…плаваем друг в друге
Я сидел в парикмахерском кресле, довольно крупная женщина-парикмахер стригла меня, прижимаясь то коленом к моему бедру, то нависая и впечатываясь в мое плечо большим мягким животом. Я был совсем юным и худым, мослы мои выступали, ребра можно было пересчитать, и окунаться в такое стратостатно-воздушно-упругое было очень приятно. Я видел в зеркало: она о чем-то говорила парикмахеру за соседним креслом, поворачивала мою голову легким и точным толчком руки вправо, влево, вниз подбородком – теперь я не видел ее – и продолжала прижиматься ко мне. Хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
…луна уходит с постели.
…и ты отвернулась.
…я и не заметила, когда ты отодвинулся от меня, потянув на себя простыню, почти на край.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
– Зажги свет.
«Болит низ живота».
– Не надо. Луна.
«Будто и не она. А как кричала!»
– Хорошо здесь.
«О, мой бог войны!»
– Я даже не знаю, где мы.
«Не все ли равно».
– Ящерица – на стене. Замерла.
«Душно. Море дышит».
– Это она руки твоей испугалась.
«Надо принять таблетки. Где они?»
– Ты не видел, где мои таблетки?
«Опять она – свои пилюли!»
– Посмотри в своем чемодане, там, в кармашке.
«Уже охладел. Они всегда так».
– Ты куда?
«Не видит, что ли…»
Пауза. Все-таки слышна в комнате звонкая струя и шум падающей в фаянсовую чашу воды. Вернулся. Завернутая в простыню кукла уставилась в стену.
«Надо ей что-нибудь сказать. Не может без романтики».
Между тем все – в белом призрачном свете: стена, стул, тень от ящерицы. Ты сама – тоже одни глаза.
– Какое все призрачное. А тело твое прозрачное. Джин с тоником хочешь?
«Наконец-то повернулся душой!»
– Просто швепс, без джина, со льдом. Смотри, ящерицы прыскают по стенам, как темные струйки.
– Держи.
«Глаза блестят, спрошу».
– Ты не хотела бы вернуться?
«Хочет вернуться! И слышать не хочу!»
– Куда?
«Сама знаешь».
– В Москву.
«Ну да, в инвалидную коляску!»
– Пошли на берег, искупаемся в океане.
«Не хочет отвечать».
– А все-таки?
«Убила бы!»
– Видела я твою Москву, в кривом чайнике Кремль – пузырем. Признайся, к своим потянуло? Литературная душа.
«Сердится».
– Ну и глупо.
«Слез с меня, сразу все забыл. А я боюсь. Боюсь возвращаться. От ярких – к бесцветным. Из океана – в коляску».
– Там все церкви, музеи – фанерные декорации, за которыми клопы ползают. А здесь все настоящее.
«Останется? Без меня?»
– Я если нас вернут и не спросят?
«Мне отсюда – нельзя. И вправду, вылепят из меня горшок и разобьют вдребезги».