Номинар
– Акки?
Мой друг не ответил. Я попробовал нашарить его в абсолютной темноте и запнулся об один из пуфиков. Свет на секунду вернулся, но то вылетели искры из глаз от боли в ушибленных коленях и запястьях. Будто этого было мало, плюсом на спину опрокинулся стол. Повезло, что угол его не заехал по голове. Я грязно выругался и с трудом нащупал ногу Акки. Я едва не стянул с него штаны в попытке его дозваться.
Незаметный до инцидента гул вернулся, приклеенные к потолку флюры вновь засветились. Боль грубо пульсировала вместе с биением сердца. Я начал медленно растирать недовольные суставы, в то время как Акки неожиданно пришёл в себя и выскочил из нашей кабинки осмотреться. Когда он вернулся, волосы и глаза друга угрожающе мерцали.
– Мне это не нравится, – констатировал он, подтягивая штаны.
Поначалу я не понял, о чём именно идёт речь, но сдерживаемая тревога наёмника прояснила ситуацию.
– Никому не нравится, когда с него в отключке пытаются стянуть штаны, – попытался я снять напряжение и добавил уже более серьёзно: – Кто-то отключил генератор джуничи, чтобы пробиться сквозь барьер и взломать твою эгиду. Я удивлён, что кому-то это удалось.
– Может, спросишь свою девушку про генератор? – задал вопрос Акки безо всякого энтузиазма.
– Сейчас спрошу.
Я вышел из сферической кабины и связался с Мойрой. Наш разговор можно было сравнить с чтением мыслей, где каждая из сторон контролирует воображаемую речь. Но если ты ещё не приноровился, то обязательно засыпешь своего абонента бессвязными картинками и эмоциями, а не чётко сформулированной мыслью.
– Что произошло?
– Не знаю. Генератор вдруг отключился, но теперь порядок. У вас что-то случилось? – рассеянно спросила Мойра, явно занятая своими делами. Из-за сбоя в подаче джуничи её, должно быть, донимали возмущённые посетители.
– Всё в порядке. – На этом я оборвал нашу связь и зашёл обратно.
– Что она сказала? – бесстрастно спросил Акки.
– Какой-то сбой. На границе со Старым городом это не редкость. Ты кому-то перешёл дорогу, мой друг?
Повисла подозрительная тишина.
– Мэло, сегодня ночью останешься у меня. Мне нужна твоя помощь. Хорошо?
Больше ничего не сказав, Акки пристально уставился на меня своими меняющими цвет глазами в ожидании моего решения.
– Как понимаю, без вопросов?
– Верно. Я смогу объяснить на месте, – пообещал друг.
Не знаю, что такое произошло с ним, но раз он попросил помочь и довериться ему без вопросов, то я так и сделаю.
Мы ещё немного посидели. Я съел оба обеда, принесённые Мойрой, и выпил за друга его калорийный коктейль. Он так и ушёл, ничего не сказав на прощание.
– Паршивое начало.
Прошло больше четырёх с половиной лет с последней смерти от интегрированного нейровируса. Официально в последнюю волну эпидемия унесла жизни четырнадцати пользователей ИИ – сколько их было на самом деле, можно только догадываться.
С момента открытия интегрированного мира неуловимый нейровирус принялся уничтожать его обитателей. По неофициальным данным, за семьдесят пять лет от него скончалось порядка полутора тысяч жителей, подключённых к ИИ. Первых жертв из-за их посмертного вида записывали на счёт номинара-телекинетика, пока какому-то криминалисту не пришло в голову отдать образцы ДНК двоих погибших на детальный анализ, где выяснилось, что ни одному телекинетику такое не под силу – «редактировать» геном.
Стали всплывать показания очевидцев, якобы встречавшихся на тёмных и бесшумных просторах мира ИИ с этой дрянью. На тот момент – ещё полиции, а не Стражам – удалось найти записи памяти тех, кто наблюдал чудовищную трансформацию заражённого. Но этого было мало. Жертвы либо не знали о проникшем за их эгиду вирусе, либо умирали сразу после заражения. Поэтому отдел противоборствующих тьюрингов принялся искать уже не убийцу-номинара, а такого же, как они, способного пользователя ИИ. Но необъяснимое явление всё же назвали интегрированным нейровирусом. Кому-то удалось создать образ, способный изменять геном не только человека, но и номинара.
