Девушка еще долго простояла в этой позе: голова наклонена вперед, пучок растрепался, длинные волосы перепачканы кровью и рвотой. Наконец, она нашла в себе силы подняться.
Ее брат так и не сдвинулся с места. Он продолжал стоять, все такой же сгорбленный, не способный оторвать безумного взгляда от мертвых тел, лежащих на земле, будто не в силах осознать, что же произошло.
– Ибука, – тихо произнесла Ацуко.
Юноша вздрогнул, но ничего не ответил. Она положила руку ему на плечо и почувствовала, как напряжены его мышцы, будто готовы вот-вот разорваться.
– Ибука, – повторила она тем же тоном.
Он повернулся к ней, словно наконец вышел из оцепенения. Катана выпала из его обессиленных рук и рухнула на землю с глухим стуком.
– Что тут произошло? – выдохнул он, пораженный. – Что тут произошло?
Сестра подняла оружие с земли и протянула ему. Затем подняла свою катану, помахала ею в воздухе, чтобы очистить от крови, и вернула в ножны отработанным на тренировках жестом.
– А случилось, дорогой братец, то, что ты, возможно, и впрямь самый одаренный фехтовальщик, но кроме того – еще и трус, – ответила она ледяным голосом. – Бери быка и пошли, иначе опоздаем домой.
Она кинула последний взгляд на три мертвых тела, которые лежали перед ней, усилием воли обуздала дрожь, развернулась и отправилась в сторону дома. И даже не стала оборачиваться, чтобы проверить, следует ли за ней брат.
Глава 4
В богатых кварталах Эдо катана была признаком влияния и достатка. Самураи из самых могущественных кланов дрались за возможность воспользоваться услугами знаменитых кузнецов и тратили целые состояния, чтобы заполучить рукояти с выгравированными на них золотыми или серебряными узорами и ножны не из простого дерева, а бронзовые, инкрустированные самоцветами.
А вот клинок Мацуо поражал своим редким уродством. Он носил одну и ту же катану уже пятнадцать лет, побывал вместе с ней на множестве полей боя по всей Японии и в конце концов затупил ее острие о доспехи своих противников. Вместо того, чтобы заменить меч, он отнес его кузнецу и попросил перековать. Когда рукоять разбилась на куски из-за бокового удара топором, он собрал все осколки до единого и нашел мастера, который согласился снова собрать их в одно целое – правда, справа так и осталась трещина. Глядя на результат его работы, любой придворный скрыл бы презрение за улыбкой.
С другой стороны, любой придворный содрогнулся бы, если бы увидел, куда направляется Мацуо.
Он быстрым шагом продвигался по грязным улочкам на севере города, его рука лежала на рукояти меча, а на губах играла улыбка. Здесь жили буракумины, отверженные, а в темных переулках таились головорезы. Одинокий человек, пускай даже и самурай, был соблазнительной добычей – и по крышам быстро разнесся слух, что на дне реки вскоре обнаружат труп очередного недоумка.
И тем не менее, Мацуо и его безобразная катана спокойно продолжали свой путь. Поговаривали, будто он убил каждого, кто когда-либо осмелился устроить против него засаду – и что на протяжении всей схватки он смеялся, не умолкая.
Но от нападения на Мацуо буракуминов удерживал не страх. Нет, то было уважение.
Мацуо не смотрел на них свысока, не поучал их, не задирал нос при встрече. Он был ронин, самурай без господина, и вел себя как человек из народа. Он всегда был готов разделить с ними бутылку рисового вина – скверно перебродившего, излишне крепкого, но пил он его, словно воду. А кроме того, он относился к маленькому императору на троне с тем же недоверием, что и простой люд.
– Говорю вам, он настолько бессилен в политической жизни, что это дает о себе знать даже в спальне. Со свадьбы уже сколько времени прошло, а его жена все не дождется, когда ему удастся поднять свой меч. Дело, как всегда, кончится тем, что сёгуну придется самому делать всю грязную работу.
Подобного рода шутки очень нравились баракуминам, особенно после нескольких глотков рисового вина.
Но этим вечером Мацуо пришел сюда не для того, чтобы расслабляться в приятной компании. Он шел вперед торопливыми шагами, а лицо его оставалось непроницаемым. Он завернул за угол на улице Живодеров и постучал в дверь какой-то облупленной лачуги. Один короткий удар, один длинный, два коротких.
