянулась. Думал остаться неузнанным, документы себе новые выправил. Уже собрался из страны сдернуть. Но Цент настиг его прежде. Ни новое лицо, ни новые документы не помогли. Жадный коммерсант был подвергнут зверской пытке и умучен насмерть, ибо нет греха страшнее, чем за крышу не заплатить. Этак один не заплатит, второй, а на что конкретным пацанам красиво жить? Или что же, эти потерявшие совесть жадные коммерсанты хотели, чтобы конкретные пацаны шли работать грузчиками да сторожами? Да за одно только это убить мало, ибо для работы создан лох, а конкретный пацан, он сотворен для иных дел.
За воротами, как на ладони, раскинулась вся территория колонии, благо та была небольшой и компактной. По оценке Цента, проживать здесь могло не более двадцать человек, на что указывало количество жилых домиков. Тех было пять, они стояли в ряд вдоль забора, имели незначительные габариты, но были возведены на совесть и явно с применением прямых рук. В качестве строительного материала обитатели колонии использовали обычный силикатный кирпич, которым, вероятно, поживились где-то неподалеку. Двускатные крыши покрыли листами профилированного металла, вставили в проемы пластиковые окна и железные двери, и решили, что теперь у них все будет хорошо.
Помимо пяти явно жилых домиков на территории имелось еще одно строение – больше прочих, с глухими высокими стенами, и крышей с бойницами, явно приспособленной для ведения обороны. На это же указывал накрытый брезентом крупнокалиберный станковый пулемет, установленный там и направленный дулом в сторону ворот. Судя по всему, обитатели колонии предусмотрительно оборудовали крепость внутри крепости, и в случае прорыва внешнего периметра, люди могли спрятаться там, подняться на крышу и дать отпор силам вторжения, будь то мертвецы или живые агрессоры.
Весь небольшой двор колонии был заставлен транспортом, какими-то бочками под наспех сооруженным брезентовым навесом, ящиками с загадочным содержимым, и дырой колодца, который начали рыть, но так и не успели довести дело до конца.
В общем, за воротами не оказалось ничего необычного, что-то в этом духе Цент и ожидал увидеть. А вот что действительно стало для него необъяснимым сюрпризом, так это полное отсутствие людей. Вкупе с настежь распахнутыми воротами это выглядело весьма странно и даже подозрительно.
– Дома, вроде бы, никого, – заметил князь, держа дробовик наготове. Кто знает, что это за место, и не является ли все это чьей-то изощренно расставленной ловушкой?
Владик тоже заглянул в распахнутые ворота, увидел пустую колонию, и тут же был охвачен недобрыми предчувствиями. По всему было видно, что люди обосновались в этом месте надолго, если не навсегда, они возвели капитальное жилье, начали рыть колодец, чтобы обеспечить себя водой. Возможно, где-то за забором, в лесу, у них даже были огороды. Никто по своей воле не будет обживаться на каком-то месте, а потом бросать его без видимой причины.
А причин, на первый взгляд, и впрямь не было. Владик нигде не видел последствий боя, да и ворота были не взломаны, а именно открыты. Кто бы ни напал на колонию, орда зомби или живые бандиты, после этого остались бы многочисленные и хорошо заметные следы.
– Что здесь произошло? – тихо спросил Владик, робко выглядывая из-за широкого плеча спутника. – Где все люди?
– По грибы ушли, – проворчал Цент. – Что глупые вопросы задаешь? Я тут впервые, как и ты. Сейчас пошарим, поразведаем. Глядишь, что-нибудь и выясним.
– Хорошо ли это – шарить в чужом доме? – засомневался Владик. Тревожила его не моральная сторона вопроса, а возможность внезапного возвращения хозяев колонии. Те вряд ли запрыгают от радости, когда узнают, что какие-то бродяги без спроса рылись в их вещах.
– О том, что такое хорошо и что такое плохо, предоставь судить людям, более мудрым, нежели ты, – посоветовал слуге Цент. – Здесь требуется могучий интеллект, коим ты, очевидно, не обладаешь. Твой удел не размышлять о сути бытия, а копать землю и помалкивать.
Возражать монарху Владик не стал. Знал прекрасно, каково это – спорить с Центом. Ты ему слово, он тебя битой – вот и вся дискуссия.
– Но если мы начнем рыться здесь, и внезапно вернутся хозяева, они могут неправильно все понять, – все же дерзнул сообщить землекоп. Волновался Владик не за сохранность чужого имущества, а за свое здоровье. Кто знает, как принято наказывать воров в этой колонии? Возможно, их, без лишней волокиты, убивают на месте? Или гуманно избивают до состояния первой группы инвалидности, после чего выбрасывают за ворота, дабы те домучились и опочили на воле.
– Сомневаюсь, что нам стоит опасаться внезапного возвращения хозяев, – высказал свое профессиональное мнение Цент.
– Почему ты так думаешь? – встревожился Владик. – Ты что-то знаешь?
– Тут и знать нечего. По своей воле они не бросили бы свой дом и не сбежали всем составом. Притом бежали так прытко, что забыли даже ворота запереть. Или не посчитали нужным, поскольку не планировали сюда возвращаться.