Хотя жертвы понесли обе расы, больше погибших было на стороне людей. Изменения, которые происходили с некоторыми из них перед самой смертью, напоминали предел Роша у номинаров. Эти факты подливали масла в огонь скрытой нетерпимости людей. Открытых распрей уже давно не происходило, но в человеческом подсознании всё ещё копошился червячок сомнений и недоверия к расе бессмертных. Если бы девушка из Акватории не была человеком, речь об интегрированном нейровирусе могла и не зайти.
Поначалу Совет вёл статистику и давал комментарии, но затем прекратил это делать из-за неточностей в работе полиции, откровенно паразитирующих на страхах жителей СМИ, и маркетологов тьюринг-компаний, продуцирующих образы защиты для пользователей в мире ИИ. Управление Новым и Старым городом приняло решение прекратить панику самым простым способом – путём отрицания проблемы. Поиски защиты от нейровируса не прекратились, но результаты их перестали обнародовать. Показания и записи памяти начали стираться тьюрингами Совета с молниеносной расторопностью.
Необъяснимая эпидемия исчезала столь же внезапно, как и начиналась, оставляя после себя изувеченные трупы и вопросы без ответов. Связи между жертвами установить не удалось, а в последние две волны Совет уже более тщательно скрывал подобные эпизоды. И всё равно в мире ИИ находились те, кто собирал информацию и вёл список жертв, попавших на запись памяти, иначе бы четыре с половиной года назад не стало известно о четырнадцати новых жертвах.
Когда Акки ушёл, я приглушил свет флюр с помощью ручного датчика и погрузился в созерцание фальшивого ночного неба. Я попытался медитировать, но в голову наперебой лезли воспоминания.
Когда я был ребёнком, отец рассказывал нам с братом, что существуют два вида номинаров: рождённые, то есть истинные, и искусственные, или преноминары, – созданные Главным научно-исследовательским институтом Совета, в котором он познакомился с мамой. Он приводил нам множество разных фактов об этой расе, но один до сих пор казался мне странным и необъяснимым: номинары теряли своё «бессмертие», когда от них рождалось следующее поколение.
Отец объяснил мне это в своё время так:
– Во всём есть баланс, продиктованный природой, и, если мы его не видим, это не значит, что его не существует. С номинарами так же. В отличие от людей, срок их жизни может быть в теории неограниченным, конечно, при условии, что они преодолевают вновь и вновь накапливающийся предел Роша. Они могут эволюционировать без передачи генов другому поколению. А люди обречены на бесконечную репродукцию с целью улучшить свой геном. Но представьте себе, какое бы перенаселение ожидало планету, если бы не механизм «предохранения», вживлённый в их ДНК?
Он так толком нам и не пояснил сам процесс передачи бессмертия, сославшись на собственную некомпетентность в данном вопросе.
Блуждая по коридорам воспоминаний, я наткнулся на дверь, за которой скрывалась история встречи с Акки.
Мы были одногодками, но его процесс старения – в своё время – замер на месте, а мой неуклонно стремился к точке невозврата. Наше знакомство произошло на грязных улицах контрабандистского района Старого города, куда лично я попал случайно, сбежав от родителей и их бесконечных лекций по генологии, бессмысленных тестов и переживаний за моё здоровье. А вот Акки скрывался там от бандитов, у которых умудрился стащить раритетный процессор эпохи компьютеров. Мы буквально налетели друг на друга из-за угла облезлого кирпичного здания. Оба перепуганные не на шутку, мы понеслись в одном направлении, петляя по узким улочкам, укрытым проводами и мусором.
Я понял, что увязался за ним, когда очутился на заброшенном складе с крышей в виде шахматной доски, где белыми клетками было небо. Ощутив облегчение и триумф от побега, мы оба зашлись неистовым смехом. При всей его настороженности и недоверии к окружающим, о которых я узнал позже, в ту нашу встречу Акки первым протянул руку и представился. Мы рассказали друг другу о своей жизни, будто уже давно были приятелями и просто делились новостями прошедшей недели. Из его рассказа я и узнал, что он искусственный номинар.