Ответом ему был скрип засова и дверь распахнулась. Человек, одетый с ног до головы в черное и с закрытым повязкой лицом, растворился во тьме, уступая ему дорогу.
Когда Мацуо впервые встретил Иссу, он потешался над нелепым нарядом синоби. Как можно оставаться незамеченным в подобном одеянии? Любой прохожий ни за что не забудет такой встречи, да и смешаться с толпой будет совершенно невозможно.
Однако с тех пор его мнение изменилось. Мацуо не верил в магию сюгендзя[20], но вынужден был признать, что мастерство Иссы граничило со сверхъестественным. Он был способен слиться с тенью, которую отбрасывала простая свеча, взбираться на здания с совершенно гладкими стенами или освобождаться из цепей, выворачивая суставы с ловкостью змеи. И это была лишь та малая часть его умений, которую Мацуо довелось увидеть своими глазами.
К счастью, эти двое были на одной стороне.
– Положение наше самое что ни на есть бедственное, – перешел прямо к делу Исса.
– Да, бедственное, – подтвердил Мацуо, падая на единственный в доме стул. – Что за игру ведет Токугава?
– У него нет выбора. На него надавили император и британский консул.
– И что? Речь идет о Токугаве. Он вполне мог бы не считаться с ними обоими.
Глаза Иссы светились в темноте, будто кошачьи.
– Мог бы, конечно, но в открытую выступить против императора означало бы ускорить начало гражданской войны, а он этого совсем не хочет.
– И что теперь, он молча позволит втоптать себя в грязь? Ты хоть понимаешь, что он натворил? Он сложил с себя полномочия сёгуна!
В комнате снова воцарилась тишина. Мацуо и Исса обдумывали, чем обернется то, что они узнали накануне. Оба они состояли в Братстве Ассасинов, которое гордилось тем, что является одной из крупнейших в мире информационных сетей. И тем не менее, вчерашняя новость застигла их врасплох.
Токугава начал с того, что без всяких условий согласился на требования императора. Он отстранил от должности губернатора Нагасаки, что вызвало недовольство среди его войска. И в конце концов он подал императору прошение об отставке.
– Во времена его отца ничего подобного просто не могло бы произойти, – бубнил Исса. – Да, у Нариаки были свои недостатки, он ненавидел чужеземцев, но он по крайней мере никогда не подавал в отставку. Хуже всего то, что это ничего не изменит. Британцы не дадут Ёсинобу тихо уйти на покой. Даже если он покинет двор императора, его клан слишком влиятелен, чтобы не обращать на него внимания. Впрочем, может быть, этого сёгун и добивается? Хочет покинуть змеиное гнездо, объединить силы с союзниками и устроить государственный переворот.
Мацуо с сомнением нахмурил брови.
– На такое у него никогда недостанет смелости. К тому же после всех его уверток доверие к нему значительно подорвано. Некоторые кланы решили встать на сторону императора. Если он вдруг попытается перейти к решительным действиям, гражданская война неизбежна.
– Если только мы не уберем из уравнения лишний элемент, – тихо предложил Исса.
– Что ты хочешь этим сказать?
Синоби взмахнул руками и, как по волшебству, на его ладонях возникли два танто[21]. Они исчезли так же быстро, как появились, но Мацуо успел заметить на их остриях зеленоватые блики. Яд.
– Токугава не может одновременно противостоять императору, недовольным даймё и козням Британской империи. Даже Братство не рискнет тронуть императора, у одних только даймё недостаточно влияния, чтобы переломить ситуацию. А вот что касается англичан… Их консул в последнее время стал слишком уж напорист. Если с ним что-нибудь случится, это станет уроком всем тем, кто стоит на пути клана Токугава.
Мацуо покачал головой. Речи Иссы его совсем не убедили.
– Так мы добьемся обратного. Все сочтут, что в происшествии виноват Токугава, и он окажется в еще более уязвимом положении. Посмотри, что устроили англичане из-за потери двух матросов. Что же они сделают, если будет убит их консул?