В то время один из частных НИИ Совета открыл двери для несовершеннолетних беспризорников, не знавших ни своей семьи, ни какой-либо ещё, давая шанс обрести новую. Вот только цена была высока. Добровольцам предлагался проект «преноминар», который до этого был чисто военным. Тем новоприбывшим, у кого оказывался скрытый ген номинара, разрешали принять участие. Но наличие скрытого гена не давало стопроцентной гарантии пережить трансформацию.
И вот, не имея никаких корней, кочующий из одного детдома в другой с самого рождения, Акки в надежде найти своё место попал в проект. Ну, а дальше оказалось, что у него имеется скрытый ген номинара. И зная о последствиях неудачной трансформации, а именно – о крайне мучительной смерти, он всё равно согласился.
Нет, члены НИИ Совета не были злодеями, ставящими бесчеловечные опыты над людьми, но и хорошими парнями их назвать тоже сложно. В четырнадцать лет я мнил себя достаточно взрослым, чтобы самостоятельно принимать важные решения, поэтому с пониманием отнёсся к выбору нового друга. Но узнав, что Акки прошёл трансформацию в двенадцать, не мог поверить: какими же уродами надо быть, чтобы оставлять такой выбор за ребёнком.
Не прошло и пары месяцев, как Акки сбежал вновь. На его счастье лаборатория не особо его и искала: кроме необычной внешности, никаких талантов в нём не выявили. Про свои способности к гипнозу мой друг узнал гораздо позже, но они не были чем-то выдающимся. Его талант с трудом дотягивал до способностей триггеров – искусственных номинаров с зачатками силы.
И вот два года спустя после его перерождения мы встретились. До него я, конечно же, пересекался с номинарами на улицах Нового города, но никогда не общался с ними, а тут сразу умудрился подружиться с одним, пусть и с искусственным. С номинаром, чьи волосы напоминали пламя, а глаза неустанно меняли цвет.
До захода солнца мы бродили по заброшенным зданиям Старого города и собирали, на мой взгляд, всякого рода мусор. Акки снабжал этим «мусором» тамошних торгашей, а те ему платили – так он и жил. Мой новый друг двигался проворно, с некоей кошачьей грацией, в то время как я пару раз свернул бы себе шею, если бы не он.
Через неделю после нашей первой встречи я уже выполнял вместе с ним поручения от подвыпившего куратора наёмников в занюханном баре, где колонки работали на последнем издыхании, а от самого мужчины несло чем-то кислым и едким.
Спустя два или три месяца я стал столь же проворно лазить по забытым богами местам и почти не уступал Акки в ловкости. И тогда он познакомил меня с феноменально рослым даже для номинара куратором наёмников по имени Рэк. Именно он научил меня тонкостям общения с его расой: как не задавать с ходу недопустимо бестактные вопросы про возраст и семью. Благодаря его советам мне удалось завести немало приятельских отношений с бессмертными. В отличие от обычных людей, я не просил их продемонстрировать свои способности и не интересовался возрастом.
Вопрос о прожитых годах и среди людей-то считается бестактным, что уж говорить о номинарах, переживших Последнюю войну.
Вот примерно так мы оба и стали малолетними наёмниками. С возрастом Акки сделался куда более скрытным и уже никому не открывал историю своего происхождения. Он и ID каким-то образом сумел переписать на «истинного». Теперь же, спустя более чем десять лет, мы оба превратились в профессионалов и больше не шастали по помойкам.
Акки стал моим первым настоящим другом, в смысле живым, а не выдуманным. До него компанию мне составляли книги и воображение.
Пробуждение– Просыпайся, милый. – Надо мной нависла Мойра, чьи мягкие волосы цвета затемнённого графена слегка касались моего лица.
Кресло за её плечом пустовало. Акки ушёл, а я уснул и сказать, сколько точно проспал, без встроенных ИИ-часов не мог.
Лицо Мойры неожиданно стало ближе, и меня накрыло ароматом ментола и цитрусовых – её любимые духи. Когда я проходил мимо оранжереи с апельсинами, передо мной всегда возникал её образ: лёгкий, свежий и летний.
Мне почудилось, что она немного хмурится и чем-то недовольна. Но наваждение вмиг спало, когда она поцеловала меня. Я ощутил горьковатый вкус кофе и сладкий – миндаля. Поцелуй длился недолго, но для меня он застыл в вечности.