– Вот именно, – ухмыльнулся Исса. – Токугава больше не сёгун. Он покинул императорский дворец. Теперь ответственность за безопасность гостей лежит не на нем, а на императоре. Если британцы станут искать виновников, пускай ищут среди дворцовой охраны. Не говоря уже о том, что с новым консулом нам может повезти больше. Если каждого, кто займет эту должность, будут убивать, британцы, без сомнения, потеряют охоту вмешиваться в наши дела.
– Ну или начнут защищать себя достаточно хорошо, чтобы избежать покушения.
Исса отступил в сторону от стоявшей на столе свечи и неожиданно исчез в темноте. Только что он был здесь, а в следующее мгновение в комнате остался один лишь Мацуо.
– Эти мелочи можешь оставить мне. Незаметное проникновение – моя забота. Тебе Братство уготовило не менее важную роль.
В замке все знали: Гарри Парксу было достаточно всего четырех часов сна за ночь. Остаток времени он проводил в своем кабинете за работой или чтением.
По крайней мере, такие слухи старался распространять сам консул. В действительности же он постоянно испытывал усталость и хотел бы спать дольше, но страдал от жестокой бессонницы. Английские врачи так и не сумели его вылечить, а средства на основе трав, которые предлагали ему служившие при замке Эдо знахари, уже не действовали.
Паркс несколько часов напрасно проворочался с боку на бок в постели и в конце концов бросил все попытки уснуть. Его стенные часы показывали два ночи – час тигра. Паркс встал, потянулся и медленно побрел в библиотеку. По дороге он поприветствовал охранников, дежуривших в коридоре. То были надежные, крепкие парни, славные англичане, безупречно вымуштрованные, с холеными усами, все до одного вооруженные ружьями и саблями. После того, как император показал свою силу, а Токугава Ёсинобу покинул дворец, обстановка накалилась, и патрули было решено усилить.
Паркс ни о чем не волновался: кто бы осмелился напасть на консула самой могущественной империи в мире? Он зевнул, потер глаза, пытаясь прогнать сон, а затем тяжело осел в кресло, стоявшее за письменным столом. Ему оставалось написать еще три письма, а в углу стола его ждали два доклада. Ее Величество королева Виктория ждать не станет.
Он бросил раздраженный взгляд на двух британских солдат, сидевших на скамейках в дальнем конце помещения. Даже здесь он не имел права оставаться в одиночестве. Единственное место, куда он мог отправиться без сопровождения, были туалеты, и то лишь потому, что в них не было окон, которые вели бы наружу.
– Ну что же вы сидите сложа руки? – проворчал Паркс. – Раз уж вам так необходимо составить мне компанию, так хотя бы заварите мне чаю. Вы уже достаточно давно со мной знакомы, так что знаете, какой мне нравится.
Стражники не ответили, и консул нахмурился. Неужели заснули прямо на посту? Если так, их ждало суровое наказание – особенно суровое, размышлял Паркс, потому что самому ему не удалось сомкнуть глаз даже на пять минут. Он раздраженно повысил голос:
– Черт возьми, мне что же, придется взяться за хлыст, чтобы выбить из вас хоть какой-то ответ?! А ну поднимайтесь!
Стражники снова промолчали, и в голову консула начало закрадываться беспокойство. Он открыл нижний левый ящик письменного стола и достал кольт модели Navy 1861, который всегда там держал. Вес металла в руке принес ему немедленное облегчение. Самураи могли сколько угодно играться со своими катанами и воображать себя несравненными воинами, но лишь огнестрельное оружие давало настоящую силу. Хотел бы он посмотреть, как их герои вроде знаменитого Миямото Мусаси попытались бы воевать против старого доброго револьвера.
Он проверил, заряжено ли оружие, затем выкрикнул несколько более тонким голосом, чем рассчитывал:
– Кто-нибудь! Эй! Кто-нибудь!
Ответ он получил почти сразу же, но совсем не тот, на который рассчитывал. Вместо кого-то из охранников на его крик отозвался Уильям Ллойд – он ворвался в комнату с обнаженным мечом, его волосы были растрепаны от бега.
– Ваше Сиятельство! В укрытие!
– Что все это зна…
Договорить Паркс не успел. Ллойд кинулся на него и всем весом прижал к полу позади письменного стола – в то же мгновение в его сторону полетело лезвие. Консул, рухнувший вниз с высоты собственного роста, задыхался, не в силах оторвать взгляда от дротика, вонзившегося в стол рядом с ним. По красивым узорам, вырезанным на черном дереве, стекала зеленая жидкость.