– Милый, мне пора бежать. Босс требует самолично закупить ему новые генераторы из-за сбоя. А ты, если у тебя нет заданий на сегодня, оставайся. Я вернусь через пару часов.
Прежде чем я успел вспомнить о данном Акки обещании остаться у него на ночь, она игриво подмигнула, нежно коснулась моей щеки на прощание и скрылась за переливающейся шторой. Видимо, запланированному с утра романтическому ужину сегодня не суждено состояться.
В моём распоряжении был весь день, и я решил дождаться Мойру, чтобы пойти вместе с ней домой, а там уже рассказать о просьбе Акки и направиться прямиком к нему.
Пока мои мысли занимали насущные проблемы, я вышел из кабины и тут же поймал входящий вызов через ИИ от Рэка. У него было специальное задание, отказаться от которого значило бы прослыть идиотом, впрочем, заказчик требовал именно меня. Неизвестный богач обещал заплатить просто неприличную сумму кре́дитов за его сопровождение. Среди наёмников моё имя стояло не на последнем месте, но вот гонорар заставлял задуматься: а нет ли здесь подвоха, соразмерного плате?
Путь лежал в пафосный центр Нового города.
На выходе из бара я вспомнил о Мойре и пообещал себе убрать скопившийся посреди нашей квартиры хлам сразу по возвращению – в знак моей признательности и извинений. Солнце нещадно слепило, отражаясь от прибрежных волн вдали, но тёплый бриз подгонял в спину, и я счёл это хорошим знаком.
Глава 2. Судьба
Скоростной вагон на магнитной ленте – будто хромированная гусеница – уносил меня всё дальше вглубь Нового города. Машина неслась с невероятной скоростью. Пейзаж за окном виделся подобием акварельного рисунка, на который нечаянно пролили стакан воды, а затем поспешно попытались исправить ситуацию сухой тряпкой – картинка смазалась, и в ней едва угадывалась первоначальная задумка мастера. Единственное, что можно было различить, это огромные обсидиановые здания, медленно и величественно проплывающие за окном гусеницы. Этакие мрачные непроснувшиеся великаны, заслонившие своими спинами большую часть небосвода.
По мере приближения к тому или иному гигалиту на нём ярким фейерверком вспыхивала реклама. Вокруг ближайшего гигалита – Окерро – носились кометы, а между ними мелькали логотипы ресторанов и известнейших рецепторов – дегустаторов, пробующих различные блюда с открытым доступом к ID и нервной системе. Благодаря внушительному денежному счёту и строению вкусовых рецепторов эти дегустаторы ходили от одного заведения к другому и пробовали всевозможные блюда с подключёнными к их интегрированному интеллекту наблюдателями. Беднее они от этого не становились, сколько бы ни съели: наблюдатели с остервенелой горячностью готовы платить за то или иное блюдо, чтобы попробовать его не двигаясь с места и не набирая лишних калорий. Именно по этой причине самыми популярными являлись номинары-рецепторы, способные позволить себе есть сразу за троих человек.
Я пробовал себя в этом деле пару раз, но в конечном счёте оказывался той или иной стороной перед унитазом. Запросы в выборе блюд для новичков велись исключительно по принципу «сможет или нет». Были и такие рецепторы, которые на спор ели всевозможную дрянь, но я к ним не относился.
Однако Оккеро в первую очередь славился не эксклюзивными ресторанами, а искусственной обсерваторией, расположенной на последнем этаже, как Акватория в Исаи.
За пару секунд до прибытия на нужную станцию ИИ напомнил об остановке. Я всё чаще ловил себя на мысли, что со временем становится практически невозможно отделить, где твоё собственное сознание, а где интегрированный интеллект.
Едва ступив на платформу, я связался с Рэком:
– Я на месте.
В голове тут же раздался спокойный низкий голос – такой, каким я его помнил:
– Клиент не выходил из заведения. Координаты не изменились. Разберись, что с ним случилось. И будь, мать твою, осторожен.
Рэк был достаточно сдержанным номинаром, но в своей уравновешенной речи порой использовал на удивление грубые выражения. Их я старался пропускать мимо ушей, особенно если они лились словно из прорванной сточной трубы Старого города. Но некоторые ругательства я всё же перенял и порой сквернословил за двоих, что, конечно, не устраивало Мойру.