– Вы в опасности! – уточнил тамплиер, хотя все и так было очевидно.
От удара о пол консул выпустил из рук кольт. Он протянул руку под стол, пытаясь нащупать его, и чуть было не лишился двух пальцев, когда на пол в нескольких сантиметрах от его ладони обрушилось лезвие. Консул совершенно неподобающе взвизгнул и отдернул руку.
– Оставайтесь на месте! – приказал Ллойд и сделал шаг вперед.
Он взмахнул мечом и приготовился к бою. Поначалу Паркс не мог разглядеть своего противника и гадал, уж не сходит ли он с ума. Затем его глаза привыкли к полутьме, и он начал различать размытый, почти неотличимый от сгустка тумана силуэт, будто бы колыхавшийся в тени посреди комнаты.
– Уильям Ллойд, – произнес Исса. – Я тебя знаю. Я не хочу с тобой драться.
– Со мной никто не хочет драться, – усмехнулся тамплиер. – Но выбора у тебя нет. Этой ночью я – твоя смерть.
– У меня есть для тебя предложение, – заявил Исса.
Ллойд на секунду задумался и его меч чуть опустился. Это было незаметное, едва уловимое движение, но синоби воспользовался им, взмахнул руками и метнул два танто. Клинки полетели точно в цель, быстрые, смертоносные, пропитанные ядом.
Ллойд описал катаной круг и ее лезвие попало сначала по одному, а затем и по второму кинжалу, отбросив их оба к стенке. Англичанин невозмутимо вернулся к прежней боевой стойке.
– Твое предложение оказалось не слишком интересным.
– А ты посмотри на свою ногу, – подсказал синоби.
Его лицо закрывала черная повязка, но глаза светились мрачным весельем. Танто были не более чем уловкой. Настоящая опасность крылась во рту ассасина – отравленная игла: он плюнул ею в противника, и она пробила штанину, вонзившись в плоть.
Яд на ней был не такой насыщенный, как на обычных клинках, и его было недостаточно, чтобы убить или хотя бы парализовать человека такого телосложения. Однако он был вполне способен поразить нервную систему, замедлить реакцию и притупить чувства. И действительно, ногу легендарного фехтовальщика уже сотрясала дрожь, нарушая его равновесие.
– Этот яд снизит твою скорость реакции в десять раз, – любезно объяснил Исса и отступил на шаг, чтобы дать жидкости время подействовать.
– О, – только и смог сказать Ллойд.
Тем временем под столом Паркс затаил дыхание, опасаясь, что его выдаст любой неосторожный вздох. Миллиметр за миллиметром его рука тянулась к лежавшему на полу револьверу. Все, казалось, забыли о его существовании, но если ему удастся взять незваного гостя на мушку, то уже никакая сила ниндзя его не спасет. Консул был неплохим стрелком, а кроме того, никто бы не выжил после выстрела в голову с такого расстояния. Нет, он не станет рисковать, выбирая сложную мишень, и просто прицелится в грудь – этого будет вполне достаточно.
Ну же, еще двадцать дюймов… пятнадцать… десять…
Исса сжался в комок, словно кот, а металлическая пластина, которую он носил на левой руке, отражала свет свечи и перенаправляла его в глаза противнику. Многие были убеждены, что он обладает сверхъестественными силами, однако все его способности были не более чем результатом тренировок. Тренировки эти были безжалостными, болезненными и начались еще в раннем детстве, но теперь благодаря им он был способен вынимать кости из суставов, задерживать дыхание на несколько минут или использовать малейшую возможность, чтобы раствориться в тени.
Ллойд зажмурился, на мгновение ослепленный, сбитый с толку, замедленный ядом. Исса воспользовался его замешательством, чтобы нанести удар. В его руках появился новый танто, и он бросился вперед, целясь в яремную вену.
Однако меч британца с невероятной скоростью преградил ему путь, и кинжал отлетел в сторону вместе с отрубленной рукой Иссы. Синоби вытаращил глаза под маской, но катана качнулась назад, подобно маятнику, и выпустила ему кишки с такой легкостью, будто брюшные мышцы, которые он так старательно тренировал на протяжении долгих лет, не существовали вовсе.
– Ты – великолепный ассасин, а вот фехтовальщик из тебя никакой, – выплюнул Ллойд, еле дыша под действием яда. – Даже одной десятой моей скорости оказалось достаточно против такого, как ты.
Пытаясь собрать свои внутренности одной рукой, Исса издал нервный смешок. На губах вздулся и лопнул кровавый пузырь. Из-за повязки ему вдруг стало трудно дышать.
Он не смог убить консула, да и пережить эту ночь ему было не суждено; прискорбно, но ни одна миссия не застрахована от непредвиденных обстоятельств. Оставалась второстепенная задача – как бы Ллойд ни бахвалился, а яд на него все же подействовал. Сейчас, уверенный в своей победе, англичанин был как никогда уязвим.
Исса повалился на пол спиной вперед и закатил глаза, так, чтобы стали видны белки. По его телу прошла судорога, затем он резко замер, задержал дыхание и перестал двигаться.
Во время последнего рывка он сумел перехватить левой рукой иглу и теперь терпеливо ждал приближения противника. Одна царапина – и полученная Ллойдом доза яда увеличится вдвое. В этот раз паралич распространится на органы и повлечет за собой неминуемую смерть.
– Ваше Сиятельство, вы в порядке? – задыхаясь, спросил Ллойд.
– Он мертв? – послышался голос консула.
– Судя по всему, да.
– Этого недостаточно, – настаивал Паркс. – Я всякое слышал про синоби. Говорят, у них несколько жизней, говорят, они способны восставать из пепла. – Не приближайся к нему и отсеки ему голову.
Это было так глупо, что Исса чуть не расхохотался. В конце концов его погубила слава. Ниндзя не стеснялись преувеличивать, рассказывая о своих подвигах, чтобы их больше боялись, и вот теперь слухи сыграли с ним злую шутку. Из последних сил, несмотря на смертельную рану, он приготовился к прыжку. Исса открыл глаза, увидел перед собой цель и поднял левую руку, чтобы бросить иглу.
– Ну что я тебе говорил, – произнес Паркс ледяным тоном.
Он стоял в полный рост позади стола, и в руке у него был револьвер. Исса успел только разглядеть наставленный на него огромный ствол кольта, затем раздался оглушительный выстрел, и больше он не слышал уже ничего.
Глава 5
Обычно Ацуко радовалась осени. Летняя жара уступала место приятной прохладе, а пейзаж наполнялся оттенками бурого. Путешественники возвращались из столицы, крестьяне готовились к зиме, и на улицах Айдзу становилось спокойнее. Ее отец чаще бывал дома и больше занимался делами семьи.
Но у нынешней осени был горький привкус. Ацуко никак не могла забыть того злосчастного дня на горной дороге, и каждый раз, когда она смотрела на брата, ее передергивало от отвращения.
Хуже всего было то, как Ибука повел себя, когда они наконец оказались в предместьях города после двух часов дороги с быком на поводу.
– Ты… ты расскажешь всем, что там произошло? – спросил он, уставившись в землю.
– Не знаю, а ты как думаешь? – горько поинтересовалась Ацуко.
И тогда он упал перед ней на колени.
Он.
Ибука.
На колени.
Перед ней.
– Умоляю, не говори никому! Я не переживу такого позора. Какому сёгуну я буду нужен такой? В лучшем случае мне придется покинуть город, стать ронином. Отцу никогда не оправиться от удара. Он возлагал на меня такие надежды!
– И совершенно зря, – выплюнула Ацуко. – Давай, поднимайся, мне за тебя стыдно. Нет, правда, что там произошло? Как мог ты их испугаться?
– Не знаю, – с дрожью в голосе признался брат. – Честно, не знаю. Я увидел клинок катаны, и все вдруг показалось мне таким… таким настоящим. Знаешь, он ведь был прав, их главарь, мы с тобой всю жизнь обучались в додзё, но это ведь не игра. Одна ошибка, и ты на всю жизнь останешься калекой. Одно неверное движение, и твоя жизнь оборвалась. Ты к чему-то стремишься, мечтаешь, желаешь чего-то – а мгновение спустя уже валяешься на земле в луже крови и все твои стремления превратились в дым. Ни один из трех разбойников, которых ты убила, не думал, что все так обернется. Они все умерли с выражением страшного изумления на лице. А ведь у них наверняка были друзья, семьи… а сейчас у них нет ничего.