– Как он связался с тобой? – Вопрос был крайне логичным, ведь сигнал ИИ блокировался в стенах Дума.
– Мне пришло письмо.
О да, бумажные носители стали самыми надёжными хранителями информации, если она в первую очередь не должна быть раскрыта посторонними.
– Письмо? А кто передал?
– Кува-Младший.
Младшему уже было далеко за семьдесят, и он пережил своего отца давным-давно, но кличка за ним плотно закрепилась, в отличие от неудачного парика, скрывающего лысину.
– Почему клиенту попросту не обратиться к персоналу?
– Не знаю. За этим ты и здесь. – Друг, наставник и по совместительству работодатель напомнил мне, что лишними вопросами дело не ускоришь. – Главное, встреться с ним и проводи, куда ему там вздумалось. Понял?
– Понял. За такие деньги я его к любому Проклятому провожу и с улыбкой прогуляюсь по падшим мирам.
– Отлично. Прекращай болтать и шевелись давай. – Последняя фраза Рэка прозвучала сердечной просьбой, а не приказом.
Мне было велено торопиться, и я побежал сквозь толпу, стараясь никого не задеть.
Новый город, а особенно его центральный район, всегда был весьма демократичным в выборе одежды. Здесь современные дизайнеры превращали жителей в моделей, сошедших с конвейера по штамповке людей с идеальной внешностью и вкусом.
С нейробраслетом одежду можно с лёгкостью менять на ходу: перекраивать фасон, перекрашивать цвет, убирать или добавлять аксессуары. Всё это возможно благодаря нейросенситивной ткани – прямому аналогу тех же частиц, из которых состоит внутреннее убранство жилища. Эту же форму одежды использовал и я, когда находился на заданиях в центральных районах Нового города, где в приличное место не пускали без трёх модных элементов сезона и облагороженного кредитами ID.
Я пронёсся мимо парня, одетого в чёрно-изумрудный шервани с золотыми металлическими вставками в виде рыбьей чешуи на предплечьях и спине. Другой прохожий был окутан до колен чёрным туманом в прямом смысле этого слова: рассеянные нейросенситивные частицы носились вокруг него, создавая иллюзию вихря при ходьбе.
Я никогда не шествовал в стройных рядах горделивых модников, считая это бессмысленной тратой денег и времени. Мода менялась с неимоверной скоростью. Пока ты нёсся по монорельсу гусеницы с одной станции на другую, вокруг тебя мог развернуться целый маскарад.
Забавно наблюдать за пассажирами, вошедшими в вагон и обнаружившими свои фиолетовые декоративные плащи – последнее веяние моды – вдруг уступившими первенство тёмно-синим атласным накидкам. Одни поспешно мимикрировали, сливаясь с более расторопными ценителями искусства, другие же делали безразличный вид. Кто-то мог и вскинуть бровь, изображая удивление, смешанное с пренебрежительным сочувствием. Но едва этот благодетель лицемерия выходил на платформу и терялся в толпе, то лихо перекраивал свой наряд.
На нижнем ярусе нейрочастицы под ногами понесли меня прямо к одному из выходов на площадь. В закрытом пешеходном тоннеле свет исходил от флюр, прикреплённых к высоким сводчатым потолкам. Порой я представлял себя заплутавшим искателем приключений в мрачном подземелье, которое невозможно покинуть, если не следовать за золотистым мерцанием светлячков, лениво парящих под каменными сводами.
«Волшебный» тоннель вывел на подвесную улицу, где на одной из сторон огромной пятиугольной площади среди ресторанов и кафе разместился, может быть, самый скромный вход в известнейшее заведение Нового города – Дум. Название ему дали в честь древнего города, в переводе на современный язык оно означало «судьба». Но Элиен не прекращал травить байки, мол, это он дал имя гигалиту, и значение у него совершенно иное, а вот какое – не говорил. В этом вообще весь Элиен – распалять интерес, а затем отмалчиваться. Из его загадочности можно было кинетическое поле соткать.
Неимоверных размеров гигалит возвышался, заслоняя чуть ли не весь небосвод. На нём не пестрела реклама ИИ, да и вообще ничего не выделялось на гладкой лощёной облицовке. Это было одно из тех заведений, куда пускали строго по дресс-коду.
На моё счастье привести себя в подобающий высшему свету образ не составило ни малейшего труда: на правом запястье я ещё утром закрепил нейробраслет графитового оттенка. Осталось отдать приказ через ИИ – и не понадобится никакая фея-крёстная или подпольная организация домовых эльфов, чтобы уже через минуту преобразиться из грязного оборванца в желанного гостя любого заведения Нового города. Правда, в некоторые места пускали исключительно в костюмах из натуральной и редкой ткани, такой как лён или хлопок, и разумеется, без нейробраслетов.
Понаблюдав за теми, кого впускает секьюрити, я примерно составил образ нового костюма в чёрно-малахитовых тонах с золотыми вставками.
Невидимые глазу портные с рвением принялись за работу и сшили для начала не то пиджак, не то искромсанный блендером водолазный свитер, напоминавший крылья летучей мыши, плотно обёрнутые вокруг талии. Руки начали окутывать размножившиеся в геометрической прогрессии нейросенситивные частицы, моментально застывшие в виде золотисто-изумрудной драконьей чешуи. Она переливалась всеми мыслимыми оттенками, стоило свету упасть на неё. Брюки дополнили изорванный верх, а неудобные на вид высокие позолоченные сапоги на самом деле оказались комфортнее тапочек, которые Рэк заставлял надевать у себя в жилой части дома, едва ли не с угрозами в мой и Акки адрес.
Образ был почти готов. Крошечные швеи шустро переквалифицировались в визажистов и раскрасили мои скулы и лоб в бледное золото. В таком виде не стыдно заявиться и на приём к Совету. Между прочим, каждый такой фасон стоил немалых денег и приобрести его можно было исключительно у высококвалифицированного ИИ-дизайнера, но мне сии привилегии достались бесплатно, хоть и нелегально, от Элиена.
Вход загораживал высокий – чрезмерно элегантно одетый для охранника – мужчина едва ли старше средних лет. Он мнился изваянием из благородного камня, привратником в иной, сокрытый от людских взоров мир. Аура таинственности окутывала его плотной пеленой. На мою удачу мне ни разу не пришлось попасть ему под горячую руку, но довелось лицезреть эффектную драку секьюрити с тремя пьяными номинарами. Скажем так, каждый из них получил по заслугам, ибо такого обилия крепких выражений в адрес одного человека я не слышал ни разу за всю свою жизнь. Охранник заведения раскидал тех придурков, будто шар для боулинга: нежеланные гости разлетелись кеглями, нелепо сталкиваясь и роняя друг друга на вылизанную до блеска мостовую. И, смею заметить, всё это секьюрити проделал одной левой, но не в угоду зрелищности, а из-за полного отсутствия правой руки.
Я подозревал, что он может быть номинаром, скорее всего искусственным, но его ID для меня всегда скрыт и остаётся лишь гадать.
Прежде чем подойти к секьюрити, перегородившему вход, я оценивающе оглядел свой образ в полированном отражении здания. Небольшая очередь быстро растворилась в величественных дверях гигалита.
Я нацепил самую обворожительную улыбку и тут же снял её.
– Можно пройти? – самым вежливым тоном поинтересовался я.
– А разве нельзя? – столь же вежливо парировал охранник.
Его пронзительно синие глаза будто изучали не мой вычурный костюм, а душу. Если он и собирал информацию с моего ID, то ничего компрометирующего найти просто не мог: Элиен самолично мне его чистил каждый конец месяца.
– Мэло, ты сегодня пришёл по делам, – заметил секьюрити не без интереса.
Мне понадобилось меньше секунды, чтобы подобрать лучший ответ:
– Да.
Врать не имело смысла, сказать наверняка, что он не номинар с телепатическими способностями, было нельзя. Мы с ним не раз встречались, но наши беседы никогда не заходили дальше приветствия.
Усилием воли я постарался заглушить мысли об оружии, спрятанном в складках мудрёного костюма. Использовать его внутри Дума в мои планы не входило. Оно у меня вообще имелось исключительно в целях самозащиты, но из-за него меня могли с лёгкостью не пустить и вызвать Стражу для беседы. Такой тесной, что даже нет смысла прятать пистолет в заднице.