– И я ни о чем не жалею! – прошипела девушка. – Что ты пытаешься мне сказать? Что я не должна была защищаться?
– Нет, ты поступила правильно. А мне нет оправдания. Но это не причина рушить мою жизнь и жизнь отца.
Ацуко была в такой ярости, что готова была встать посреди рыночной площади Айдзу и во весь голос вопить о том, что случилось на горной дороге. Ее остановили лишь слова брата об отце – ей не хотелось причинять ему боль, слишком четко ей представилось его лицо в тот миг, когда все его надежды рассыплются в прах.
К тому же в каком-то смысле ей было жалко брата. Поэтому она молчала в надежде, что приняла правильное решение и рано или поздно сумеет перевернуть страницу.
Но теперь, два месяца спустя, все стало только хуже.
Каждый день Ацуко приходилось смотреть, как ее брат продолжает жить своей обычной жизнью, как все восхищаются его талантом мечника, в то время как на нее обращали внимание только из-за округлившихся форм, которые теперь стали заметны под кимоно. Она побывала на обеде у Мацудайры Катамори, где Ибука был в центре внимания и продемонстрировал блестящее владение боккеном под возгласы одобрения закаленных в боях самураев. Ей хотелось кричать во весь голос, что все обман, что ее брат никакой не герой, что он и пальцем не пошевелил, чтобы ее защитить, что при виде опасности он описался от страха.
Но нет, она вежливо улыбалась каждому придворному, который к ней обращался, смеялась, когда от нее этого ждали, изящно встряхивала волосами и всячески показывала себя идеальной дочерью идеального отца. По всеобщему мнению, вечер прошел как нельзя более удачно, и Ибуку приняли в число личных охранников даймё, что было большой честью в таком раннем возрасте. Что же касается Ацуко, она получила два предложения о замужестве и пообещала внимательно их рассмотреть, но в конце концов сумела уговорить отца отклонить их оба под предлогом того, что претенденты были недостаточно богаты и имели мало влияния при дворе.
Но девушка прекрасно знала, что просто оттягивает время. Теперь ее брата не было рядом, чтобы тренироваться вместе с ней и, если честно, возможность не видеть его целыми днями стала для нее большим облегчением. Время от времени она сталкивалась с ним на улице, когда он шел куда-нибудь в компании других охранников. Тогда он поспешно опускал глаза и старался увести остальных в противоположном направлении.
Именно тогда, когда Ацуко думала, что ее жизнь просто не может стать еще более несчастной, до Айдзу дошли слухи о войне.
Сиба Таномо почти всегда пребывал в хорошем настроении, и его вечная улыбка была известна всем не меньше, чем его широкие плечи и мощные руки. И потому, когда он ворвался в дом с лицом, на котором застыла маска гнева – зубы стиснуты, брови нахмурены, – Ацуко тут же поняла, что случилась беда.
– Все хорошо? – спросила она тоненьким голосом.
– Нет, – ответил отец. – Ничего не хорошо. Ибука в опасности…
Его голос надломился, и он замолчал на полуслове.
На мгновение девушка подумала: неужели ее брат наконец себя выдал? Неужели обнаружил свою трусость в какой-то стычке? Без сомнения, это он довел отца до такого состояния! С удивлением она почувствовала, как сердце ее сжалось, и поняла, что не желает такого горя ни брату, ни отцу.
– В какой опасности? – поспешно спросила она.
Ее отец сел на ковер, скрестив ноги, и какое-то время пытался справиться со сбившимся дыханием. Когда он поднял голову, на его лице все еще не было улыбки, но по крайней мере взгляд уже не метал молнии.
– Император нарушил все договоренности и напал на клан Токугава. А ведь сёгун согласился просто мирно уйти в отставку! Прикрываясь желанием сделать свое новое правительство сильным, Муцухито решил отнять всю власть у провинциальных даймё. Ты понимаешь, что это означает?
Ацуко оставалось только безмолвно открывать и закрывать рот, как рыбе, выброшенной на берег. Она никогда не увлекалась политикой, и к тому же, как ни крути, любые решения, которые принимались в Эдо, почти никак не влияли на жизнь в Айдзу. Здесь власть даймё была абсолютной и значила куда больше, чем указы, подписанные где-то в далекой столице.